— Смотрите! — Конькевич так толкнул Николая в плечо, что тот едва не упал.
— Чего ты... — досадливо начал Александров, оборачиваясь к нему, и замер на полуслове. Переход начал открываться.
* * *
Преодолев множество переходов, располагающихся, так сказать, на воздухе, путешественники впервые увидели, как открывается проход в иной мир в твердом объекте. Зрелище было впечатляющим...
По каменной кладке бежали, дрожа и переливаясь, радужные волны, исходящие из одной точки, словно круги на воде. Иллюзия того, что стена превратилась в установленный вертикально брусок желе, было полным: она колебалась, стыки между массивными глыбами извивались, при этом оставаясь нерушимыми... Радужное сияние налилось густой синевой и... пропало. Стена снова стояла как ни в чем не бывало, готовая, казалось, выдержать прямое попадание пятитонной фугасной авиабомбы.
— Не открылся... — ахнула Валя, но старик, видимо уловив разочарование на лицах своих гостей, энергично затряс головой и, подойдя к стене, швырнул в то место, откуда расходились сияющие волны, камешек.
Предмет, вместо того чтобы щелкнуть о стену и отскочить, канул в ней совершенно так же, как ранее его собратья, швыряемые в обычные ворота. Жрец обернулся и показал руками понятное и без слов: «Ну что я говорил?»
— Уходим? — Спросил Конькевич.
В глубине коридора, ведущего в зал, снова взревела боевая труба: видимо, «прапорщик» добрался-таки до своих.
Никто из спутников не успел ответить Жорке.....
Кавардовский, про которого все уже позабыли, лежавший до того без движения в укрытии за массивным постаментом, внезапно вскочил на ноги и, ткнув чем-то в живот стоящего неподалеку от него немощного старца, выхватил у него из рук скимитар и, опасно размахивая этим смертоносным оружием, прыгнул в сторону открывшегося перехода. Еще мгновение — и он, словно нагретый нож в масло, вошел в каменную стену и сгинул без следа...
— Уйдет! — взревел ротмистр, бросаясь за ним. — По обычному порядку — все за мной! — скомандовал он, оборачиваясь на бегу. — Капитан, вы замыкаете! Не поминайте лихом, если что!..
Задержавшись немного на пороге (видимо, пытался все же соблюсти рекомендованный еще Берестовым интервал проходов), Чебриков решительно шагнул в стену, исчезая в ней.
И в этот момент из коридора посыпались первые стрелы.
* * *
— Никогда бы раньше не подумал, что придется этой штукой пользоваться!
Жорка, пыхтя, прикрывал сконцентрировавшихся перед воротами путешественников огромным круглым щитом, позаимствованным у одного из убитых пехотинцев Аурвадарты, в то время как Николай из укрытия огрызался короткими очередями из своего «Дегтярева».
Нападающие под прикрытием стрел и камней, дождем сыпавшихся вокруг, уже сумели просочиться в зал и теперь вели прицельный «огонь» по прислуге катапульт, сновавшей как угорелые вокруг своих смертоносных машин. Три грозных орудия уже замолчали навсегда, но оставшиеся, выпустив свои снаряды, выкосившие целые ряды нападавших, готовы были повторить залп.
Сердце обливалось кровью при мысли о том, что продержаться против превосходящего в десятки раз по численности противника немощным обороняющимся не удастся.
Переводчик в лице ротмистра отсутствовал, находясь за гранью, но Николай и Жорка, как могли, на пальцах, отчаянно пытались убедить верховного жреца, уже, похоже, отрешенного от всего земного, уйти вместе с ними. Так же жестами тот объяснил, что ни он, ни остальные жрецы храма не покинут и будут тут сражаться до последнего вздоха. Гостям же он красноречиво указывал на выход: не мешайтесь, мол, в наши разборки — скатертью дорога!
Отчаявшись убедить его, Николай решился на отступление.
— Господи помо... — раздался за спиной Валин голос, оборвавшийся на полуслове.
— Валя прошла, — констатировал Жорка, из последних сил удерживающий щит, который ежесекундно вздрагивал от прямых попаданий стрел и камней. Снаружи он уже, наверное, напоминал ежа. — Кто следующий?
— Ерунды не пори, — огрызнулся Александров, очередью в три патрона срезая чересчур нахального аурвадартовца, подобравшегося с обнаженным кривым мечом слишком близко. — Ты идешь! Шаляпина не видел?
— Да я бы рад... — Жорка снова покачнулся: в щит с грохотом врезалсябулыжник, выпущенный из пращи. — Да, похоже, не пробраться к переходу.
— Что ты... — начал было капитан и осекся.
Нападающие, завладев одной из катапульт, изготовленной к выстрелу, разворачивали ее теперь в сторону отстреливающихся «миропроходцев».
