Увы. Запретов для этой девочки не существовало. Словам взрослых о том, что когда-нибудь её поступки могут привести к необратимым последствиям, она попросту не верила. И однажды это случилось. Не справившись с одним из сложных заклинаний, девочка погибла. Тело её жило, но разум умер.
— Как и мой, — пробормотал я. — С Костей Барятинским произошло то же самое…
— Именно, — императрица кивнула. Очевидно, так же, как император, она знала, кто я. — Это было, когда малышка находилась в пансионе. Его управляющая срочно вызвала Марию Петровну, та в слезах бросилась ко мне. И я, разумеется, не смогла отказать. Я провела необходимый ритуал.
— Попытавшись скрыть этот факт от меня, — пожурил император.
— Речь шла о жизни ребёнка! — вскинулась императрица. — О моей крестнице! Дочери Марии Петровны, которая всю себя посвящала нашему с вами сыну. Отчего и вынуждена была поместить в пансион родную дочь!
— Я не осуждаю ваш поступок, ваше величество. Я и тогда вас не осуждал.
— Да, я помню. Благодарю. — Императрица повернулась к Витману. — О том, что я провела ритуал, и в теле малышки Кристины живёт взрослая девушка из другого мира, знали только я и Мария Петровна. Чуть позже узнали его величество.
— А мне Мария Петровна ничего не сказала, — горько проговорил Витман.
— В момент, когда всё решалось, она просто не успела это сделать. Вы, как всегда, были страшно заняты, находились где-то вне пределов досягаемости. Если мне не изменяет память, в Южной Америке. Вы ничем не смогли бы помочь погибшей дочери. Мария Петровна взвалила эту ношу на себя.
— Зря, — глухо сказал Витман. — Если бы она разделила её со мной…
— Папа! — Кристина со слезами бросилась к нему. И замерла на полдороги. — То есть, если вы позволите мне так вас называть…
— Позволит, — сказал я. — Он тебя любит. Очень.
— Это правда? — Кристина во все глаза смотрела на Витмана.
Тот поднялся. Подошёл к ней, обнял. И повернулся ко мне. Сухо сказал:
— Вы мне, кстати, до сих пор ничего не сообщили о своих намерениях в отношении моей дочери, капитан.
— Да между мной и вашей дочерью всё давно понятно, — хмыкнул я. — В отличие от вас с Марией Петровной. Заканчивали бы вы уже эти шпионские игры? Объявите о том, что повенчаны. Признайте Кристину своей дочерью. Правильно Мурашиха говорит — не мальчик, поди. Пора уже за ум браться…
— Совершенно согласна с господином Барятинским! — горячо поддержала меня императрица. — Кстати, господин Барятинский. Если вы закончили беседу с его величеством…
— Закончил, — решил я.
Всё, что хотел, я услышал. Теперь осталась сущая ерунда — переварить это всё.
— В таком случае рада сообщить, что вас дожидаются в зелёной гостиной.
— Кто?
Императрица улыбнулась.
— Всё, что могу сказать — вы обрадуетесь этому человеку.
* * *
Из кабинета императора я не вышел, а выбежал. До зелёной гостиной, кажется, вовсе долетел. Оттолкнул слугу, попытавшегося открыть передо мной двери, и распахнул их сам.
Он был одет в латаные-перелатаные штаны и рубаху. Садиться, как всегда, не стал, не любил рассиживаться. Стоял посреди помещения, перелистывал какую-то книгу.
— Платон!
Я бросился к нему.
Книга из рук Платона исчезла мгновенно. Он успел выставить блок и отразить мой удар. Проговорил с усмешкой:
— Рад видеть, что вы в прекрасной форме, ваше сиятельство.
— Зачем ты это сделал⁈ — рявкнул я. — Зачем остался там⁈
— Ответ очевиден, ваше сиятельство. Я поступил так, как было должно. Хотя и догадывался, что вы мой поступок не одобрите.
Платон опустил руки. Понял, что больше я бить не стану.
— И где ты был всё это время?
— Не могу сказать. Это не поддаётся описанию… Там не было ничего. Ни времени, ни пространства. Ни меня самого. Но когда вы победили Тьму, всё изменилось. Я вдруг почувствовал, что свободен. Что больше меня ничто не удерживает. Я оттолкнулся от Тьмы. И оказался в хижине Мурашихи.
Я невольно улыбнулся. Пробормотал:
— Представляю, как она обрадовалась…
— О, не то слово. Она гадала на картах двум каким-то девицам, когда на полу хибары внезапно, неизвестно откуда, появился обнажённый мужчина.
— Визг, небось, на весь квартал стоял?
— Я полагаю, что даже в Кронштадте слышали. Этот, с позволения сказать, костюм, Мурашиха одолжила у соседа. А я расспросил, где вы, и поспешил сюда. Хотел убедиться, что с вами всё в порядке.
Я шагнул к Платону и протянул руку. Мы обнялись.
— Идём, — позвал я. — Хочу, чтобы Кристина и Витман тоже увидели, что ты жив. Кстати. Император всё это время знал, кто я.
— Я догадывался, — просто сказал Платон.
— И Витман теперь тоже знает.
— Что ж, и это хорошо. Отцу вашей невесты наверняка небезынтересно узнать о будущем зяте побольше.
Мы вышли из гостиной. К нам навстречу тут же кинулись Кристина и Витман.
— Платон Степанович! — Кристина обняла его. — Я знала! Знала, что вы не погибли!
Платон улыбнулся. А Витман церемонно поклонился.
— Рад видеть вас в добром здравии, господин Хитров. — Он оглядел Платона с головы до ног. — Могу поинтересоваться, что за разгильдяй позволил вам проникнуть в императорский дворец в таком виде? Вы выглядите, как оборванец из Чёрного города!
Тут я не удержался и начал ржать. Кристина, поначалу робко хихикнув, тоже расхохоталась в полный голос.
— Костя!
Я обернулся. К нам бежал Борис.
— Костя! Там! Скорее!
Призрачная цепь на моей руке появилась раньше, чем я ней подумал.
— Что?
— Агата… Она… — Борис остановился перед нами, тяжело дыша.
— Да что случилось, чёрт возьми⁈
— Она плачет, — сказал Борис. — Агата плачет, и я ничего не могу поделать.
— Ясно, — сказал я. Отозвал оружие. — Ну, по крайней мере, с именем вашей возлюбленной определились. Уже неплохо… Ваше высочество, такой вопрос. Если ваша любимая канарейка соберётся откладывать яйца, и что-то в этом процессе вдруг пойдёт не так, вы тоже побежите ко мне?
— У меня нет канарейки, — удивился Борис. — А если бы была, то я позвал бы придворного ветеринара.
— Ну, и то слава тебе, Господи…
— Это сарказм, ваше высочество, —
