Чернышков стоял, сложив руки на груди, и слушал, как нарастающий топот десятков пар ног его ребят, людей, многих из которых он сам, лично, подобрал на улице, накормил, согрел, дал крышу над головой и надежду на новую безбедную жизнь, приближается к приемной.
— Напоминаю, территория агентства — суверенная территория, при конфликте, при угрозе жизни сотрудников компании законом разрешено применение оружия на поражение... — механически звучал голос Эрики из динамиков.
Эрика в это время, стоя чуть в стороне, переговаривалась с кем-то по переносной радиостанции, затем отдала приказ:
— Продавайте, прямо сейчас. Да, весь пакет. Ну и что, что семьсот миллионов, пакетом и продавайте. Минут пятнадцать они пойдут вниз, посмотрим, что запоет комиссия по ценным бумагам.
Майкл Дуглас, наблюдая за таким развитием событий, не мог поверить, что эти люди вот так, на глазах у всех, свое сокрушительное поражение превращают в оглушительную победу, да еще и делают просто фантастические деньги. Деньги делают на них, на фэбээровцах!
— Заявления для прессы? Нет, не будет никаких заявлений. Как только станет известно, что Центробанк начнет игру на повышение, сразу же выкупайте весь пакет назад... что... нет, вниз не играть, только сброс, вдруг у Центробанка не окажется таких денег. Тогда я останусь с похудевшим пакетом... ну и что, пусть фондовый рынок рухнет, это не я, это ФБР делает... при чем здесь Великая депрессия... тогда сам играй на понижение, для биржи наступают плохие времена... Нет, только на наличные или векселя... какие векселя? Подойдут векселя Хандкаряна, Баффета и Родригеса... и помаячьте брокеру Хандкаряна и Баффета.
В приемную ворвались Маккормик, Рубинштейн и еще несколько ребят. Те, что помоложе, сразу обступили Шварца и прикрыли собой Эрику, Маккормик, обнажив «ствол» и подняв его дулом вверх на уровне глаз, встал впереди своих парней. Рубин вальяжно, несмотря на то, что запыхался от бега по лестницам, тоже встал впереди.
— Проблемы? — спросил Лев.
— Эти индейцы выкинули из окна Фила, Эллис подтвердит. Но они хотят увести ее с собой, а вот тогда она уже ничего не сможет подтвердить, — сквозь зубы проговорил Алекс.
— Тогда не отдаем девочку?
— Не имеете права!
— Рот закрой, баран! Документики кому показывали?
— Я их не видел.
— Вот документы! Вот значки агентов!
— Типичная липа! Дай-ка сюда!
— Да вы чё, блин, совсем поохренели! Мы — федеральные агенты!
— Да мы таких агентов на... мотали!
— А ну тихо! — Майкл уже понял, что этот раунд он проиграл и что Шварц специально накаляет обстановку, для того чтобы ситуация вышла из-под контроля. Если прольется кровь, вся вина ляжет на ФБР, спишут на непрофессиональные действия агентов. И самое поганое, что ничего сделать нельзя, у долбанной демократической Америки такие вот либеральные законы.
— Тихо! Мы уходим! Девочка ваша нам не нужна, трахайте ее сами. Все, выходим, пошли!
— Президент, что, так и отпустим?
— Пусть идут! Лев, пресса внизу?
— У подъезда.
— Все! Пусть идут!
Родригес вошел в кабинет Шварца, когда там уже все собрались, ожидая его. Алекс поднялся со своего кресла и встретил Родригеса дружеским рукопожатием. Тот прошел на его место и сел во главе стола. Алекс пододвинул кресло от стены и сел рядом.
— Начнем. — Хорхе обвел всех взглядом. — Я вижу, все свои. — За столом сидели и Баффет, и Хандкарян, и Эрика, и еще несколько человек, каждый из которых «стоил» никак не меньше этой троицы.
— «Они» убили Фила. — Эрика с трудом сдержала себя, чтобы вновь, уже в сотый раз за последние два дня, не зарыдать.
— Какая у них версия? — Хорхе поднял руку, достал из кармана глушилку и поставил ее на стол. — Теперь можно.
— Что Фил — советский агент и снял информацию с «Дженерал дайнэмикс» для «БМВ».
— Мне не нужно повторять то, о чем говорят все новостные агентства.
— А это и есть их версия. И еще, они обвинили Алекса в том, что он бывший нацистский преступник.
— И все? А зачем они хотели увезти секретаршу Фила?
— Фил успел ей крикнуть, что он ни в чем не виноват.
— Это так? Фил не проговорился?
— «Они» заглушили внутреннюю запись, поэтому мы пока не знаем, о чем они говорили.
— Запись сохранили?
— Да, конечно.
— Давай сюда. — Хорхе открыл свой дипломат.
— Сейчас принесут. — Алекс пошел к выходу.
— Алекс, почему запись не у тебя в кармане? Ты понимаешь, какая это улика?
— Там просто шум...
— Ладно. Мы попробуем понять, что скрывается за этим шумом. Когда похороны?
— Мы тебя ждали.
— Понял. Что с его семьей?
— Трое детей, жена-домохозяйка. Я обо всем распорядился...
— Я знаю. Охрану поставили? Дети учатся? Кто доставляет продукты? Что думает местная мафия и копы? Кто чинит водопровод? Кто приносит почту?
— Там Маккормик, он все сделает как надо.
— Стало быть, похороны завтра? Дальше. Про биржевой кризис уже поговорили до меня?
— Да.
— Кстати, Эрика, спасибо тебе, ты среагировала, как боксер. Всех одним ударом в нокаут. Я не ждал, что векселя международного афериста Хорхе Родригеса так востребованы на нью-йоркской фондовой бирже. — В глазах Родригеса мелькнула озорная искра. — Только не рано ли мы Америку рушим?
— Устоит, — задумчиво произнес Хандкарян.
— Самвел, ну а ты, старый лис, сколько денег сделал?
— Если бы не Эрика, все бы потерял. И Баффет также.
— Вам-то она маякнула, а мне, старому больному человеку, пришлось самому выгребаться, — дребезжащим голосом произнес Самуил Шнеерсон, один из наиболее мощных финансовых тузов, перед которым даже хитромудрый Хан всегда готов снять шляпу. — Ты, девочка, в следующий раз, когда надумаешь перебить все горшки в этой лавке, заранее подскажи мне, старому еврею, а то у меня уже не те годы, бегать за вами наперегонки.
— У меня, Шмуль, не было времени на размышления, я и так все делала над неостывшим телом своего друга...
— Прости меня, дочка... не подумав, сказал.
— Подытожим? Значит, так. Эрика скинула все свои пакеты и взяла наши векселя. Теперь ее пакет стоит около миллиарда. Когда векселя кончились, а цены на них продолжали расти, я сунул на торги еще на два арбуза векселей, и рынок их проглотил! Более того, на рынке ждут еще наших векселей. Настало время накачать рынок бумагой, перевести деньги в золото и европейские бумага, и давать деру — доллар этого не вынесет. Мои аналитики прогнозируют его падение на тридцать семь-тридцать восемь с четвертью процентов.
— Сорок, как минимум, — ворчливо произнес Хан.
— А максимум?
— До пятидесяти.
— То есть вслед за нашими деньгами в Европу, СНГ и в Южную Америку пойдут и деньги американских промышленников. Чем ответим?
