Она пристально вглядывалась в его лицо, словно пыталась проникнуть в самые сокровенные мысли. Потом спросила жестко:
– Ты хотеть мы покорность?
– Мне трудно теперь советовать, мадам. Я сам пленник. Но думаю, что вам ничто не поможет. Смирение лишь продлит ваше существование. Французам нужны земли и рабы. Или вы подчинитесь, или они вас уничтожат.
– А ты? – спросила индианка с каким-то странным оттенком в голосе.
– Я готов жить с вами на правах соседей. Я не питаю к вам ничего плохого, но вы не сможете принять условия французов. Их жизнь далека от вашей, и ужиться будет невозможно.
– Ты француз помогать?
– Нет, мадам, но и вредить вам у меня желания нет. Я хотел бы быть с вами в дружбе.
– Я вера ты. И ты быть свобода. Когда мушкет быть мы.
Лука понял, что аудиенция закончена. Он поклонился и удалился со смутным предчувствием чего-то необычного и томительного одновременно.
Гости пробыли в деревне еще два дня. Лука так и не понял, для чего они приходили.
В день их ухода Лука наблюдал за сборами в дорогу, потом, определив, что индианка не появляется, направился к своей хижине и ощутил чей-то пытливый взгляд. Он быстро обернулся и успел заметить, как Катуари отвернулась, явно не желая, чтобы Лука заметил ее движение и взгляд.
«Почему она так резко отвернулась? – подумал он, и сердце его тревожно забилось. – Что может означать это?»
Потом Катуари ни разу на него не взглянула, хотя гости прошли в шести шагах. Он проводил ее глазами. Лицо было у нее бесстрастное, гордое, независимое. А Лука подумал, что она и здесь, на Гваделупе, пользуется почему-то немалым почетом.
Он не отрывал глаз от стройной фигуры, пока та не исчезла за поворотом тропы и не скрылась в зелени подлеска.
Остаток дня Лука часто возвращался мыслями к индианке. Это были волнующие и томительные размышления. Ему было жаль снова расставаться с этой странной и гордой женщиной.
Потом его кольнула мысль, что она вовсе не мадемуазель, как он считал. Но где же ее муж? Он ничего и никогда о нем не слышал.
Теперь он решил расспросить молодого индейца, что перетолмачивал его речь. Найти того было просто.
– Окуопа, – спросил Лука, остановив индейца у большого общего дома, – я бы хотел задать тебе несколько вопросов. Ты можешь со мной говорить?
Тот некоторое время смотрел на Луку.
– Что хотеть белый человек знать?
– Кто эта Катуари? И почему она здесь была?
– Зачем белый человек хотеть знать?
– Мы с ней встречались на Доминике. Расскажи о ней.
– Окуопа плохо понять ты, белый человек.
– Ну, кто она такая? – не отставал Лука. – Поведай! Прошу тебя.
Индеец помолчал, словно обдумывая, стоит ли продолжать разговор. И все же ответил, тщательно подбирая слова:
– Катуари, племянница вождя с Доминики. А приплыть они туда с остров на север, – и индеец махнул в нужную сторону, – с Лиамуиги. Их выгнать оттуда три или четыре года англичанин.
– Я не слыхал такого острова, Окуопа. Где это?
– Белый человек звать остров Сент-Киттс, белый человек.
– Что-то припоминаю. И кто муж Катуари?
– Муж уходить в рай. Так говорить белый человек. Два год, – и индеец показал два пальца. И добавил: – Война с белый человек. Британ убил.
Эта новость почему-то отозвалась в душе Луки спокойствием и радостью. Настроение поднялось. И он спросил торопливо, заметив, что Окуопа намеревается уходить:
– А почему у Катуари синие глаза и светлая кожа, Окуопа?
Индеец призадумался, но ответил:
– Мать Катуари быть белый человек. Быть плен. Умерла давно.
Лука проводил индейца благодарным взглядом. Теперь он многое знал об индианке.
Но долго раздумывать о своем ему не пришлось. Уже на следующий день прибежал в деревню индеец, и жители с повышенным интересов стали поглядывать на Луку.
Вскоре Окуопа позвал его к старикам и вождю.
Выслушав вождя, он перевел:
– Твой друг дать лист, белый человек. Разрешать смотреть, – и протянул клочок бумаги.
Назар писал, что мушкеты закупаются, и скоро можно будет обменять его на них. Просил не волноваться и сообщал, что в усадьбе пока все спокойно.
– Белый человек говорить, – напомнил Окуопа задумавшемуся Луке.
– Да, да! Прости. Тут написано, что оружие и припасы закупаются, и скоро они будут здесь у вас. Несколько дней надо подождать.
Лука хотел спрятать записку, но Окуопа забрал ее и передал вождю.
– Быть ждать, белый человек, – перетолмачил индеец, выслушав слова старцев.
И потянулись дни томительного ожидания. Правда, за это время он выведал у Окуопы, что затевают индейцы с Доминики.
– Катуари готовить большой поход на Лиамуигу, белый человек. Приходить нас уговорить.
– И что ваши старейшины?
– Думать. Мало хотеть. Здесь война.
– Разве договориться нельзя? Я готов уговорить поселенцев жить с вами мирно. Мы не будем мешать друг другу.
– Решать вождь, старейшина, – и Окуопа пошел прочь, не удостоив пленника дальнейшим разговором.
Это заставило Луку отвлечься от мыслей о скором освобождении. Потом он вдруг вспомнил Луизу. И опять остро захотелось ее мягкого, податливого тела и жарких объятий.
Он вздохнул с чувством глубокого сожаления и надежды. Вспомнил, что его судно можно будет использовать для путешествия, и посетовал про себя, что не может сейчас никак ускорить постройку своего детища.
Лука сдружился с одним из мальчишек, следящих за ним. Это был двенадцатилетний паренек со смышлеными глазами и улыбчивым лицом добряка, звали которого Мягкая Улитка. Над ним часто посмеивались за неповоротливость, медлительность и отсутствие необходимой воину смелости и жестокости. Он не мог просто так раздавить жука или лягушку. Охотился неумело и неудачно.
Лука решил смастерить для него самострел. Тем более что кормили в деревне пленника скудно, и поправить рацион можно было охотой.
И теперь они с Улиткой бродили по ближнему лесу. Удавалось иногда подстрелить небольшую птичку или агути, и тогда они разжигали костерок и с удовольствием готовили себе маленькое угощение. Остальные ребята лишь посмеивались, потешаясь над новыми приятелями с их смешным самострелом.
Этот мальчик в долгих утомительных беседах, больше жестами и мимикой, чем словами, рассказывал Луке об индейцах острова, о скрытой войне с французами. И хоть Лука мало понимал из всего этого, но какие-то сведения все же черпал.
Так он с трудом, но понял, что местные индейцы не все хотят принимать участие в походе на Лиамуигу, но имеются добровольцы, и скоро можно будет ожидать их выступления. В полнолуние, а это через две с небольшим недели, флотилия индейцев намерена выступить.
Наконец несколько индейцев принесли в деревню ящики и бочонки, мушкеты и два пистолета. Лука ликовал. Теперь его должны были отпустить!
