червонцев, настоящих, новеньких, блестевших в свете фонаря краской. Пашка усмехнулся, сплюнул сквозь зубы, и пошёл на вокзал, в три часа ночи отходил поезд в Бологое. А потом снова хлопнул себя по тупому лбу — в прошлом разе, когда он в больничку передачу носил, там тоже что-то похожее лежало.
— Вот я дурак, — сказал он сам себе, а потом похвалил, потому что в том пакете денег было вроде как поменьше, чем в этом. Значит, он не фраернулся, а выждал, когда выгодный случай представится.
Этот лох, который ему деньги отдал, искать Пашку будет всю жизнь, и не найдёт, ждёт его Одесса-мама, тёплое море и роскошная жизнь, надо только осторожно себя повести, деньгами до поры не блестеть, доехать третьим классом. Пашка подошёл к вокзальной кассе, протянул мелочь.
— Десяти копеек не хватает, — сказала кассирша.
Парень вздохнул, залез за пазуху, пошуровал там, потом для виду засунул руку в карман потрёпанных штанов, протянул червонец.
— Вот.
Кассирша что-то там на бумажке разглядывала, позвала сменщицу, та тоже посмотрела и ушла. А к Пашке подошёл милиционер.
— Ты где деньги взял?
Пашка рванулся, но милиционер держал крепко. Был он среднего роста, с блеклыми глазами и прокуренными зубами, которые щерил, словно опасного преступника поймал.
— Отпустите, дяденька, — парень заплакал, — мамка бьёт, вот решил сбежать, утащил у неё, так я верну, как на работу устроюсь.
Обычно слёзы действовали безотказно, и тут тоже рука блюстителя правопорядка начала разжиматься, но появились трое, взяли их в коробочку, один из троицы удостоверение раскрыл, а двое Пашку схватили.
— Этого мальца Павел Филиппов зовут, и он пойдёт с нами, — сказал человек с книжицей, а милиционер не возражал. И Пашка понял, что теперь он слезами не отделается.
* * *
Фому вывели из камеры в четыре утра четверга. Пока дали оправиться, пока завтраком нехитрым накормили, прошёл час. Ноги и руки ему сковали так, что он едва мог передвигаться, да ещё цепь вокруг шеи замотали, швырнули за заднее сиденье машины.
За руль Форда сел субинспектор Мельник, машина с пятёркой сопровождения стояла, выплёвывая сизый дым.
— Что, гнида, шелохнуться боишься? — Мельник достал револьвер, положил рядом с собой, завёл мотор.
Форд заводился от электростартера, а для АМО, в котором сидели бойцы, требовалась рукоятка. Её вставили в мотор через несколько минут, когда машина заглохла. Сидящий рядом с водителем милиционер вылез, подошёл к Мельнику.
— Подождёте?
— Пять минут.
Через пять минут машина не завелась, красноармейцы выпрыгнули из кузова, и пытались помочь водителю, толкая грузовик.
— Давай так, — Мельник тоже подошёл, поучаствовал для виду, отвёл милиционера в сторону. — Я доеду до места, его распаковывать не буду, там в отделение обращусь, а то он задохнётся, ему смотри как шею перетянули.
— Так может расковать его?
— Ты сдурел? Это мокрушник, сбежит ещё, ему терять нечего. Обязательно свяжись с нашими, пусть ещё кого-то отправят, мне его назад везти.
— Может бойца возьмёшь?
— Справлюсь, — Мельник подёргал цепи, проверяя, не ослабли ли, похлопал Фому по синей щеке. — Смотри, живой ещё.
Остановился он через два километра, съехав с дороги в кустарник, открыл замки. Фома вылез, потянулся, попробовал ударить субинспектора, но получил хук в живот, усмехнулся и лёг обратно на заднее сиденье. Неподалёку от железнодорожного переезда в машину залезли Леднёвы, появившись из густого тумана.
— Всё чисто, — сказал инженер, — я проверил, за нами никто не следил.
Он, поднатужившись, прицепил тяжёлый чемодан возле запасного колеса, сел на переднее сиденье, а Дарья на заднее, рядом с Фомой. От Леднёва не ускользнуло, что она ласково погладила здоровяка по щеке, а тот её по-хозяйски приобнял. Но Вадим Петрович ничего не сказал.
Машина проехала переезд, и через несколько минут остановилась у почтового отделения.
— Это я вчера звонил, — сказал Леднёв красноармейцу, показывая книжечку облсвязи. — Начальник отделения на месте?
— Нет, товарища Грунис нету, — часовой мотнул головой вглубь здания, — только заместитель ейный пришедши и кассир.
— Ничего, — Мельник показал своё удостоверение, — я как раз с ними приехал, чтобы лишних людей не беспокоить и за порядком следить.
Заместитель начальника без споров открыл подвал, включил свет — тот почти не спасал, две тусклые лампочки освещали только небольшие круги прямо под собой. Кассир отпер несгораемый шкаф, пересчитал пачки червонцев, тех было на триста тридцать шесть тысяч, Фома повторил трюк с чемоданом, а потом сам кое-как попытался открыть сейф. Тот не поддался.
— Отлично, товарищи, — Леднёв обрадованно потёр руки, — у вас всё в порядке. Ефим Матвеевич, загружайте.
Кассир оказался придирчивым, он даже с одной пачкой наверх хотел сходить и там проверить, но Мельник его поторопил, и червонцы удалось без осложнений погрузить на прежнее место. Машину никто не задерживал, они проскочили Красную Репку, возле Лакомцево Мельник притормозил. На дороге было пустынно, в это время все ещё спали.
— Отлично сработано, — сказал он, — надеюсь, фальшивок нам не попалось?
Фома достал пачку червонцев, распечатывать не стал, посмотрел на верхнюю банкноту, та была без чёрточки, а значит — подлинная. Мельник тем временем получил от Дарьи паспорт, развернул.
— Ух ты, Хаас Миллер. Куплю себе мельницу.
Леднёва рассмеялась, полезла в сумочку, выхватила оттуда дамский пистолет, приставила его к уху Мельника, с другой стороны прижала сумку и выстрелила. Пуля прошила череп насквозь, и увязла в сумочке. Инженер даже дёрнуться не успел, Фома свернул ему шею. Машина чуть было не уехала в кювет, но Фома перехватил руль, скинул ногу мертвеца с педали, толкнул рычаг тормоза.
— Так, мой милый друг, живо вытаскивай легавого из машины, — распорядилась Леднёва, заткнув дырку в голове Мельника пальцем, — я кровь держу. Вот так, аккуратно, чтобы не запачкать, оттащи в сторону. А теперь этого дурака. Стой там.
— Ты что задумала?
Фома даже ноги поджал, чтобы отпрыгнуть, но две пули вошли ему в живот. Он захрипел, упал на землю, скрючившись и прижав руки к ранам, Леднёва подошла поближе, прицелилась.
— Некоторые вещи, — произнесла она пафосно и торжественно, словно со сцены, — не делятся. Но я дарю тебе самое дорогое, жизнь.
Она рассмеялась, опустила пистолет, и осторожно, не теряя Фомы из виду, отошла к машине. Когда автомобиль отъехал, Фома немного распрямился, затыкая дырки в животе тряпками, он надеялся, что пули из мелкокалиберного пистолета, пробив кожу, застряли где-то в мышцах или жире. Перед серьёзными делами он не ел — когда-то давно выжил, получив удар ножом в живот, и с тех пор остерегался. Надо было только добраться до доктора, добрести до селения поблизости, Фома встал на колени, прикинул, как можно подняться, не напрягая живот.
На дороге
