— Генералу Рундштедту необходимы два дня для приостановки наступления, чтобы перегруппировать войска…
— Нет, генерал. Нельзя терять не только два дня, но даже часа. Промедление смерти подобно. Вы же знаете, что прорыв не терпит перерыва! — Андрей заговорил таким сварливым голосом, что тут же сам удивился. Наверное, от «прежнего» передалась такая манера. — Нужно уничтожить их всех, они не должны увести на остров даже роты. Пусть Рундштедт наступает всеми силами, а танки Гудериана должны с боем занять Дюнкерк до прихода туда главных сил британцев. И держать его любой ценой! Это единственный оборудованный порт, ведь Булонь и Кале почти в наших руках. И эвакуация сорвется…
— Англичане тогда не станут увозить войска, мой фюрер. Они сейчас наступают на Аррас. Если британцы прорвут наши дивизии, которые вытянулись тонкой цепочкой, то отбросят танки Клейста и соединятся на Сомме с французами. Корпус Гудериана будет полностью отсечен и разгромлен, ведь он зарвался. Нужно время на перегруппировку…
— Нет, Йодль, и еще раз нет. Пусть Рундштедт поторапливает отставшую пехоту, а танки должны наступать. Англичане не пойдут на прорыв, я в этом уверен, они начнут эвакуацию из Дюнкерка!
«Я не только в этом уверен, я это знаю!» — мысленно добавил Андрей и посмотрел на Йодля. Тот покорно наклонил голову, выражая этим согласие, но тут встрял Кейтель:
— Мой фюрер, в ту войну они устроили нашим войскам «чудо на Марне», и мы поплатились за это…
— Если мы не дадим им ни секунды передышки, то им никакое чудо не поможет! — Андрей чувствовал, что начинает закипать как чайник.
Теперь он понял, почему во всех фильмах Гитлер кричал на генералов. Попробовали бы эти пруссаки вот так товарищу Сталину возражать! А ведь бывшие здесь генералы самые покорные и преданные. Что же будет вечером, когда он столкнется клюв клювом с вояками, возглавляющими сейчас ОКХ? Ведь они фюрера, что в ту войну ефрейтором был, открыто презирают!
И тут же в голову пришла интересная идея. Он вспомнил прочитанные мемуары одного немецкого генерала, которого называли «блестящим оперативным умом вермахта».
— Вечером начнется совещание, на нем и обсудим все вопросы. Пока же радируйте Рундштедту — наступать, наступать и наступать. Танки Гудериана должны завтра ворваться в Дюнкерк!
— Мы можем потерять его корпус, мой фюрер. Танки понесут большие потери, местность для их продвижения малопригодна. — Йодль склонил голову и сжал челюсти, как бульдог, у которого пытаются вытащить кость из пасти. — Потому Рундштедт просит день на перегруппировку…
— Нет и еще раз нет! Сейчас же отправьте мой прямой приказ Гудериану — пусть немедленно атакует Дюнкерк, пока там небольшой гарнизон. Ведь стоит отойти туда всей британской армии, и мы уже дорого заплатим за промедление. И Рундштедту мой категорический приказ, Йодль, укажите в нем строго то, что я его не отменю. Геринг!
— Да, мой фюрер! — толстяк презрительно посмотрел на генералов и даже сделал шажок в сторону.
— Помогите авиацией, как только возможно, но Дюнкерк должен быть у нас. И проследите за созывом всех на совещание. Оно будет, как запланировали. К вечеру. Да, вот еще, — Андрей повернулся к Кейтелю. — Где сейчас Манштейн?
— Назначен командиром 38-го корпуса 12-й армии, мой фюрер, — генерал тут же отозвался, услужливо склонившись. Родионов вспомнил, что Кейтель никогда не перечил Гитлеру, за что получил от генералов вермахта кличку Лакейтель.
— Вызовите его ко мне сюда, не мешкая! Геринг, прошу вас, немедленно дайте самолет с самым лучшим пилотом. Манштейн должен быть у меня за несколько часов до нашего совещания.
— Он будет у вас, мой фюрер! Мои люфтваффе берут это на себя!
Кале
— Больше пота, меньше крови, парни! — гауптштурмфюрер Курт Майер поторапливал своих мотоциклистов, что отчаянно рыли окопы. — Лучше десять метров траншеи, чем один метр могилы!
Его разведывательный эскадрон уже вырвался далеко вперед, опередив «лейб-штандарт». Впереди виднелись поднятые вверх стальные рамы портовых кранов, и думалось: один рывок, и все — его мотоциклисты и танки из армейской дивизии ворвутся в город.
Да не тут-то было — англичане встретили немцев таким плотным огнем, что враз стало не до лихих налетов, пришлось думать о кропотливой осаде. Но уныния не было — одна радость царила на душе.
Ах, как все начиналось хорошо, а идет еще лучше. Даже десятки сожженных Ю-52, что садились под убийственным огнем голландцев, не оставили смятения в душе эсэсовского капитана. Он даже позавидовал отчаянным парашютистам генерала Штудента, что выпрыгивали из горящих самолетов и атаковали яростно отбивавшийся гарнизон. Вот как надо воевать, он так и будет.
— Гауптштурмфюрер! — перед офицером как из-под земли возник молодой обершарфюрер в запыленном мундире. — Мои парни взяли в плен голландского сержанта, что сбежал из города. Поспрашивали его вдумчиво. Тебе надо знать — интересные вещи рассказывает этот недомерок.
— Какие, Пауль? — в эсэсовских частях были товарищеские отношения между офицерами и солдатами, на «ты» и без армейского «герр». Отсутствие такого субординационного барьера делало ваффен СС, с одной стороны, необычайно стойкими, но с другой — вело к неоправданно большим потерям.
— Англичане разоружили всех французов, голландцев и бельгийцев, они полностью деморализованы поражениями. Тысяч десять солдат. Разогнали галлов по подвалам и поставили часовых. Британцев до пяти тысяч, командует бригадир Николсон — у него приказ оборонять город до крайности. Сюда и к Дюнкерку отходят британские дивизии для эвакуации.
— Пленного сейчас же отвезите в штаб панцер-дивизии. Там «Быстроходный Хайнц» крутится. Для него это будет хорошая новость!
Майер, как и все эсэсовские офицеры, недолюбливал армейских генералов. Они закоснели в мышлении и не понимали нового характера войны. Но не Гудериан — вот его в «лейб-штандарте» стали крепко уважать за прошедшие дни.
Напористый, быстрый и решительный — с ним одержаны победы. Недаром танкисты череп на петлицах носят — даже отчаянно храбрые эсэсовцы, у которых была та же эмблема на фуражках, завидовали им, клятвенно утверждая, что те носят «мертвую голову» по законному праву. А уже это одно о многом говорило.
«Фельзеннест»
«Я на этих морковкиных котлетках загнусь раньше срока. Твою мать, с этим вегетарианством. Ты смотри, что деется — весь мир кровью по макушку зальет, а мясо не ест!» — Андрея внутри трясло, но он держал себя в руках. Одно дело прочитать про быт Гитлера, и совсем другое — столкнуться с ним наяву, чтоб ему ни дна ни покрышки.