Шагая вслед за Абдаллой, Серов вспоминал службу в Чечне, не очень долгую – был он там пять месяцев, – но оставившую след. Точнее, следы, и в душе, и на теле… Вертолет со всем их взводом упал, подбитый ракетой, Серов и его сотоварищи чудом остались в живых – спасло искусство пилота да то, что летели метрах в десяти над лесом. Первый случай, когда смерть рядом прошла и по лицу крылом задела… Первый, но не последний; потом в бэтээре горел, трех ребят потерял из вверенного под команду взвода и сам был ранен. Чечня – южный край, там тоже горы и леса, пусть не такие роскошные, как здесь, однако похоже… Львы не водятся, зато под каждым кустом – по снайперу… Мог ли он тогда представить, что занесет его в Вест-Индию, а после – в Африку? Мог ли вообразить, что станет пиратским вожаком и поведет своих бойцов против другого пирата? Что будет у него фрегат с медными пушками, команда из сотен висельников и любимая жена, родившаяся в семнадцатом веке? Чушь, абсурд! Однако…
Позади зашелестели голоса. Серов прислушался.
– Разрази меня гром! – Это был Мортимер. – Не худо бы пошарить в доме у Одноухого козла… Домишко, видать, богатый!
– Хрр… Крретин ты, Моррти, пустая башка! Наше дело – Стурра с паррнями отыскать, взять Каррамана и девчонку и смыться по-тихому. А ты – пошаррить, пошаррить… В волосне своей шаррь и блох лови!
– Стур, девчонка капитанова… отыскать, освободить… Это все очень бла-а-родно, Хрипатый, но отчего не уцепить какую ни есть мелочовку? Колечко там, монету или камушки… Батюшка мой покойный говаривал: от пустых карманов в душе печаль, а в животе…
– Ведрро помоев на твоего батюшку! Если задерржишься, брросим! Пусть саррацины яйца тебе отррежут и скоррмят псам!
– Ты, боцман, не горячись, – раздался голос Брюса Кука. – Морти, конечно, трепло, но по большому счету прав. Взять усадьбу и ничего не тронуть?.. Это не по обычаю! Это…
Конец фразы потонул в гуле голосов:
– Серебро и посуду брать не стоит, но золотишко…
– И камушки, камушки!..
– Все одно, сарацины сами разграбят, моча черепашья…
– Обшарить по-быстрому…
– А чтобы в доме не вопили, всех – на нож!
– Всех нельзя. Одноухого капитан трогать не велел.
– Его и не тронем. А остальных…
Серов обернулся, оглядел свою ватагу и произнес:
– Лес тут густой и ветви у деревьев крепкие. Кто хочет на них повисеть? Ты, Мортимер?
Позади воцарилось молчание. Потом Хрипатый буркнул:
– Слышали капитана, недоноски? Ну, так шевелите костылями поживей!
Как дети малые, мелькнула мысль у Серова. В его цивилизованные времена алчность рядилась в разные одежды, прикрываясь то благом народным, то заботой о своем семействе или государственными интересами, но здесь она была неприкрытой, как язвы на теле нищего. Высокие понятия о долге, верности и рыцарской чести соседствовали с корыстью, жестокостью и злобой; на одном полюсе был де Пернель, на другом – пожалуй, Тегг, с его советом не доискиваться правды, а стрелять. Самое странное, что оба были дороги Серову. Контрасты эпохи, подумал он и вздохнул.
Часа за два до заката, одолев десяток миль, они остановились и принялись обустраивать лагерь. Развьючили мулов и пустили их пастись, развели костер, набрали воды в ближнем ручье, и скоро в лесу запахло жареным мясом и подогретыми над огнем лепешками. Для ночлега Абдалла выбрал прогалину, заросшую травой. С юга, запада и востока ее обступали густой кустарник и могучие кедры, ниже по склону зеленел дубовый лес, а на горизонте темнели скалистые вершины, словно войско марширующих гигантов в причудливых шлемах. Солнце висело над далеким хребтом, от скал и деревьев протянулись длинные тени, накрыв людей вечерним сумраком. Стало прохладнее, и корсары жались к огню.
– Когда-то тут быт равнина, – произнес Абдалла, вытянув руку на север. – Совсэм ровный мэсто до самый морэ. Гора, много гора, стоят в западный край – там, где нынче правит Мулай Измаил.
– Это невозможно, – возразил Серов. – Тут всегда были горы – по крайней мере, всегда на людской памяти.
– Людской памят – короткий, дон капитан. Суфии сказат: памят – как слэд вэрблюда в пэсках: дунэт вэтер, и слэда нэт. – Мавр помолчал, огладил бородку; в его темных глазах мелькали отблески костра. – Давно это случилос… Горы из западный край рэшит поклонится Аллаху, а гдэ это сдэлат лучше, чэм в Мекка? И горы пойти на восток… Одни горы был богаты с золото и серебро, другой – бэдны, и потому нанялис слугами богатых гор, трэтий свэршать хадж благочэстия, чэтвертый шэл, чтобы вымолит прощэние за грэхи умэрших гор, тэх, что нэ успэли увидэт свэт божьей истины… Самый могучий горы шагал в чалма из облаков, а впэреди быт Джэбел Загуан, подобный льву – тот, что сэйчас стоит у Тунис.
Легенда, понял Серов, он рассказывает легенду! Должно быть, эта история насчитывала тысячу лет – столько, сколько арабы жили на берегах Западного Средиземья.
– Дэн был жаркий, и когда пришла ночь, один гора захотэл совэршит омовений. Долго искал вода, потом найти болото, влэз в нэго и застрял. Нэ выбратся ему! Начал плакат и стонат, и услышат его Загуан и всэ другие горы. Они остановится и думат, как помоч. Но тут спустилас тьма, а джинны – тэ, что почитал нэ Аллах, а Иблис, – послал ужасный холод, и всэ горы-паломник замэрз и погрузился в сон. Вэчный сон, глубжэ смэрт! Так они и стоят вдол морской бэрег, стоят много-много лэт, и будут стоят, пока…
В кустах раздался шорох, корсары вскочили и бросились к деревьям, подальше от света костра. Этот переход от покоя к готовности биться с неведомым врагом был стремителен; миг, и мушкеты глядят в лесную чащу, палаши обнажены, глаза сверкают хищным блеском.
– Кабан, – сказал Жак Герен.
Безъязыкий Джос Фавершем, обладавший отличным нюхом, замотал головой.
– Джос говорит, что от кабана должно вонять, а вони он не различает, – прокомментировал Брюс Кук.
– Тогда баран!
– Горные бараны тоже вонючие.
В кустах снова хрустнуло.
– Не зверрь, человек, клянусь прреисподней! – рявкнул боцман. – Зверрь бы смылся, а этот чего-то высматрривает!
– Олаф, Эрик, Стиг, заходите слева, Джо, Алан и Люк – справа, – распорядился Серов. – Остальные будут со мной. Ну-ка, парни, найдите мне этого кабана!
Шестеро корсаров исчезли в зарослях. Послышались шум, ругательства, чей-то сдавленный вопль, и не прошло и пяти минут, как из кустов вылез Стиг. На его плече, отчаянно дрыгая босыми ногами, болтался парень в рваном балахоне, подпоясанном веревкой. Стиг опустил добычу у костра, пленник ринулся было бежать, но скандинав ухватил его за длинные черные волосы. Глаза паренька испуганно блестели. На вид ему было лет пятнадцать.
