— Разве квеманы — люди? — пренебрежительно пробормотал Ахвизра, но Агилмунд не стал отвечать на эти слова. — Я так мыслю, — сказал он. — Не ромлянам теперь будет служить Аласейа, а другу своему Гееннаху. А мы будем служить Аласейе — и великую славу добудем.
— А как же клятва, которую мы должны принести ромлянским богам и императриксу? — вмешался Сигисбарн.
— Ромлянских богов на ромлянской земле следует жаловать, — степенно изрек Агилмунд. — Они на нас и без того сердиты: храмы их мы грабили. Но и понять они должны: как ихние храмы не грабить, ежели там всякие богатства сокрыты.
— Ничё! — подал голос Ахвизра. — Вона Гееннах квеманских богов прям у них дома пожег. И квеманов затем побил несчетно, и капище их ограбил, и здесь, у ромлян, великим вождем стал. И даже нашего Аласейю удачей перевеличил!
— А я так думаю: или за Гееннахом бог сильный стоит, или сам Гееннах все же бог, а не герой, как Овида сказал, — заявил Сигисбарн.
— А я вот вспомнил, что Книве на капище боги открыли, — проговорил Ахвизра. — Когда в иной мир попал. Где пусто: лишь воды морские. И стоял Книва на воде ровной, хотя вокруг волны кипели. И тень на него падала: как от крыла. И небо было цвета огня и снега, снега и крови. Небо Байконура. И бог Аласейи и Гееннаха говорил ему что-то… а может, то был сам Гееннах?
— Эх-х, — вздохнул Сигисбарн. — Нет с нами ни Овиды-жреца, ни Травстилы… даже Одохара нет. Но ты, брат Агилмунд, ведь тоже почти что рикс. Ты еще не научился невидимое прозревать?
Агилмунд покачал головой.
— Аласейа может, — сказал он. — Помнишь, Сигисбарн, что он нам на кресте говорил? «Верь мне, Агилмунд! Я — Аласейа, пришедший с неба, я видел богов и разговаривал с ними! И я говорю тебе: боги отличат настоящих воинов, какой бы ни была их смерть! Так что через несколько дней умрешь ты, Агилмунд, и отправишься прямо к своим богам! Это я тебе обещаю!» Так сказал Аласейа. Значит, умеет прозревать невидимое наш рикс!
— А я так не думаю, — возразил Ахвизра, которому историю эту не однажды уж рассказали. — Ведь что сказал Аласейа: «Через несколько дней ты, Агилмунд, отправишься к своим богам!» А ты живой!
— Если… — сказал Сигисбарн.
— Что «если»? — спросил Ахвизра.
— Аласейа сказал: «Я говорю тебе: боги отличат настоящих воинов, какой бы ни была их смерть! Так что если через несколько дней умрешь ты, Агилмунд, то отправишься прямо к своим богам! Это я тебе обещаю». «Если». Именно так он сказал. Ты знаешь, Агилмунд, я все хорошо запоминаю.
— А верно! — воскликнул Агилмунд. — Так он и сказал! Верно! Прозревает невидимое Аласейа! Помните? Хотел ведь Аласейа домой возвращаться! Знал, что побьют нас. И Книву тоже домой отправил, хотя не хотел того Книва. А ведь пошел бы Книва с нами, его бы точно убили!
— Верно, убили бы Книву! — подтвердил Ахвизра. — Всех убили, кто молодой. Один вот Сигисбарн живой, потому что ты его прикрывал, Агилмунд. А был бы с вами Книва, погибли бы вы все, потому что даже такому воину, как ты, друг мой, в той сече двоих не уберечь.
— Значит, не простой рикс Аласейа, родич наш, — сказал Агилмунд. — Он даже смерть своим волшебством изгнать может. Он ведь и от тебя смерть прогнал, Ахвизра. Так же, как от того молодого сармата, помнишь? И внимают ему — не как простому риксу. И бораны его слушаются, и даже этот боспорский царь Фарсанз…
— Фарсанз — не царь еще… — уточнил Ахвизра. — И не так уж хорош родич твой, как ты говоришь. С мечом управляется не лучше Сигисбарна. А тиви его, Анастасия, чернява и мнит о себе много!
— А я думаю: ни к чему Аласейе на мечах лучше всех биться, — сказал Агилмунд. — И без того он лучших воинов побеждает. Комозика победил? Победил. А брат его Диникей? Только он против Аласейи встал — и мертв.
— Диникея я убил, — без всякой гордости сказал Ахвизра.
— Убил ты, верно. Но хотел ли ты его убивать?
Ахвизра покачал головой.
— Нет. По обычаю Аласейа сам должен был его убить. Сам не знаю, почему я убил Диникея. Подумалось мне: не прав Диникей. И правильно будет убить. А тут и говорит мне Аласейа: «Убей его, Ахвизра». И я убил. И знаешь, Агилмунд, — от возбуждения Ахвизра приподнялся и даже попытался сесть, — так легко мне было убивать Диникея, словно не опытный воин предо мной был, а такой вот молодой, как он. — Ахвизра показал на Сигисбарна. — И еще я сейчас подумал: все, что ни скажет Аласейа, все, что ни сделаем мы для него, — так легко и славно получается. И всегда так было. Помнишь, как мы квеманов побили?
— Помню, — кивнул Агилмунд. — Так и есть все, как ты говоришь. Только ты лучше лежи, Ахвизра. Хоть и отогнал от тебя смерть Аласейа, но сил в тебе совсем немного. Лучше ты поспи, а мы с Сигисбарном к нашим пойдем. Скажу им, что мы решили.
— За Аласейей идти… — прошептал Ахвизра, у которого и впрямь совсем сил не было.
— Да! — торжественно произнес Агилмунд. — Хоть в Рим, хоть в Валхаллу!
— Лучше сначала — в Рим, — сказал Ахвизра и тихонько рассмеялся.
Глава пятая,
в которой Алексей Коршунов, он же — рикс варваров Аласейа, знакомится с самим «главнокомандующим данубийским фронтом» Гаем Юлием Вером Максимином, по прозвищу Фракиец
В расположение летнего лагеря Одиннадцатого Клавдиева легиона мобильное подразделение принцепса Геннадия, доукомплектованное рекрутами-варварами, прибыло утром двадцать третьего дня месяца июня, в канун римского праздника Форс Фортуна[21].
Ни Аптуса, ни трибуна-латиклавия Деменция Зимы в расположении не было. Был префект лагеря Децим Флор, к которому Черепанов и отправился докладывать о результатах «экспедиции». Поскольку общаться с легатом одиннадцатого благородным Дидием Цейонием Метеллом у Геннадия не было ни малейшего желания.
Префект Флор принял доклад с полным одобрением. А затем огорошил новостью: нынче к вечеру в лагерь прибывает сам. Желает, понимаешь, главнокомандующий отпраздновать Форс Фортуна с Одиннадцатым Клавдиевым (от коего в лагере сейчас — четыре когорты, вернее, пять, считая Черепановскую), а затем, вместе с шестью когортами первого Фракийского (которые придут с Максимином) посетить «варварскую» сторону Данубия, укрепив тем самым преданность союзников и проверив, не планируют ли «несоюзные» племена очередной наезд. Визит был реакцией главнокомандующего на паническое послание наместника Нижней Мезии Туллия Менофила: дескать, совсем, варвары замучили!
