Небольшая, с оградой из белого камня, усадебка с воротами на городскую стену. Ворота распахнуты: въезжают-выезжают люди. Все окольчужены, оружны. Шутки, смех, ругань… Кто-то на кого-то орет – за сон на посту распекает. Караулка, в общем.
А вот и те двое, что сменились с башни. Один пожилой, длинный, со смурным, вытянутым, словно у лошади, лицом. Другой – совсем еще молодой парень с едва закурчавившейся бородкой. Рожа круглая, довольная, глуповатая. Сразу видно – человек хороший, такой Олегу Иванычу и надобен.
Стражники шли поначалу вместе, потом пожилой, простившись, свернул на Конюхова улицу, молодой же остановился задумчиво на перекрестке, молодок, по воду шедших, задирая. Задумался, башку почесав…
О чем задумался – Олегу Иванычу было вполне ясно. Тут, рядом, на Загородской – кружало Явдохи. Говоря по-татарски – кабак. Или вертеп – пожалуй, даже так лучше будет. Торговал Явдоха, в основном, зельем – вареным хлебным вином – «корчмой»-самогоном. Мутным, сивушным, пьяным. По утрам, правда, можно было и кваском хмельным разговеться, и пивом – если праздник какой. Вообще-то, пиво принято было варить всей улицей, там наверняка к Покрову наварили, не успели, чай, все-то еще выхлебать.
Придержал коня Олег Иваныч. Молодой стражник стоял у развилки и задумчиво чесал башку. Да глазами вокруг зыркал, словно кого высматривал. Ну, понятно кого – собутыльников. Очень уж не хотелось ему сейчас домой возвращаться. Олег Иваныч его понимал – и сам рад был когда-то пропустить рюмку-другую после дежурства. Ну, или пивка. С коллегами по работе.
Стражник вдруг встрепенулся – наконец дождался коллег. То ж мужики молодые, вряд ли домой пойдут, стопудово – к Явдохе, к бабке не ходи! То же, видно, и молодец кругломордый подумал, улыбнулся довольно, замахал руками – быстрей, мол, давайте, поторапливайтесь. Подошедшие воины были в армяках, накинутых поверх кольчуг, с мечами, но без шеломов и копий – видно, оставили в караулке. Встретились на углу, принялись по кошелям шарить – ага, видно, нашарили что-то. Ударили по рукам и стройной шеренгой направились на Загородскую. Чуть ли не в ногу.
– Мы красные кавалеристы, и про нас… – пришпорив конька, фальшиво запел Олег Иваныч.
Питейное заведение господина Явдохи – полутораэтажная, с подклетью, изба, чуть покосившаяся от времени, – выходило крыльцом не прямо на улицу, а на большой, порядком захламленный дворик, с коновязью, колодцем и тыном. Несмотря на утро, сквозь распахнутые ставни уже слышались песни.
Привязав во дворе лошадь, Олег Иваныч пересчитал имевшуюся наличность – пока денег хватало – и решительно толкнул низкую дверь. Вошел, сняв шапку, перекрестился, высматривая свободное местечко за длинным, уставленным кувшинами столом. Из-за печки незаметно выскочил половой, поклонился угодливо.
– Там, в углу, хорошее местечко, батюшка!
Олег Иваныч кивнул, кинул половому армяк и шапку – в корчме было довольно жарко. Уселся на лавку, заказал квасу да полкружки зелья. Зелье пить не собирался – но тут его все заказывали, так что пришлось и ему. Зелье принесли сразу, с квасом замешкались. Дожидаясь, Олег Иваныч исподволь рассматривал питухов. А их уже было довольно много, да и еще приходили. Видно, заведение Явдохи пользовалось большой популярностью. Корчма быстро наполнялась шумом, гамом и пьяными криками. В противоположном углу два мужичка уже хватали друг друга за бороды, кто-то заливисто храпел под столом, прямо у ног Олега Иваныча.
