приспешников.
– Да отпусти ты меня наконец! – вися на моем плече, слишком громко возмутилась Смирнова.
Теперь и Корнеев меня замечает.
– О, Андрей. Жив, оказывается. Спасаешь кого-то? И кого это интересно? Случаем, не Смирнову?
Даниил внизу. До него больше десяти метров. Выставил на меня ствол у пояса и не спешит подниматься.
Мы вряд ли с ним разойдемся по-хорошему. Да и как расходиться, после того как он стрелял в том числе и в меня. Ох, зря Ярик не взял меня на мушку. Зря сразу не стреляет.
Снова расширяю радиус покрытия до двадцати метров и призываю Лед. А пока он появится, надо потянуть время.
– Ты в меня стрелял. Зачем?
– Потому что ты сучара!
Ярослав резко поднимает ствол и стреляет.
Успеваю присесть. Пуля пролетает выше. Зато достается, висящей на плече, Смирновой. Она, по-моему, головой шмякнулась о ступеньку.
Ну вот, собственно, и все. Ярику пи*да. Поверх его тела появляется лед.
Гаденыш готов.
Поднимаюсь с корточек и преспокойно спускаюсь.
Ярослав стоит с вытянутой рукой, подобно ледяному изваянию. Он еще живой. Нужно время, чтобы окончательно задохнулся. Вот только времени у меня нет. Посему придется забрать из его руки ствол и им же пристрелить.
– Стой, – с испуганными глазами один из двух оставшихся приспешников Корнеева выставляет на меня дуло пистолета.
Мне остается три ступеньки. Я останавливаюсь всего в паре метров от застывшего Ярослава. Его друг со стволом стоит сразу позади него, немного в стороне. Слишком маленькое расстояние для маневров. Если руки растут не совсем из задницы, он нажмет на спусковой крючок и однозначно меня зацепит. А после обязательно добьет.
Но этот, в отличие от уверенного Корнеева, дрожит. Убивать в упор он боится. Это придает мне уверенности в том, что получится выкрутиться.
– Нам с тобой делить нечего. Брось ствол.
– Нет, – отрицательно машет головой парень и трясется.
По нему видно, сучоныш готовиться выстрелить, поэтому и трясется. Стрелять вместе с толпой – это одно. Сейчас, смотря в глаза будущей жертве, заставить себя убить человека куда сложнее.
– Гари, стреляй. Чего ты медлишь? – вдруг начинает подначивать его приятель.
Меня же теперь накрывает – неужели выстрелит?!
– Я тебе говорю: БРОСЬ!
Парень сильнее затрясся и сбросил на пол ствол. Я же ощутил в последнем произнесенном слове необычную металлическую дрожь. Голос тоже изменился. Стал тяжелее, ниже, грубее.
Неужели это прорезался Голос?
– Съ*бался!
Парень и дружок-подстрекатель срываются с места. Оба в ужасе понесись на выход из университета.
Странно. А теперь Голоса уже не было.
Может быть, показалось?
Преодолеваю последние ступеньки и поднимаю ствол с пола. Сдох Ярик или все еще борется с нехваткой воздуха – непонятно. Впрочем, какая разница?
Нацеливаюсь на висок и дергаю за спусковой крючок. Раздается выстрел. Корнеев падает на бок. Сквозь дыру во льду проступает темно-бурая кровь.
Готов.
Смотрю по сторонам.
Тут уже выход из университета. Куда-то подевалась старушки, обычно сидевшая в отдалении от входной двери и следившая за всеми входящими в университет. И нет никакой охраны, которую должны были увеличить в три раза. Вообще никого.
Студенты на втором этаже и на лестнице проявляли свое присутствие, а после того как в меня выстрелил Корнеев, попрятались и затихли.
– Да отпусти ты меня уже! – напоминает о своем присутствии у меня на плече Смирнова.
Снимаю ее и ставлю на ноги. Лена держится за ушибленный лоб.
– Быстрее сваливаем отсюда. Поняла?
Продолжая держаться за травмированную голову, та закивала.
Мы вместе покидаем университет. На всякий случай я беру Смирнову за руку. На улице попадаются студенты. Их несколько кучек. Стоят в отдалении, ждут чего-то. По их реакции понимаю, что продолжаю держать в руке пистолет. Быстрее засовываю его сзади за пояс и прикрываю пиджаком.
Об оставленном в гардеробе полупальто приходится забыть. Не хочется снова возвращаться в университет и терять драгоценное время. Внутри что-то подталкивает бежать. Причем, бежать сломя голову.
На парковке перед университетом обычно всегда есть такси, а сейчас не одного, хотя все заставлено автомобилями. В них сидят молодые люди. Как-то они подозрительно недобро смотрят на меня. Или мне это только кажется.
Я лишь пробежал глазами в поисках такси, отметил для себя непонятных людей и быстрым шагом направился в сторону метро. Внутри что-то продолжало подгонять, требуя быстрее бежать и не останавливаться.
Хорошо Смирнова теперь не сопротивлялась. Держась за ушибленный лоб, она старалась идти также быстро как я, словно лишь после столкновения головы со ступенькой поняла, чего нам может стоить промедление.
Катерине Волгиной пришлось приложить над собой усилия, чтобы в разговоре с Андреем Вагаевым внешне выглядеть спокойной. Безусловно, она давала себе отчет в том, что совершает. Но что она могла сделать иного в ее-то положении?
После убийства князя Болховского, девушка прямо там позвонила отцу. В другом случае Александр Григорьевич долго бы ругался. Но ситуация требовала немедленного решения. Он велел дочери оставаться на месте и ждать.
Катерине пришлось просидеть около трупа больше двух часов, прежде чем отец перезвонил и сообщил, что сейчас подъедут люди. Они появились спустя несколько минут. Девушку вывели во двор, посадили в машину и повезли.
Однако вместо съемной квартиры, куда рассчитывала попасть Катерина, ее привезли в какое-то учреждение и провели в кабинет, где сидел отец и с виду приветливый незнакомец. Мужчина подробно расспросил ее о случившимся, а потом успокоил, очень убедительно заверив, что все плохое для нее осталось позади.
Покидая с отцом кабинет, девушка обратила внимание на висевшую на двери табличку. Надпись: «Оболенский», повергла ее в шок. На протяжении последних лет этот человек стоял у семьи костью в горле. Именно из-за него Волгиным пришлось войти в клан Вагаевых, в надежде обрести защиту. Отец ничего не ответил на ее вопросы, лишь проронил неопределенное: «Так тому и быть».
Новость о пожаре и смерти князя Болховского появилась в СМИ на следующее утро и продержалась совсем недолго. Буквально на следующий день о случившемся как будто забыли. Никто так и не появился с расспросами в университете. Было ли вообще расследование, или смерть списали на пожар – для Катерины осталось неизвестным. Спустя несколько дней она даже стала понемногу забывать неприятную историю, поверив в то, что все закончилось без последствий.
Однако последствия
