ловят, плюс у деда пенсия, плюс он курей держит. Огород свой. Кое-как жить можно. А вот в городе совсем плохо. Да и я-то испеку что-то, то блинов пожарю. Вот и есть еда. А в тех семьях, где мужик, или ещё и пара великовозрастных сыновей — совсем кисло. Попробуй их прокорми.
Я мужественно отстояла очередь. Мне досталось полтора килограмма окорочков. Не ахти какая еда, но за неимением другого, народ воспринимал их как заморский деликатес.
Хотя в эти годы народ всё воспринимал на ура, что с импортной этикеткой — и юпи пили литрами, и жвачку жевали упаковками, о здоровье тогда не думал никто. Думали, раз импортное — значит, качественное.
А вышло наоборот. Жаль, поздно поняли.
Я шла по улице, вдыхала мягкий осенний воздух, наполненный запахами желтеющей листвы и переспевших яблок.
У подъезда меня поджидала женщина, довольно плотная и приземистая. Её лицо показалось мне знакомым. Пока я подходила к лавочке, пыталась вспомнить, где же я её могла видеть. Но то, что я точно с нею где-то пересекалась — это стопроцентно. Вот только где? На работе? Нет, не на работе. В Доме молитв, может? Тоже не помню её там.
Ну да ладно, сейчас разберусь.
— Добрый день. Вы, случаем не меня ждёте?
— Здравствуйте, Любовь Васильевна, — выдавила из себя бледное подобие улыбки женщина, — вас жду.
— Что-то случилось? — вежливо спросила я.
— Скажите, вы когда деньги принесёте? — спросила она, и я аж обалдела.
— Какие деньги? Куда? — протянула я, пытаясь понять, что это сейчас происходит.
Глава 24
Я смотрела на тётку. Тётка смотрела на меня.
Повисла неловкая тягучая пауза. Именно такая пауза всегда возникает, когда две незнакомые тётки смотрят друг на друга с таким вот выражением.
И вот что ей отвечать?
Здесь бы хорошо что-нибудь по методу Анжелики забабахать, но увы, кроме нас двоих, больше у подъезда никого не было.
— Вы обещали принести деньги вашего дедушки, — смущённо выдавила невесёлую улыбку женщина и с надеждой посмотрела на меня.
— Обещала, — не стала отпираться я, — а вот дед не обещал. И послал меня с моими предложениями куда подальше. Он сказал, что будет хранить деньги только в банке.
— Но в банке — это же глупо! — округлила глаза хопёр-инвестовская женщина, — сейчас все эти банки как мыльные пузыри лопаются. Почему же вы ему не объяснили?
— Потому что банку он закопал где-то то ли в огороде, то ли в саду. А там почти сорок соток. Я что, всё это должна перекапывать?
Женщина явно расстроилась. Посмотрела на меня уже менее оптимистично и вздохнула:
— Начальница ругается. Говорит, что я перспективного клиента упустила.
— Да причём здесь вы? Кроме того, сегодня дед упёрся, а завтра передумает. Передайте свой начальнице, что такое дела с кондачка не делаются. И здесь ни от меня, ни тем более от вас, вообще ничего не зависит.
— Так вы принесёте? — обрадовалась тётка.
— Ну, конечно принесу! — не стала окончательно огорчать её я, — как только найду эту чёртову банку — так сразу к вам!
Тётка облегчённо упорхнула, многословно рассыпаясь в благодарностях, а я поняла, что нужно с этой квартиры сваливать, и побыстрее. А то мой адрес в «Хопёр-Инвест» знают, ещё немного подождут и начнётся паломничество, не отцепишься.
Дома я ждала Анжелику из колледжа и заодно жарила картофельные драники. Неистово захотелось вдруг драников. Знаете, иногда так бывает: живёшь себе спокойно, всё хорошо, и тут бац — захотелось драников, хоть умри! Приходится бросать всё и срочно жарить.
В общем, сковорода весело шкварчала, горка драников потихоньку росла, когда в дверь позвонили.
Чертыхнувшись, я торопливо отодвинула сковородку от огня и пошла открывать.
На пороге стоял Пивоваров. Был он собран и целеустремлён.
— Пётр Кузьмич, заходите, — радушно сказала я, — а я как раз драники жарю. Так что вы вовремя пришли.
— Да я поговорить только, — смутился Пивоваров и сглотнул слюнки, так что у меня сразу потеплело на сердце, и я усмехнулась (у меня всегда теплеет на сердце, когда я вижу голодного мужчину, которого можно накормить):
— Сковородка как раз раскалилась. Я драники на ужин жарю. Идёмте на кухню, заодно и поговорим.
Устроившись за столом на «своё» место (облюбованное им ещё с прошлого раза), Пивоваров обильно макнул драник в сметану, торопливо и жадно откусил, прожевал и удовлетворённо сказал уже более добрым голосом:
— Всё, Любовь Васильевна, дело сделано!
— И кто же едет в Америку? — спросила я деланно равнодушным тоном, хотя у самой сердце таки ёкнуло.
— Да нет же, этот вопрос ещё не решился, — крякнул Пивоваров и сердито макнул оставшийся кусок драника в сметану ещё раз. — Собственно я его тоже хотел с вами обсудить. Но сейчас я о другом.
Он сделал паузу и с ожиданием посмотрел на меня. Его уши двигались в такт поглощаемому дранику.
Я не стала выпендриваться и спросила:
— О чём же, Пётр Кузьмич?
— Об ЛДПР, — торопливо проглотив драник единым могучим глотком, похвастался Пивоваров.
— Так вы решили вступить? — обрадовалась я и положила ему ещё горяченьких.
— Я не только вступил сам, но и нашел остальных кандидатов. Пятерых!
— Да там всего нужно было троих, — осторожно сказала я.
— Я знаю, но я нашел больше. И, думаю, это не предел.
— Вот и замечательно! Я их знаю?
— Из тех, кого знаете, это Зинаида Петровна. А с остальными познакомлю при случае.
— Рыбина? — я вытаращилась
