– Титул? – удивился Котов. – Не упомню, что в Польше короли давали кому-нибудь титулы…
– Так то – в Ржечи Посполитой! А на Московитской Польше Его Величество станет независим от воли сейма и шляхты.
Когда посланники отбыли (пана Влада опять пришлось везти на телеге!), воевода вышел во двор и прислушался. Услышав из-за сараев звон клинков, пошел туда.
Обогнув строения, воевода постоял, наблюдая, как сын и наследник Сашка Котов-младший азартно напрыгивает на холопа, рубя клинком крест-накрест, а тот лениво-небрежно отмахивается. Александр Яковлевич знал, что небрежность обманчива.
Яков, принявший с утра полштофа водки, был трезв, аки голубь. И словно в подтверждение сабля мальчишки полетела в крапиву, а Яков витиевато выругался:
– Мать твою в душу деда за ногу! Тебе, олух царя небесного, в душу твою колом е… – пере…, сколько можно объяснять? Кисть прямо держи!
– Опять руку подставил? – поинтересовался воевода.
– Кисть подворачивает, мать его е… – сказал Яков с досадой. – В бою ему бы уже руку отх…нули, к ё. й матери.
Яков не признавал учебы на деревянных клинках, но все же оружие было тупое, а руки у парня прикрывали перчатки из толстой кожи. Но, судя по слезам в глазах, доставалось наследнику крепко. Котову вроде бы и жаль кровиночку, но сам не жалел и жене запретил. Сам через это прошел. Помнится, гонял его Яков до седьмого пота и до кровавых соплей…
– Завтра продолжите, – сказал воевода и повернулся к сыну: – Иди к матери, скажи, чтобы ужин собирала. Я скоро…
– Ну что, воевода, все сладилось? – поинтересовался холоп.
– День-то у нас какой сегодня? – спросил воевода вместо ответа.
– Какой? А хер его знает… – пожал плечами холоп. – Вроде на утрене Кирилла и Мефодия поминали[26].
– Стало быть, в день святых Кирилла и Мефодия новый город народился – Рыбнинск! – не сдержал радости воевода.
– Эх, Александр Яковлич, а говорил, что князем не хочешь быть, – усмехнулся Яков.
– Так я про то и сейчас скажу!
– Не хотел бы, так кой х… разница – город мы или деревня какая-нибудь.
– Город звучит красивее, – попытался объяснить Котов. – Купцы уже давно ноют, что самая богатая торговля по всей Волге, а живем в слободе. То-то они обрадуются…
– Особенно когда ты с них новые подати драть будешь! Ежели город – так новые церкви надобно ставить, мост, ети его, через Волгу. И Брягин теперь каменную стену запросит.
– Ну, не без этого, – покрутил головой воевода, а потом признался: – Я ведь, Яков, с тех пор, как царь Борис помер, все ждал – не придет ли грамотка, в которой меня вместо воеводы стрелецким головой назовут или того хуже – сотником стрелецким. Не бывало ведь в слободах воевод. Думал, лучше уж голову с плеч долой, чем в сотники стрелецкие… Позор-то какой! А теперь – накось, выкуси. Городской воевода! Грамотка есть, Сигизмундом подписана, который себя нашим царем величает. Печать, подпись королевская! Какая-никакая – а власть!
– Ну а Владислав батьку одолеет да царем станет? – поинтересовался холоп. – Грамота-то на город – тю-тю, к ё… матери.
– Покуда батька одолел, – возразил воевода. – Ну а сынок верх возьмет – видно будет. А какой резон ему города уменьшать? Вон, Чаронду сожгли, не город теперь, а пепелище. Ломск, тот вообще исчез. Под землю, говорят, провалился… Кто подати-то платить будет?
– А взамен что, клятву верности дал? А может, ты еще и крест целовал? – насупился холоп.
– Дал. И грамотку ихнюю подписал, и крест целовал.
На старика было жалко смотреть. Плечи обвисли, словно у немощного, а глаза глядели с таким укором, что воеводе стало не по себе.
– Ниче, дядька, не горюй, – сказал Котов, обняв холопа за плечи. – Крест я не православный целовал, а тот, что иезуит дал. Ужотка, к батюшке Егору схожу, он с меня грех снимет. А ты мне Костромитинова найди…
Ждать да догонять, нет хуже. Воевода весь день слонялся по двору, не зная, чем бы себя занять. Все, за что ни брался, валилось из рук. Пошел есть – квас казался горьким, каша – пресная, а свежие пироги – черствыми.
Домашние, видя, что хозяин не в духе, торопливо прятались. Знали, что Александр Яковлевич бывает таким оч-чень редко. А если бывает, то лучше не попадаться ему на глаза. Не боялся только старый Яков, но он куда-то запропастился…
Злой, как сто собак, воевода вошел в конюшню. Выцепив взглядом конюха, рявкнул:
– Коня седлай, б…дь безмозглая!
Конюх, торопливо перекрестился, когда нагайка просвистела мимо щеки, едва не попав в глаз…
Александр Яковлевич ехал по Рыбной слободе, которая еще не знала, что стала городом. Завидев воеводу, бабы тупили глазки, а мужики срывали шапки. Пока доехал до Торговой площади, уже прошел шепоток: «Наш-то не в ндраве нонча!»
Вытянув плетью зазевавшегося мужичонка, Котов глянул на торг, выматерился и даже не стал спешиваться, а развернулся и поехал обратно. Притихший народ за спиной перевел дух…
Въехав во двор, Александр Яковлевич бросил коня (конюх заберет!) и грозно прошагал к службам. Прошел мимо сарая, из которого шел запах кожи и того, чем эту кожу выделывают, решил: «Со двора долой, куда подальше!», остановился около ткацкой, где жили и работали девки и бабы. Из дверей высунулась курносая мордаха рыжей Нюшки.
– Ой, князь-боярин, а я думала, ты к вечеру будешь, – хитренько прищурилась девка. – А мы-то тебе холстину на новую рубаху наткали. Пойдем, покажу.
Не дожидаясь ответа, Нюшка бесцеремонно схватила воеводу за руку и потащила внутрь. Свернув в чуланчик и затворив за собой дверку, обхватила Александра Яковлевича за шею, жарко поцеловала в губы. Притягивая воеводу к себе, девка повалилась на спину, на какую-то рухлядь…
– Сразу бы ко мне и шел, – хихикнула Нюшка, оправляя сарафан. – Ишь, по городу ездил. Злость небось срывал? На кого злился-то?
– На кого надо, на того и злился, – буркнул воевода, разыскивая пояс. – Не бабьего ума дело.
– Это точно, – согласилась девка, нисколько не обидевшись. – А мне как сказали, что батюшка-воевода нонча не с той ноги встал, я и решила, что всепременно ко мне заглянет.
– Ага, – кивнул Александр Яковлевич, вытаскивая из кошелька копеечки. – Сколько?
– Так ведь не из-за денежек я… – жеманясь, сказала девка.
– Бери, дура, пока дают, – усмехнулся Котов, всовывая Нюшке копеечку. – Глядишь, на приданое накопишь.
– Так ить уже накопила… – хмыкнула девка, пряча чешуйку за щеку. – Только кто возьмет-то? Было бы дите, так еще бы взяли, а так… Кому курва, да еще после ляхов с татарами, нужна?
– Ну, если за вдового стрельца отдать? – сказал Котов, подумав. – Я бы и домик тебе прикупил. С домиком, с приданым – возьмут любую!