— Похоже, шиндец пришел, Жора... — Николай почувствовал, как по спине щекочущим ручейком катится пот, а ноги начинают предательски дрожать. — Гранату бы сюда...
— А нету!.. — в тон ему ответил Конькевич, тоже вибрируя.
Да нет, с чего бы вдруг дрожать? Не такое видали. Что-то здесь знакомое...
Новая прислуга катапульты, вместо того чтобы быстренько завершить маневр, почему-то копошилась там, будто пьяная, то поскальзываясь на ровном месте, то вдруг начиная поворачивать орудие в обратную сторону. Дождь стрел и камней тоже поутих, и стрелы уже не свистели вокруг, полные хищной силы, а вяло жужжали, не долетая до цели.
— Шаляпин! — осенило наконец капитана.
И верно: напрягшись, как струна, кот, от взъерошенной шерсти ставший гораздо больше обычного, стоял на совершенно открытом месте, вперив тяжкий взгляд в копошащихся перед ним, словно во сне, врагов, а вокруг него волнами расходилась мощная неслышная вибрация, от которой начинали ныть зубы и мутилось в голове...
— Вперед, Жорка! Он их долго не удержит!
Отобрав ненужный уже щит у друга, Александров силком запихал Конькевича в «стену», нетерпеливо ведя отсчет оставшегося для него самого времени.
Шаляпин держался!
Неизвестно, чего это ему стоило, но всяческое движение в зале прекратилось, а нападающие и обороняющиеся, как бы взяв тайм-аут, отставили взаимное истребление.
Завершив счет, Николай шагнул вперед, по привычке высоко занося ногу и...
Сверкнувшая в луче света, падавшем из узкого окна, стрела, посланная откуда-то сверху, сшибла Шаляпина, словно кеглю, без звука унося его куда-то за постамент.
— Шаля...
Милиционер готов был броситься на помощь, но вокруг уже засвистели снова ожившие стрелы.
Что-то, показавшееся огромным, как шкаф, ударило в плечо, отдавшись в голове звонкой болью, и, развернув, швырнуло лицом вперед, на зыбкие камни стены...
Ласковое солнышко так приятно грело лицо, красным просвечивая сквозь закрытые веки, что открывать глаза никак не хотелось.
«Будто в деревне у бабушки... — подумалось Николаю. — Как давно это было...»
Теплый ветерок обдувает лицо, щекоча щеку мягкими стебельками травы, щебечут птички... Как замечательно вот так лежать на спине, подставив лицо солнечному свету и ни о чем не думать! Если бы еще не этот металлический лязг, доносящийся откуда-то со стороны.
Что-то напоминает эти звуки. Не то работает какой-то механизм, не то...
Николай распахнул глаза и сел на траве, не обращая внимания на тошнотворную боль, сразу рванувшую левую сторону головы.
В нескольких метрах от него Валя колдовала над лежащим в траве бледным как смерть Жоркой, а чуть дальше крутились в фехтовальном танце две знакомые фигуры, окруженные серебристым сверканием размывавшихся в воздухе мечей.
Судя по тому, что Кавардовский только оборонялся, отступая к кустам, окружавшим небольшую поляну, в центре которой и располагался, видимо, переход, удача склонялась на сторону ротмистра. Однако и противник его не собирался сдаваться, отчаянно сопротивляясь и делая это, на взгляд Александрова, мастерски.
Противники бились молча: ни о какой шутливой словесной пикировке, как в том давнем поединке графа с Роландом, речи не было. Всего на миг увидев лицо Чебрикова — бледное, с закушенной нижней губой и сузившимися глазами, когда тот обернулся удостовериться, что с товарищем, замыкавшим эвакуацию из храма, все в порядке, — Николай понял, что фехтовальщики здесь сошлись с более серьезными намерениями. Хотя куда уж серьезнее...
Ротмистр отвлекся всего на долю секунды, но это едва не стоило ему жизни: скимитар Кавардовского свистнул так близко от его головы, что еще миг и... Спасло графа, только падение на спину с перекатом, и опять Князь ошибся всего на несколько миллиметров...
В подобном поединке, когда сходятся два равных по мастерству противника, зачастую все решает случай. Так произошло и на этот раз.
Сверкнувший в опасной близости от плеча перекатившегося Петра Андреевича клинок Князя неожиданно для его обладателя глубоко вонзился и тут же засел в мягкой на первый взгляд, но сплошь перевитой корнями лесной почве. На его освобождение ушел всего какой-то миг, но он оказался роковым для преступника...
«Дюрандаль» прочертил в воздухе сияющую дугу снизу вверх и глубоко рассек правое плечо Кавардовского, заставив его ладонь безжизненно соскользнуть с рукояти застрявшего в земле скимитара. В следующую секунду вскочивший ротмистр ударом ноги опрокинул своего врага наземь и, отшвырнув свой меч, навалился сверху, выкручивая ему здоровую руку.
