Дион, состроив печальную рожу, — тебе, Симонид уже пора на лавке перед своей лачугой сидеть, дряхлые кости на солнышке греть, а ты все по горам скачешь, аки молодой и резвый козел.
— Какого ещё Ситалка?! [98] — рявкнул фокеец.
— Который Аполлон, — бросил через плечо Антенор и добавил, — не мучь его, Дион, сейчас он взбеленится, я тебя выручать не стану, потому как сам нарвался.
— Аполлон? — захлопал глазами Симонид, — а причём здесь…
Он вдруг замолчал и поджал губы. Антенор, как наяву увидел кулак, летящий в ухо Репейнику, но то была лишь игра воображения. Фокеец потемнел лицом, но даже не взглянул на родосца. Опустил глаза, рассматривая костяшки пальцев.
— Надулся? Зря. Признай — сгубила жадность абдеритов [99]. Что заслужили, то и получили. Я бы даже сказал — легко отделались.
— Ты сам в своей желчи не потони, — буркнул фокеец, — язык, как помело, смотри, отхватят. До смертного часа будешь над всеэллинским горем потешаться?
— До чьего?
— Что, «до чьего»?
— До чьего часа смертного? Моего или твоего?
— Да пошёл ты…
Указание, куда ему следует отправиться, Репейник проигнорировал.
— И, кстати, про «всеэллинское горе» кончай заливать. Например, нам, родосцам, на эту вашу…
— Да вам всегда на все насрать. А я говорю — всеэллинское. Сколько лет бодались, сколько городов схлестнулось, сколько народу полегло… А под конец даже победители оказались в проигравших, под пятой Филиппа, будь он проклят.
Антенор, услышав эти слова, даже ухом не повёл.
— Это не Филипп вас победил, а Аполлон наказал.
Симонид пропустил замечание мимо ушей.
— Ты вот меня святотатством попрекаешь, Репейник, а мне знаешь сколько лет было, когда всё началось? Восемь! И восемнадцать, когда закончилось.
Дион открыл было рот, чтобы возразить, но Антенор опередил его:
— Репейник, заткнись уже.
Некоторое время шли в молчании.
— А почему дед? — вдруг поинтересовался Симонид.
— Какой дед? — спросил Дион.
— Ты сказал: «ограбили деда Ситалка». Почему дед?
— Так ему в обед сто лет. Разве нет?
— Да уж поболе, — фыркнул Антенор.
— Он, вообще-то, вечно молодой, — возразил Симонид.
— Вечно пьяный, — хохотнул Дион, — хотя это не про него. Лучше бы вы храм Диониса какой ограбили. Весёлый Вакх ещё бы и проставился для такой дружной компании.
— Расскажи это Александру, — сказал Антенор, — он, когда разрушил Фивы, как раз по твоей мысли поступил.
— С богами лучше не ссориться, — неожиданно сказал обычно очень немногословный Ваджрасанджит, — ни с какими.
— Да-да, — покивал Репейник, — но ещё опаснее злить фокейца. У них с богами разговор короткий…
— Да заткнись ты уже, Дион! — не выдержала даже Месхенет.
Симонид не обманул. Действительно, едва они доковыляли до высшей точки тропы, внизу замаячила зеленовато-голубая лента.
— Инд, — сказал проводник, — местные говорят, что по эту сторону ещё Ликия, а там, за рекой, уже начинается Кария. Если вам на юг, то надо к реке спускаться. А ежели на север — то лучше немного по гребню пройти. Куда идём?
— Это Инд? — удивился Ваджрасанджит.
— Он самый, — усмехнулся Антенор.
Он остановился.
— Подожди.
Повернулся к Репейнику.
— Дошли Дион.
Тот покачал головой.
— Рановато говоришь «дошли».
— Я не о том. Если двинешь вниз по течению, доберёшься до Кавна уже к вечеру, а там и до Родоса рукой подать.
