- Ваше Высочество, - Николай Степанович Гумилев поклонился. В нем просыпалось особое чувство от осознания того, что рядом с ним - регент, член дома Романовых, фактически император России.
- Николай Степанович, прошу Вас, - Кирилл жестом предложил присесть. Достал портсигар. Сам Сизов не курил, и табачный дым плохо переносил, но вот Гумилев, как он знал, не отказался бы от сигаретки. Чиркнула германская зажигалка.
Николай Степанович благодарно кивнул и затянулся сигаретой, робко держа ее между указательным и средним пальцем, а когда отрывался от нее, то чуть-чуть царапал ногтем большого пальца.
- Ваше Высочество, благодарю Вас за радушие. Однако же, что заставило Вас призвать меня, простого солдата-поэта, в это место, уже получившее некий ореол таинственности. Во многом благодаря нынешнему его владыке, - намек на столь быстрое восхождение Кирилла на вершину власти.
- Нужда, Николай Степанович, нужда в Ваших талантах. Я создаю Осведомительное агентство, которое будет нести идеи монархии, победы, славы в народ и армию. Оно должно будет остановить влияние оппозиционной печати, которое когда-нибудь погубит империю, на солдат и обывателей. Это грандиознейшая задача, и мне требуются люди подстать ей. Для этой задачи нужен настоящий гений. И я уверен, что такой гений слова сейчас сидит передо мной.
Люди творчества нет-нет, да падки на лесть в отношении их таланта. Этим нередко пользуются, так почему и Кириллу не воспользоваться?
- Вы слишком высоко ставите мое творчество, Ваше Высочество, - взмахнул рукой с зажатой в ней сигаретой Гумилев, но все-таки было видно, что слова Сизова ему польстили.
- Не более, чем господин Брюсов или читатели Вашего журнала "Сириус"…Ведь кто такой гений? Кто такой поэт? Это тот, кто в любом человеческом деле всегда стремится быть впереди всех остальных. Вы же заставили себя быть таким, заставили себя быть охотником на львов в Африке, солдатом, который по праву получил два Георгиевских креста. Рискните и сейчас, дайте свободу своему таланту. Мне нужны такие люди, как Вы, необходимы. Нельзя же выиграть войну только солдатами да офицерами. Ее нужно выигрывать силой духа. Я в Вас верю, Николай Степанович. Я предлагаю занять место подле меня, стать руководителем Осведомительного агентства. Думаю, Вы найдете в этой работе много от создания литературного журнала или общества поэтов. Вы будете мавром, припадающим к воде, пьющем ее, а не рыцарем в пустыне, страдающим от жажды и глядящим на звезды. Вы будете читать стихи драконам, водопадам и облакам, Вы будете читать их целой стране, а не в тиши литературного салона или мертвенно-бледного зала.
- Кирилл Владимирович, Вы его знаете? - Гумилев был поражен. Ведь это практически были строки из его стихотворения!
- Да, Николай Степанович, - Кирилл расплылся в довольной улыбке и начал декламировать. Правда, с выражением, оставлявшим желать много-много лучшего, но все же…
Да, я знаю, я вам не пара,
Я пришел из иной страны,
И мне нравится не гитара,
А дикарский напев зурны.
А потом сам Гумилев и продолжил. С чувством, с жаром, с полной чувств глубиной…
Не по залам и по салонам
Темным платьям и пиджакам -
Я читаю стихи драконам,
Водопадам и облакам.
Я люблю - как араб в пустыне
Припадает к воде и пьет,
А не рыцарем на картине,
Что на звезды смотрит и ждет.
И умру я не на постели,
При нотариусе и враче,
А в какой-нибудь дикой щели,
Утонувшей в густом плюще,
Чтоб войти не во всем открытый,
Протестантский, прибранный рай,
А туда, где разбойник, мытарь
И блудница крикнут: "Вставай!"
- Браво, Николай Степанович, браво! Это стихотворение нельзя не знать, по моему мнению. Я предлагаю Вам несколько лучший исход, нежели в дикой щели, утонувшей в густом плюще. Я предлагаю Вам трибуну, Николай Степанович, Вам и всем акмеистам, символистам, всем поэтам, кто захочет творить во имя России. Вы возьметесь, Николай Степанович? Я не хочу Вам приказывать, не хочу требовать этого. Я просто надеюсь на Вашу помощь нашей стране и монархии. Я предлагаю Вам возможность останавливать само Солнце - Словом.
Этого стихотворения Гумилев еще не написал. Но - напишет! Точно напишет…Как и многие другие…
- Возьмусь ли я, Ваше Высочество? После того, как сам регент, Великий князь и Верховный главнокомандующий предлагают мне это?
Николай Степанович как-то разом поднялся, какая-то внутренняя сила, казалось, исходила теперь от каждого его слова и жеста.
- Я не могу не взяться, Ваше Высочество! Я хочу и буду служить России всем своим естеством!