Стражников – они были заметны издали по кольчугам – обслуживал сам Явдоха, как самых дорогих гостей-завсегдатаев. Узкоглазый, нескладный, высохший, Явдоха чем-то напоминал вяленую воблу. Шастал от печки к стражникам, приносил кувшины, разливал лично, на ходу успевал раздавать подзатыльники служкам – чтоб пошевеливались, да те и так носились как угорелые. Принесли наконец квас и Олегу Иванычу, вместе с закуской – ржаными коржами с просяной кашей. Довольно вкусными, между прочим. Олег Иваныч с удовольствием выпил квасу – узнав, что осталось с праздника пиво, заказал и пива – отпил с удовольствием, хорошее оказалось пиво, крепкое, тянучее и на вкус приятное. Пили, правда, его тут мало. В основном – подростки, что жались у печки испуганной теплой стайкой. Нормальные посетители пили корчму – зелье. Опьянев, затевали драки, надравшись – валились под лавки. Стражники тоже помаленьку пьянели. Олег Иваныч незаметно подсел поближе. Затеял беседу про оружие. Про мечи да про доспехи, про панцири… Сам не говорил, больше слушал внимательно, да поддакивал, головой важно кивая. Минуты не прошло – уже лучшим другом стал. Всем троим – Онфему, Василию да Миките, младшему, кругломордому.
– Нет, кормилец, лучше немецкого доспеха, скажу так… – обнимал Олега Иваныча новый знакомец Василий. Онфем щедро подливал пива. Кругломордый Микита засыпал на глазах. Улучив момент, Олег Иваныч взял его под руку, вытащил на крыльцо – проветрить. Заодно – расспросить о башне.
– Да уж, с башни далече видать, – утвердительно кивнул Микита в ответ на вопрос Олега Иваныча. – Не, Тихвинский погост не видать, врать не буду. А монастыри какие дальние – на ладони словно. Об заклад бился? Ну, это ты погорячился. А вот был случай, выигрывали… Вот, хоть и не так давно… Приятель Митяя, напарника моего… Пустили мы его на башню – хоть и не положено, да что не сделаешь для доброго человека, верно? Для доброго человека ничто не жаль, так ведь? Потому что добрый человек… он… человек добрый, ино…
Микита тяжело опустился на ступеньки крыльца и тут же захрапел.
– Эй, Микита… Микита! Как он выглядел, знакомец-то твой, что на башне? Как зовут-то его, может, я знаю? Что? Как звать – не упомнил… А? Ах, борода больно смешная. У меня, что ли? Ах, у того, что на башню лазил… Постой, постой… Как это смешная? Как у козла? Во-о-он что…
В задумчивости вернулся Олег Иваныч за стол. Допил пиво, расплатился, оделся.
Отвязал каурого, поехал скоренько. Потом коня придержал, поплелся шагом.
Большая Московская дорога – место людное. Пеший, конный, обозный – всяк сбить норовит. Народишку-то кругом, чай, не в деревне!
Только успевай поворачивать, кабы не задавить кого.
Проехав мост через Федоровский ручей, бросил внимательный взгляд на усадьбу Ставра. Дворовые людишки как раз закрывали ворота. Приехал кто? Или уехал? А черт его…
В этот момент выезжал со владычного двора обоз игумена Феофилакта. В переднем, открытом, возке сидел сам игумен, на людишек своих покрикивал строго, чтоб дело знали. На Софье благовестили к обедне. Перекрестился игумен, с возка спрыгнул. Святое дело – обедня. Подошел к дверям – Сигтунским воротам узорчатым – распахнулись ворота. Встретил Феофилакт Пимена-ключника. Тот знак сделал – поговорить, мол, надобно, тайно. Кивнул игумен – поговорим. Отстояв обедню, собрались в грановитой палате. Феофилакт, Пимен, Варсонофий – владычный духовник. Те, что олицетворяли собой мощь всего Софийского дома – пресвятой новгородской церкви. С храмами белостенными, с монастырями дальними, с вотчинами, землями богатейшими. Пимена с Варсонофием очень интересовал Ставр. Не любили они боярина – слишком независим тот был да неудобен. О том, что Феофилакт-игумен человечку своему следить за Ставром поручил, – прознали. Откуда – не сказывали, но прознали. Может, кто из Феофилактовых людей проговорился невзначай, а может, и Гришаня-отрок… Не суть… Обступили Феофилакта-игумена – Бог, мол, делиться велел! Вот и ты поделись, отче. Информацией своей поделись, веданьем тайным!