Отсюда, с горы, пролив неплохо просматривался и если зрение напрячь, то можно было увидеть и остров за ним, укрытый голубой дымкой. А белые домики и красные черепичные крыши Кавна и вовсе безо всякого напряжения различались.
— Так нам же надо не на Родос?
— Нам нет, — кивнул Антенор, — а тебе какой смысл до Хрисаориды тащиться? Я и без того тебе должен так, что мне вовек не расплатиться.
— Пустое говоришь, — ответил Репейник, — пошли уже.
И он повернул направо.
Антенор озадаченно посмотрел на Месхенет.
— Счастливый ты, Антенор, — негромко сказала египтянка, — не всем такие друзья достаются.
Она направилась за Дионом. Осёл покорно топал следом. За ними двинулись и Ваджрасанджит с Симонидом. Антенор некоторое время стоял столбом, кусая губу.
— Недалеко уже осталось! — крикнул проводник, — дней за пять дойдём! Это ж плюнуть и растереть от того, что уже протопали!
«Пять дней. Всего пять дней».
Глава 14. Мальчик, до которого никому нет дела
Кария, окрестности Хрисаориды
Сонное солнце выглянуло из-за гор, осветив кроны сосен, и лениво полезло на небосвод, вполглаза разглядывая, что же интересного нынче происходит в пробуждающемся лесу. Ещё задолго до появления светила, в предрассветном прохладном сумраке разноголосый птичий хор уже вовсю славил новый день торжественными гимнами.
В подлеске, в зарослях шиповника из травы выглядывала небольшая красная голова с белым клювом и чёрной шеей, а временами поблёскивала и золотистая «броня».
«Кор-кор».
Фазан негромко токовал, обозначая себя, посматривал по сторонам. Рядом с ним держалась, подбирая ягоды, его подруга, совсем невзрачная в сравнении с таким золотогрудым красавцем.
«Кор-кор-кор».
Шагах в пятидесяти, в тени медленно и совершенно бесшумно поднялась невысокая фигура. Подросток, одетый в безрукавку из овчины. В руках он держал лук и на тетиву уже была наложена стрела.
«Кор-кор».
Петух его не видел, продолжал себе токовать.
Подросток, не отрывая взгляд от фазана, медленно поднял лук и растянул тетиву.
Хрустнула ветка.
«Ктк-ктк».
Красная голова исчезла. Прошуршала трава. Сбежал петух и подругу увёл. Горе-охотник всего-то моргнуть успел, а дичь в сотне шагов уже, а то и дальше. Это молодой фазан при опасности недалеко отбегает, а этот крупный был, как видно, матёрый.
Охотник застыл не несколько мгновений, превратившись в статую, а потом недоуменно опустил лук. Его стрела все ещё лежала на тетиве.
Подросток посмотрел в ту сторону, где раздался хруст. Из кустов вышел ещё один отрок. Выглядел он точно так же, как первый. Разве что оказался ростом немного повыше.
— Ну ты чего творишь-то? Я с ночи тут сидел! — обиженно заявил первый.
Смешок.
— Да ты что! Гляньте на него, засадный сиделец выискался! — картинно воскликнул второй, вальяжно приближаясь.
— Вали отсюда! Чего припёрся?
— Где хочу, там и хожу.
— Это наша земля! — возмутился первый.
— А вот и нет.
— А вот и да!
— А вот и нет. Ваша до ручья, а тут уже не ваша, так что отвали!
Первый сердито посопел, но ничего не возразил. Пробурчал себе под нос:
— И кому пришло в голову тебя Арвасатхой назвать? Никакой ты не быстрый. По лесу ходишь, будто вол с колокольчиком.
— Сам спугнул, а на меня валит! — Арвасатха.
— Это ты его спугнул! Ты сучьями трещал!
— Да пошёл ты… — нагло заявил второй.
— Эй, охотнички! — раздался насмешливый тонкий голос.
Оба обернулись. Поодаль стояла ещё одна
