Григорьевич? — спросил водитель.
— Ваня! — Самохвалов удивлённо нахмурился.
— Простите! Это я за вас беспокоюсь. Сейчас схожу.
Ваня вылез из машины и быстро пошёл во двор дома.
Валентин Григорьевич, покрутив ручку, опустил стекло задней двери. Откинулся на сиденье, наслаждаясь теплым ветерком. Здесь, в стороне от проспекта воздух был свеж. В нём чувствовался запах цветущих лип и нагретого солнцем асфальта.
Самохвалов потянулся и, с усилием вращая ручку, опустил второе стекло.
Говорят, в заграничных машинах давно уже есть специальные кнопочки! Нажал на неё — и стекло ползёт вниз при помощи маленького моторчика. Нажал ещё раз — закрывается. Но то заграница! Там культура, цивилизация. Там всё для людей. А у нас только танки умеют делать!
Разумеется, эти крамольные мысли Самохвалов никому не высказывал. Да он и набрался-то их от своих знакомых. А сам за границей пока не бывал — не доводилось. Ну, ничего! Он ещё молод, всё у него впереди!
А хорошо было бы, если б жена сейчас подошла к нему! Спросила бы, что он тут делает. Вот тогда Валентин Григорьевич с наслаждением высказал бы ей всё, что думает про неё, про её дурацкую слежку и драгоценного папашу.
Но — не подойдёт. Не осмелится! Ушло то время!
Валентин Григорьевич открыл глаза и вздрогнул. Возле «Волги» стояли двое мальчишек и нахально разглядывали его через открытое окно.
— А ну, пошли прочь! — прикрикнул на них Валентин Григорьевич. — Школу прогуливаете? Вот я вас!
Мальчишки сорвались с места и бегом нырнули во двор.
Какая школа, июль на дворе, одёрнул себя Самохвалов. Совсем заработался, мысли путаются. Надо, надо отдохнуть! Попариться в баньке, вдоволь потискать тёплую послушную Жанну. Посидеть с удочкой на берегу озера, а утром, на туманной зорьке — пострелять влёт осторожных уток!
Валентин Григорьевич перегнулся через переднее сиденье и повернул салонное зеркальце. Белые «Жигули» по-прежнему стояли позади «Волги». Самохвалов усмехнулся. Сейчас, дорогая, тебя удар хватит!
Из двора вышли Жанна и Ванька. Жанна шла впереди. Чёрные волосы свободно распущены по плечам, подол лёгкого летнего платья вьётся вокруг загорелых ног.
Сзади Ванька тащил сумку с её вещами.
Ванька поставил сумку в огромный багажник «Волги» и открыл для Жанны заднюю дверцу. Девушка скользнула на сиденье и гибким движением прижалась к Самохвалову.
— А почему сам не зашёл, Валик? — игриво спросила она. — Я приготовила для тебя сюрприз, а ты прислал своего водителя. Представляешь, если бы сюрприз достался ему?
Валентин Григорьевич увидел, как напряглась шея Ваньки. В этом была вся Жанна — одной фразой она могла заставить мужика растеряться, а сама при этом невинно хлопала глазами, изображая полную дуру. За это Валентин Григорьевич и любил её.
— Тогда бы я убил вас обоих! — нахмурившись, сказал он. — Из ревности, как Отелло.
Жанна радостно засмеялась и снова прижалась к нему.
— Поехали, Ваня! — ухмыльнулся Самохвалов, щекоча усами розовое ушко Жанны.
— Куда, Валентин Григорьевич?
— К Жмыхину, на базу. Отдыхать будем! Ты ружьё-то моё забрал из ремонта?
— Простите, Валентин Григорьевич! — ответил Иван, поворачивая зеркало обратно. — Мастер не успел. Сказал, ещё два-три дня надо.
— Вот чёрт! — выругался Самохвалов.
— Не ругайся, Валик! Тебе это не идёт.
Жанна чмокнула его в щёку.
— Ладно!
Самохвалов махнул рукой.
— Одолжу ружьишко у Жмыхина. Не откажет по старой дружбе. Поехали, Ваня!
«Волга» мягко тронулась с места. Белые «Жигули» остались стоять возле тротуара.
Черёмуховка. Дом егеря. Поздний вечер
Теперь я вспомнил эту женщину. Точно! Такое же испуганное выражение лица было у неё, когда её муж усиленно грёб, удирая от меня к острову. Интересно, зачем она явилась среди ночи?
Я не стал долго раздумывать, а прямо так и спросил.
В ответ женщина разрыдалась.
Слёзы текли по её щекам, оставляя тёмные дорожки поплывшей туши. Рот некрасиво кривился.
— Он сейчас там… С ней.
Не знаю, бывают ли на свете мужчины, которые не теряются при виде плачущей женщины. Я не из них, это уж точно.
Постояв несколько секунд в растерянности, я развернулся и пошёл в дом за водой. Как оказалось, это было правильное решение. Потому что женщина пошла за мной.
Я налил в стакан тёплой воды из чайника и протянул ей.
— Выпейте. И успокойтесь, пожалуйста.
В ответ, она разрыдалась ещё сильнее. Видимо, на улице сдерживалась, опасаясь случайных прохожих. А сейчас её отпустило.
Стакан дрожал в тонких пальцах, украшенных одним-единственным золотым кольцом. Обручальным. Вода выплескивалось на пол, золото кольца постукивало по стеклу. Но женщина всё же сделала несколько глотков и судорожно вздохнула.
— Чаю хотите? — спросил я.
Она кивнула и принялась размазывать по щекам слёзы вместе с тушью. Затем спохватилась и достала из кармана носовой платок.
— У вас есть зеркало?
Я кивнул в сторону умывальника.
Пока женщина приводила себя в порядок, я подогрел чайник и заварил чай. Рассудив, что пить чай одна она постесняется, поставил на стол две чашки. Достал вазочку с сухарями и конфетами.
Со стороны мы могли бы показаться семейной парой, которая мирно чаёвничала за столом. Эта мысль заставила меня встать и тщательно задёрнуть занавески. Не хватало ещё, чтобы кто-нибудь с улицы нас увидел. Хватит с меня случайных встреч и неожиданных происшествий.
— Так что у вас случилось? Расскажите, — предложил я, когда женщина сделала несколько глотков чая и потянулась за сухарём.
Её рука дрогнула.
— Не знаю, должна ли я была приезжать, — всхлипнула она.
— Не должны, — согласился я. — Но приехали.
— Мой муж сейчас там, — она стиснула сухарь, словно хотела раскрошить его. — Со своей секретаршей.
— Откуда вы знаете?
Не сумев раскрошить сухарь, женщина опустила его в горячий чай. Прямо вместе с пальцами, украшенными аккуратным маникюром.
— Обожжётесь, — заметил я.
— Ай!
Она отдёрнула руку и принялась дуть на пальцы. На глазах снова выступили слёзы.
Видимо, это оказалось последней каплей. Подув на пальцы, женщина решительно вытерла слёзы и приступила к делу.
— Мой муж — крупный партийный работник! — веско сказала она.
Потом поглядела на меня и поправилась:
— Ну, не очень крупный. Пока. Но он на хорошем счету. Он работает…
Она снова осеклась.
— Это неважно.
Ложечкой она выловила из чая остатки размокшего сухаря и отправила их в рот.
— Чего вы от меня хотите? — прямо спросил я.
—
