за ноги, Сайкин — за проступающие плечи, при жизни этот Бабиц весил килограммов восемьдесят, а сейчас не больше пятнадцати. Должен был. Но мне показалось, что моя половина весила прилично, почти всю пятнашку.
— Потяжелел? — Сайкин это тоже заметил. — Надо было его взвесить наверху, любая аномалия — это опасность.
— Поднимаем обратно?
— Жду твоих распоряжений, товарищ полковник.
— Тогда кладём эту аномалию вон туда, и сваливаем, — распорядился я. — Ну нафиг эти приключения, что-то я здесь себя неуютно чувствую.
И почувствовал ещё неуютнее. Камень на шнурке, спрятанный под скафандром, дёрнулся, словно что-то потянуло его к себе. Прожекторы старались охватить всю площадь дна колодца, но примерно в четверти круга от нас была ниша, куда лучи не попадали. Свет от налобного фонаря скользнул по стене, на первый взгляд в углублении было пусто.
— Проверьте вон там, а я пока ещё осмотрюсь, — приказал Сайкину.
Не то чтобы было что осматривать, я банально испугался. Это Соболев был героем, а Дима Куприн — обычным средним медицинским персоналом, хотя в последнее время я даже мысленно себя называл Николаем. Но смелости от этого не прибавилось.
Сайкин кивнул, типичной лунной походкой, не такой, как у Майкла Джексона, а с учётом слабой гравитации — каждый раз сильно наклоняясь вперёд, направился к нише. Автомат он держал нацеленным в темноту, словно ожидая, что оттуда кто-то выпрыгнет. Я тоже этого ждал, кристалл не просто так возбудился, наверное, почуял своего. Целиться в сторону ниши значило направить ствол прямо Сайкину в спину, поэтому я сместился вбок на несколько метров, фактически делая тот же путь, только по кругу.
В метре от затемнённой области рука майора вздрогнула, словно он собирался выстрелить, но сдержался. Потом он поправил фонарь на лбу, направляя луч вглубь ниши, и тут же отступил на два шага, для этого ему пришлось сильно отклониться назад, свет фонаря скользнул вверх, к шлюзовой площадке, где стояла Варя Урсляк, внимательно за нами наблюдая.
— Там кто-то есть, — Сайкин не рассчитал угла падения и приземлился на задницу, — кто-то лежит.
(42). Сторона 2. 16 июня, вторник
(42). Сторона 2. 16 июня, вторник.
— Войцех Бжезецкий, — я вывел на экран изображение пропавшего исследователя. — Странно, да? И вы хотите, чтобы мы спокойно тут работали?
В отличие от Михая Бабица, Бжезецкий отлично сохранился. И скафандр его тоже — только направив на шлем сильный пучок света, удалось разглядеть и сфотографировать не тронутое разложением лицо. Глаза у Бжезецкого были закрыты, на щеках угадывался румянец, оставалось только разбудить мужчину и спросить, где он шлялся все эти два года. Но героев среди нас не нашлось, наоборот, мы после фотосессии поднялись наверх, законопатились внутри станции и поставили камеры, направленные вниз.
Там, на дне, лежали два тела, одно завёрнутое в чёрный полиэтилен, а другое в лунном скафандре. Выглядело это жутко, иногда изображение дёргалось, и казалось, что мертвецы двигаются.
— Николай Павлович, не ожидала от вас паники, — Ланская висела перед камерой, или это монтаж был такой специальный, или она действительно задержалась в космосе. — Звание полковника вы получили по заслугам, но, некоторым образом, авансом, постарайтесь его оправдать. Как продвигаются дела с поиском кристаллов?
Дела продвигались никак. Блестящий предмет, который заметил Сайкин, оказался нательной видеокамерой, и в ней даже что-то было записано, только прочитать это компьютер не мог, и передать специалистам — тоже. Из нескольких гигабайтов данных по кабелю передавался только один символ — амперсанд, то есть камера показывала, что у неё много чего есть, но не отдавала. С ней бились и Фёдор, и Варя, и даже Нестерова пробовала что-то такое сделать между приступами, но безуспешно.
— Выдвигаемся через три часа, — сказал я. — Если не будет накладок, второй вездеход так и не починили. И хорошо, если бы кто-то прилетел, привёз деталь, а заодно забрал камеру.
— Так и поступим, — Ланская неудачно взмахнула рукой, и её отнесло к переборке. Пришлось ждать, пока она вернётся. — Врачи говорят, что у Нестеровой типичная болезнь колониста из-за низкой гравитации, симптомы обычно проходят за неделю-две, мозг, по их словам, отказывается верить, что на твёрдой поверхности может быть другое тяготение. Если она стабилизируется, то вопрос отпадёт сам собой. Нет — в команде спасателей, которая к вам направляется, есть медик, он её осмотрит и при необходимости обеспечит эвакуацию. Договорились?
Я кивнул.
— Через два дня спустится автоматический модуль с «Луны-2» и доставит груз — дополнительное оборудование для расшифровки, запчасть для вездехода и снаряжение для прибывающей группы. Раньше не получится, склад с запчастями находится в двух тысячах километров от вас, придётся действовать через орбиту. Не откладывайте с поисками, товарищ Соболев. По имеющейся у нас информации, через несколько дней в этом районе появятся американцы, и тогда задача сильно усложнится.
На самом деле я ничего искать не собирался. Два трупа внизу, камера с непонятной записью и больная Нестерова, которая теперь больше времени проводила без сознания, чем в здравом рассудке — в голове вертелась шальная мысль захватить челнок, погрузиться туда всем коллективом, и свалить. Но предстоящая потеря связи меня с самим собой удерживала на Луне.
— Товарищ майор, остаётесь за старшего, — я перехватил Сайкина в переходе между столовой и оранжереей. — Как чуйка, не щекочет?
— Нет, пока спокойно, — ответил десантник-гэбист. — Кого берёте с собой?
— Фёдора. Варя пусть связью займётся.
Прозвучало двусмысленно, но я и вправду подумал, что этой парочке лучше остаться на станции практически вдвоём — должна у людей быть личная жизнь хотя бы на несколько часов, а то обстановка нервозная, и вообще, мало ли что завтра случится, а не все гештальты закрыты, как говорит наш психотерапевт Медведчук, накачиваясь виски в пятницу вечером.
Неисправный вездеход всё так же лежал на боку в ангаре, а исправный — стоял рядом. Мирный атом где-то внизу потихоньку распадался, основная батарея была заряжена на сто процентов, а это значило минимум две недели автономного драйва по Луне. Так Фёдор сказал, глядя чуть в сторону.
— По окрестностям покатаемся, — успокоил я его. — Данные с беспилотника получили?
— Да, никаких изменений.
— Тогда поехали. Сделаем спираль километров в восемь радиусом, в четыре витка, а потом такую же обратно, может, наткнёмся на что-нибудь.
— Простите, Николай Павлович, — Фёдор тронул вездеход, — мы же оба тела нашли, что теперь ищем?
— Контейнер, Федя, и следы. Нёс что-то важное Бабиц, но непонятно, где оставил, — выдал я заранее приготовленную версию, — думаю, выбрался он из какого-нибудь разлома здесь, возле станции, а внутрь забрался ещё где-то, по дороге груз выронил.
