Литейщик поднял голову и посмотрел мне в глаза с надеждой увидеть в них какой-то сакральный смысл своей дальнейшей судьбы.
— Я понимаю, мастер, что вас изводит безделье, но мы пока еще в пути. Обещаю, очень скоро у вас будет много работы. Причем работы срочной. Подумайте над этим рисунком пока, как лучше сделать такую штуку. — И я протянул ему сложенный лист пергамента, на котором между делом накорябал, как мог, чертеж мортиры в четыре калибра с концевой цапфой и пообещал: — На корабле мы с вами все обсудим намного подробнее. Там для этого будет время, которого сейчас у меня практически нет. Идите, успокойте семью.
Как только мастер попятился к двери, меня посетила новая мысль:
— И еще…
Новоявленный Крупп остановился, вопросительно глядя на меня.
— Ваш старший сын интересуется лошадьми: я временно его поставлю личным конюхом под начало Микала.
— Но, сир, конюхов пруд пруди, а хороший подмастерье — товар штучный, — внезапно осмелел мастер.
— Я же не навсегда его забираю. Только на время путешествия. И в конях он должен разбираться не хуже, чем в плавке металла. Стрелять из мортир придется вам. А ваш сын будет при вас старшим ездовым.
— Слушаюсь, сир, — сократился мастер, и Микал вывел его из комнаты.
Да, чую — по профессиональным вопросам с мастером Круппом придется основательно бодаться в будущем, что в принципе неплохо, потому как любой прогресс возможен только на основе уже существующих технологий и с наличием обученного персонала соответствующей квалификации. Иначе никак. Производительные силы и производственные отношения, мать их ети через колено с Карлом Марксом.
Часовой мастер Тиссо, введенный Микалом, тут же у двери встал на колени.
— Встань и подойди ближе, — сказал я ему.
В ответ он просто прополз несколько шагов вперед, не вставая с колен и не отрывая взгляда с моей короны. Спасибо, моя мудрая тетя, за заботу. Все же материальные выражения символов власти производят на людей большее воздействие, чем просто голая информация. И вспомнил, как моя белошвейка бухнулась в обморок при виде короны и мантии, хотя перед этим видела меня во всех позах без всякой одежды и знала, что я — принц.
— Говори, — первое слово было мое.
— Элен сказала мне прийти, ваше высочество. — И он поклонился почти до полу.
— Ты пришел. Слушаю тебя.
Мастер поднял голову.
— Элен сказала, что теперь она служит при вашем дворе и уезжает вместе с вами.
— Это правда. Она теперь камеристка и заведует моим бельем, — подтвердил я его слова.
— Дочь сказала, — мастер сделал ударение на слове «дочь», — что мы можем уехать с ней.
— И это правда. Только на сборы у вас не больше двух дней. Вещей с собой брать — один пароконный воз.
— Но за такой срок дом можно продать только за треть стоимости. Я уже не говорю о мастерской и прочей обстановке…
— А вот мастерскую и инструменты требуется забрать с собой полностью. Но не более двух возов в целом. Сначала грузишь мастерскую. И только потом вещи, на которые осталось место. А насчет дома в Нанте я подумаю, что можно будет сделать, чтобы получить за него справедливую цену. В любом случае без жилья в Наварре не останешься.
И прикинул, что это будет очередным поручением Вельзеру. Пусть сейчас выкупает у мастеров дома и прочее имущество за справедливую цену минус реальный, не наглый процент, а потом не торопясь это все распродает. Без прибытка не останется.
— Ваше высочество, я тут легко продам свое место в цеху — желающих много, а как у вас там будет с поступлением в цех? — задал часовщик свой главный вопрос.
— Никак.
Часовщик чуть не вскочил на ноги от возмущения, но я жестом отправил его в прежнюю позу.
— В Наварре ты будешь работать в статусе мэтр дель рей. Главное твое дело будет состоять в обучении рабочих моей мануфактуры и разработке технологий. Цеховых ограничений не будет.
— Но у меня, ваше высочество, есть два сына, десяти и двенадцати лет, которые практически прошли обучение. Зачем мне чужие ученики?
— Затем, что они нужны мне, — придушил я его амбиции.
Посмотрел, как мастер усваивает полученную информацию, и добавил:
— А теперь я готов принять от тебя клятву верности.
Базар на этот раз я пропустить никак не мог — любопытство просто одолело. Впечатлений захотелось. Историк я или где? Половину стрелков назначили в коноводы и отправили с нашими лошадьми в поводу к недостроенному собору, а вторая половина с сержантом сопровождали меня с Филиппом пешком по торговым рядам — карманников шугать.
Пока ехали по улочкам Нанта, я вспоминал, как собственноручно купал в ванной Элен, а потом там же дополнительно небольшим уроком анатомии стимулировал ее на отъезд семьи часовщика с нами. Иначе она могла никогда не увидеть больше родных. Свою клятву верности она принесла мне еще утром. На рассвете. Голенькой, положив одну руку себе на сердце, а вторую — на мое причинное место.
Попутно я обучил ее, как можно добиться качественного оргазма в одиночестве, когда меня нет рядом, а очень хочется. Волшебное слово «клитор» она узнала первой в Европе. Ее клятва верности содержала запрет на сексуальные отношения с другими мужчинами, и я совсем не собирался толкать на подвиги ее неудовлетворенные гормоны. Потому как сексуальная измена монарху здесь превращалась автоматически в измену политическую со всеми вытекающими последствиями. Да и профилактику сифилиса пока еще никто не отменял. Лучшее лекарство от венерических болезней — моногамия.
Трактирщик, кстати, не обманул и добыл для меня вкусно пахнущее нежное венецианское мыло, дающее обильную мягкую пену.
Потом Элен мыла мои волосы и сушила их льняной простыней. Кстати, мне постричься, точнее — слегка укоротить волосы не мешало бы, а то уже ниже плеч болтаются, что не есть хорошо по местной дворянской моде, не допускающей пока волосы ниже ключиц.
Моет моя белошвейка мои кудри и пришептывает, как она мне завидует, что у меня волосы сами собой слегка вьются, а ей приходится спать с деревяшками, на которые волос наматывается, а это неудобно и даже больно временами.
Ласковая она — Ленка. Я решил ее при себе оставить. В койке она мне нравится, а регулярный секс для моего нового возраста — это благо. Моча в голову бить не будет. Не буду на матушкиных фрейлин кидаться, что чревато не только политически, но и чисто гигиенически. А Ленка моется с удовольствием. И научил я ее уже многому из насладительного арсенала третьего тысячелетия, от чего местные проститутки тут априори шарахаться будут, не то что «дамы из общества». Да и не будет у меня времени не только на придворные интриги, но и на соблазнение местных дворянок — работать надо, пахать аки пчела. Да и надежнее так с моей точки зрения — никто не то что в инквизицию, просто приходскому викарию не стукнет «за извращения». А Ленку я попутно обучил, что на исповеди надо каяться только в «блуде», без подробностей. И вообще она девица красивая, есть на что посмотреть и за что подержаться. А вот связей в Наварре у нее никаких, что тоже немаловажно. Просить что-либо у меня она сможет только за семейство часовщика, если уговорит их переехать за море. А те у меня будут при деле, и если сделают, что я задумал, то будут и так с прибытком хорошим.