"Ну хоть здесь выиграл" - облегченно подумал Кирилл, пожимая руку разгоряченному Гумилеву. У того в голове уже рождались статьи, стихи, слова, с которыми он обратится в первом номере из того издания, что создаст Осведомительное агентство. Но сперва- собрать всех своих, надо поднимать рыцарей слова на борьбу. Кирилл же пообещал всемерную поддержку в этом деле. Пора браться за настоящую работу, пора Словом заставлять Солнце сверкать ярче, чем опасность в глазах храбрецов!
Солнце палило нещадно. Минаев бросил взгляд на голубое небо, совершенно лишенное облаков. Вздохнул - и продолжил разгружать ящики с оружием. "Авангард" вообще не доверял этой работы местным. Мало ли чего. К тому же кроме винтовок и патронов в ящиках была валюта, которую должно было хватить с лихвой на первое время. Или даже на все полтора месяца.
Место, где греки предложили разместить "училище", и вправду было безлюдным. Среди гористых холмов, на которых жили в основном пастухи, и те - из отуречившихся греков: здесь же когда-то было сердце Никейской империи. Говорят, до сих пор поминали как святого одного из никейских императоров, Иоанна Дука Ватаца. Минаев помнил это по историческому отделению университета: в офицеры-то он попал только в начале войны, записался на волне всеобщего энтузиазма. Но у кого-то энтузиазм угас, а у Сергея сменился уверенностью в том, что Россия должна победить! Сколько можно терпеть поражения от всяких азиатов, германцев и мусульман, которые свою страну держат только с европейской помощью. И в плату за это отдают одну провинцию за другой то Австро-Венгрии, то Англии…
В нескольких верстах от лагеря пролегала железная дорога. Сперва Минаев волновался, все-таки опасно, но местный грек, кое-как разговаривавший на русском, Маркос Попандопулос, заверил, что волноваться не стоит. Железные дороги встали после того, как Черноморский флот перерезал снабжение Турции углем из Зонгулдака. Даже ночное освещение в городах исчезло, а производство снарядов или прекратилось, или упало до смешного минимума. Османская империя потихоньку умирала из-за угольного голода.
- Сергей, да ты не журися! - улыбнулся Николай Панько, чьи родители были выходцами из Малороссии. Химик и инженер, он в случае чего мог устроить турецким властям пламенный привет с веселым салютом взрывчатки. - Комар носу не подточит. Давай уж лучше таскай, таскай ящички.
Панько и Минаев как раз работали на пару при разгрузке телег, предоставленных греками. На них с улыбками поглядывали местные. Будущие бойцы…
- Бойцы, понимаете ли, - брюзжал самый старый из "авангарда", поручик Василий Клембовский. Он как раз должен был отвечать за обучение местных. - Тряпки. Тут же целый век работать надо. Ну ладно, три месяца - минимум. Дева Мария, это же хуже, чем наши крестьяне! Они же даже по-русски не поймут, не то что по матери! А как солдат из них делать, если они ни черта не понимают в столь тонкой материи, как резка правды-матки?
- Василий Янович, не будьте столь поспешны в своих выводах. Православный православного поймет. Эхм, я хотел сказать, христианин христианина поймет. При определенных обстоятельствах, - это был мозговой центр, Степан Зарудный, редкий аналитик. Правда, совсем не обращал внимания на такие мелочи, как вероисповедание своих сослуживцев, глажку и стирку одежды и бритье по утрам. Во многом благодаря этому Зарудный потихоньку становился похож если уж не на местного турка, то на местного грека - точно. И загорел к тому же за время, проведенное в Одессе и Севастополе. - Главное, чтобы они могли стрелять, выполнять наши команды и имели хотя бы какие-то способности к обучению. Одна из наших целей - саботаж вражеских линий снабжения и связи во время начала операции. Значит, этому мы должны их научить. Саботажу…Тут ведь много умения не надо, послать какого-нибудь из этих греков на телеграфную станцию и дать ему полчаса потыкать на кнопочки. И все будет в лучшем виде, поверьте мне, Василий Янович.
- Потыкать на кнопочки, видите ли, - вздохнул Клембовский. - Ну тогда я им покажу, как учит тыкать на кнопочки поручик Русской армии! Турки еще поглядят, ох поглядят…
За подобными разговорами прошел весь день. Пока осваивались в сложенных из камней и тростника хижинах, которые по недомыслию Бога местные называли домами. Потом поужинали козьим сыром и лепешками. Алифанов и еще один кубанец, Селиванов, кое-как разумевшие местное наречие (и как только могли так лепетать на этом диком диалекте, ошибаясь в словах, но все равно понимаемые греками?), общались с "новобранцами". Полтора десятка человек. Не самые, конечно, лучшие бойцы, далеко не самые, но это пока что все, что было в наличии. С этих приходилось начинать.
