Но продолжим, продолжим наше повествование о праведном Сыне Громовом.
Глава 26
Чудесное исцеление колченогого и немой
Едва скрылось солнце и землю окутал вечерний сумрак, за которым с окрестных холмов уже наползала тьма ночи, когда двери всех добрых и недобрых хозяев заперты на запоры, а из рощ на промысел выходят бесы, демоны, чумазые разбойники и прелюбодеи, Иоанн остановился у бедной, покосившейся от старости унылой лачуги. Наученный горьким опытом, он понимал: в богатом доме ночью дверь не откроют и странника не пустят. Примут за ночного лиходея, собаку натравят или суковатой палкой вдоль спины огреют. А бедняк, он — добр. Добр — пока не накопит казны, пока не источит ему душу мирское богатство.
Праведный огляделся. Бедняцкое жилье. Пустой, без колодца и ворот, двор. Вокруг дома разбросано много камней. Под окнами пустая корзина для сухого навоза. Прежде чем постучать, Иоанн поднял лицо к небу. В сумраке ночи черными стрелами носились летучие мыши. Звезды между облаков светят. Слышно, как ровно дышит осел в пристройке к дому.
Иоанн постучал в дверь.
Никто не ответил. «Хозяин предается молитве, а я его тревожу», — обеспокоился праведник и хотел было пойти поискать другого прибежища, но услышал за дверью шаги. Хриплый голос недружелюбно спросил из-за двери:
— Кого тут бес принес?
— Странник сирый. Пусти, хозяин, отдохнуть в доме, сделай милость. Ибо солнце зашло, и тьма на дворе.
— А может, это вор или блудодей пожаловал, а не странник сирый.
— Ну хоть воды испить поднесите, чтобы я дальше пошел. Может, кто другой и переночевать пустит.
— А веры ты какой будешь, странник?
«Вот как! — подумал он. — Похоже, чужеверца здесь не приветят. Видать, попал я к эллинам иль иудеям».
— Пустите во имя Христа, — попросил он, совсем изнемогая от усталости и жажды.
— А чем докажешь, что ты христианин? Назови имя Бога христианского.
— Во имя Иисуса Христа, Господа нашего, откройте.
Слышно было, как за дверью зашептались. Потом хриплый голос прокаркал:
— Уйди, демон! Не прельщай!
Иоанн привык поститься и мог подолгу оставаться без еды, но сильно мучила жажда. Дневной зной иссушил горло, и он страдал без глотка воды, и от этого усиливалась усталость всего его старого организма. Но делать нечего, кто-то принял его за демона, и, тяжело опираясь на посох, старец побрел к другому дому.
Там история повторилась. У него снова спросили, какой он веры, и, узнав, что странник верует в распятого Галилеянина, погнали пуще прежних хозяев. У третьего дома опять спросили о вере. Видно, опыт ничему не научил мудрого Иоанна, и на вопрос из-за дверей: кто ты, странник? — он опять назвался христианином.
Дом был такой же бедный, как и тот, в котором ему только что отказали в приюте. Такая же куча камней у входа, такая же корзина для сухого навоза под окнами и такой же вопрос: какой ты веры, чужестранец? На что Иоанн ответил:
— Я раб Господа моего, Иисуса Христа, единого Бога всех, и имя мое христианин.
— Знаю, знаю, лукавый чужестранец, ты пришел обратить нас в твою нечестивую веру. Лучше оставь своего Христа и поклонись нашим богам перед тем, как уберешься отсюда. Ты разве не знаешь, что в селение приехал посланец кесаря трибун Антоний Марцелл с отрядом и будет завтра выворачивать суставы, дробить твоим христианам кости, рубить головы мечами. Беги восвояси, старый. Ночь тебя покроет, если на дозор не наткнешься… А лучше забудь своего Галилеянина и склонись к нашим богам.
— И на том спасибо, добрый человек, что жалеешь странника… Дай мне только глоток воды, и я уйду от твоего дома бесследно. И пусть тебя охраняют твои каменные идолы, если Бог-спаситель, рожденный от истинного невидимого живого Бога, тебе чужд и непонятен.
Дверь дома открылась, и огромный, лохматый, не старый еще мужик-верзила с завязанным темной повязкой глазом — с виду лесной разбойник — поднес Иоанну глиняный кувшин с водой, сунул в суму хлеба и сушеную рыбу и погнал с крыльца.
— Иди, старый, к своим христианам. Я видел, как они тебе дверь не открыли. Затаились. Смерти боятся. А старому Гаю никакие боги не нужны. Он свое прожил. А ты, видно, еще жить хочешь, еду есть хочешь, цепляешься. Небось и от винца не откажешься… А ведь пожил, поди, больше моего. Зачем тебе жизнь, старик?
Иоанн, закатив глаза и откинув назад голову, жадно, захлебываясь, пил из кувшина, получая от воды великую радость, какую уже давно не получал в своей жизни. Пил и слушал, что говорит хозяин. А тот смотрел, смотрел, как гость долго и ладно пьет, и вдруг говорит:
— А постой-ка, постой… На беса ты не похож. Лицо у тебя, вижу, хорошее, и нет суеты в тебе, хотя смерть твоя рядом ходит. Видно, тоже не боишься ее, как и я. Ладно, кто ты ни есть, заходи в дом. Передохни. А на рассвете уйдешь. Авось пронесет. У меня тут еще двое сирых прячутся. Пришли исцеляться… Идолы не исцелили, теперь на христиан надежда. Если всех завтра не перебьют, может, какой и окрестит божьей водицей. А ты как думаешь, странник, можно исправить калеку, если уродился с изъяном? Кто выпрямит кривого?
— Все в руке Божьей. Пусть славят Святую троицу — все и выйдет по-ихнему. А тебе, человек, спасибо, что напоил меня. Вкусная у вас вода.
— Христианин колодец копал, — сказал хозяин. — Говорил, Бог благословил ту воду. Крестная вода, говорил. Живая. Для крещения. Многие крестились той водой. Завтра римлянин будет колодец рушить. Христианских детей у тех, кто от вашего Бога не отречется, туда сбрасывать будут.
— О, слепые умом! Видя, не видите, слыша, не слышите, — покачал головой ночной гость.
— А скажи, поможет твой Бог этим сирым? — показывая на ютившихся в углу искавших исцеления колченого и немую женщину, снова спросил хозяин.
Двое жалкого вида странников жались к стене, с испугом глядя на Иоанна. Колченогий сидел на полу, прислонившись к стене, и имел при одной здоровой ноге другую — кривую, согнутую, как корявый сук, и не в силах был ее распрямить. Странница же была порчена немотой и могла вещать только «бе» и «ме».
— По вере им и воздастся, — устало сказал Иоанн.
— Но, а все же, — не унимался хозяин. — Яви нам силу своего Бога.
— Что с ними?
— Колченогий вот ногу спрямить не может, а молодица — та порчена немотой. Не иначе бесовы проделки… Помоги сирым, старче. Попроси Бога своего за них. Побеспокой своего Распятого.
— Брысь ты, — стукнул в пол посохом Иоанн на хозяина. — Не богохульствуй, язычник. Не поминай имя Господа всуе. — И, смягчившись, обратился к колченогому страннику: — А ну, дядюшка, пройди-ка, — попросил он колченогого.
