шахматистов, что-то с головой не так. Несколько раз в студенческие годы Брехт играл с обычным кандидатом в мастера спорта. Так тот лежал на койке в общаге с закрытыми глазами и диктовал ходы, а у тебя перед глазами доска, сходил, сообщил товарищу кандидату свой ход, над которым думал несколько минут, а он практически сразу тебе ответ выдаёт. То есть, он в голове держит шахматную доску и помнит, где все твои и его фигуры стоят. Брехт тогда попробовал схитрить, не потому, что характер такой, а потому что ум пытливый. Назвал неправильно положение коня. Так кандидат, мать его, поправил, типа, так лошади не ходят. Проиграл тогда. Один раз, правда, выиграл у Коли, так звали этого «ясновидящего». Уговорил того сыграть без ферзя. И не стал гамбитами со всякими испанскими началами итальянской партии заморачиваться, тупо, при малейшей возможности шёл на обмен. Коля, поздно осознал, что произойдёт, а когда понял, было уже не до гамбитов. Доска почти пуста и ферзь может резвиться напропалую. Пытался противник вилки ставить, но когда фигур мало, то это уже и такому профану видно, что ловушка. Словом, выиграл, но повторить успех уже не смог. Коля на тупые размены не шёл больше, старался в вилки эти самые и заманить. Пришлось ферзя поменять на слона, ну, а дальше всё посыпалось.
Обладателем шахмат Брехт стал неожиданно. Заикающийся водитель «Мерседеса» зелёного отвёз его на ту саму барахолку в антикварном квартале Берлина Шарлоттенбурге и первое, на что там Иван Яковлевич наткнулся, и захотел непременно купить, были как раз шахматы. Не простые, золот… А фарфоровые. Пешки – пехотинцы, слоны и есть слоны боевые, копейщики на них. И королевы, пардон, ферзи с королями, как и положено королям, брутальные мужики в плащах горностаевых и дамы к коронах и кринолинах, наверное. Красота, растудыт её через коромысло, да в качель. Не удержался полковник, прикупил.
«Мерседес» отпустил сразу Иван Яковлевич и, глядя вслед зелёному чуду, мыслю родил. Мерседес – это женское имя. Имя дочери Эмиля Еллинека – консула Австро-Венгрии, друга инженера и промышленника Готлиба Даймлера и автоконструктора Вильгельма Майбаха. В честь дочери он обозвался, чтобы инкогнито принять участие в гонках, консул же. Так вот – мысля. Если это женское имя, то правильно, наверное, нужно говорить не уехал на «Мерседесе», а уехал на «Мерседес» или «Мерседеске». Загадка. С чего это женское имя стало существительным мужского рода?
На рынке, кроме шахмат, Брехт много чего накупил. Несколько сервизов чайных, несколько кофейных, один огромный чуть разукомплектованный столовый сервиз. Всякие супницы с фарфоровыми поварёшками, селёдочницы, икорницы. И всё в мадоннах. Прямо как из-под кисти самого Рафаэля. Раскокали предыдущие хозяева несколько тарелок. Беда. Потому продавался сервиз не сильно дорого. Взял Иван Яковлевич. А чего, не на себе же волочь. Машина увезёт и даже кряхтеть не будет.
Потом зашёл в расположенный недалеко спортивный магазин. Купил, как и хотел во Франции, но там не получилось, пришлось ускоренно ретироваться, несколько мячей и бутс, не для двух команд, естественно. Есть Дворжецкий со своими артелями, пусть возьмёт за образцы и повторит. Да и Брехт ему кое-что подскажет, видел, чем бутсы в двадцать первом веке от этих отличаются. Вдвоём родят шедевру.
Всё это богатство привёз в снятый ими домик на другом такси. Вот тут пришлось постоять в очереди, оказалось, что народу, желающего уехать с блошиного рынка на авто пруд пруди. Сделал ход конём, зашёл в магазинчик Пауля и вызвал такси по телефону. Прямо к подъезду через двадцать минут подали, Иван Яковлевич пока все покупки туда стаскивал с базарчика. Сначала всё оставлял у продавцов, дескать, вот деньги, всё заплачено, но пусть у вас полежит. Возьму такси, потом заберу. А в оставшееся время прикупил у Пауля Шульца ещё несколько натюрмортов. Придётся теперь дом в Спасске-Дальнем перестраивать – увеличивать, чтобы влезли все картины на стены.
Приехал, разгрузился и какая-то тоска навалилась. Вот и закончился целый кусок новой жизни. Смог ли подкорректировать историю? Помог стране или наоборот навредил? Мало ли, вдруг Германия сейчас срочно объявит войну Франции и расколошматит её. И вступит в войну с СССР не ослабленной, как Брехт планировал, а наоборот, ещё более сильной. А ещё тревожило возвращение в СССР. Как там Родина встретит? Орденами или камерой на Лубянке. И самое паршивое, что повлиять на эту ситуацию никак не можешь. Только и остаётся, сидеть, играть с пацанами в красивые фарфоровые шахматы, ну, точнее, учить этих легионеров играть в шахматы, а то обозвал Капабланками, а они даже не знают, как фигуры называются. Полковник представил, как бы встряли, если бы администратор отеля «Берлин» вечером притащился сгонять партейку другую на сон грядущий.
Вообще, не просто так сидели, пока одного учил играть в шахматы, второй интербригадовец машину загружал барахлом, что разжились за время путешествия, потом менялись. Неизменны оставалось только то, что Брехт каждые пять минут доставал часы раритетные из кармашка и убеждался, что прошло пять минут. Стояло время. Ждали Карла Энгельгардта. Полицейский должен был принести новости и документы, позволяющие господам покинуть территорию Германии и въехать в Польшу, а оттуда и в СССР. На Берлин накатывались сумерки, уже и луна в окошко заглянула, а криминальдиректрора всё не было. Ничего удивительного, не каждый день в Берлине генералов убивают.
В десять вечера, осознав, что Энгельгардт уже не приедет, Брехт пацанов отправил спать, и сам пошёл в свою спальню ворочаться, отчётливо понимая, что быстро уснуть не получится. Нервы.
Событие семидесятое
Предательски хрустнули доски сортира… Ещё никогда Штирлиц не был так
близок к провалу.
Все спали. Даже Брехт, когда наворочался вдоволь и то отрубился. Незаметно, гонял и вдруг раз и отключился. А тут стук в дверь. И лай собаки у соседей. Первым делом полковник из-под подушки «Вальтер» вынул и с предохранителя снял. Патроны проверять, как в кино, не стал. Сам же вчера вечером зарядил. В дверь снова стукнули. Не пальцами, кулаком, но всё же уговорённым условным стуком. Удар, промежуток и снова удар. И так три стука. Потом ещё более длинный перерыв и снова три стука.
