Высоко задрав носик, она надменно изучает поляну, по которой, кряхтя и стеная, расползаются раненые и побитые. Пухлый рот сжат в тонкую нитку, обычно зеленые глаза стали отчего-то желтыми, как у хищного зверя. Это она зря, тут не на что сердиться, мужчины всегда найдут повод для драки. К тому же не так уж и много народу я вывел из строя, говорил уже, что главное — внезапность. Один, два... пятеро, что совсем скоро встанут на ноги, и двух недель не пройдет. Вот только немного зашью да пару шин наложу. Для опытного лекаря сущие пустяки, тут работы на полчаса-час, не больше.
— У нас тут небольшая дискуссия, — почтительно кланяюсь я, движением фокусника убирая за спину окровавленные кинжалы. — Мы поспорили о... о... э-э-э...
— О поэзии трубадуров, — приходит мне на помощь барон, недовольным жестом отстраняя телохранителей.
Те, порыкивая подобно цепным псам, нехотя сдвигаются в стороны, глядят внимательно и недобро, словно я нанес лично им смертельное оскорбление. Далеко не отходят, надо будет — через несколько секунд живая стена тел укроет от нас Жиля де Рэ.
— Да, вот именно, — с трудом сведя губы в слабое подобие улыбки, соглашаюсь я с бароном.
Некоторое время все оценивающе разглядывают друг друга, баварцы — со спокойным осознанием силы, французы — с вызовом.
— Я надеюсь, господин де Лаваль, — фыркает наконец Жанна, — что это последняя... поэтическая дискуссия с моим личным лекарем, которую вы проводите. На будущее я запрещаю проводить подобные турниры. А если у вас мало врагов по эту сторону Луары, переберитесь на ту!
Крутанувшись на месте, она быстро удаляется, за ней дружно топают гиганты Пьер и Жан, на фоне которых она кажется семилетним ребенком. Оставшиеся молча провожают Деву хмурыми взглядами, затем конфликт как-то сразу заканчивается.
— Отойдемте, господин барон, — приглашающе рычит Жак де Ли и молча кивает мне, мол, ты тоже двигай с нами.
Мы втроем отходим на пару десятков шагов — здесь, на дальнем краю поляны, никто не сможет нас подслушать, — и баварец без обиняков спрашивает Жиля де Рэ:
— Что это вам в голову пришло?..
— А что, я должен давать вам объяснения? — фыркает барон, без особого страха меряя взглядом нависающую над ним металлическую статую.
— Мне — нет, — баварец подчеркивает интонацией первое слово, — а вот дофину...
— Кузен послал меня сюда, — надменно замечает барон, — поручив руководство отрядом.
— Но не собственной свитой Девы! — веско роняет баварец. — К тому же сьер Армуаз — личный телохранитель Жанны и доверенное лицо Карла Валуа. Дофин сам отобрал его из доброй сотни кандидатов!
Вот это удар! На лице барона удивление сменяется испугом, но вельможа тут же берет себя в руки. Он смотрит мне прямо в лицо, в глазах застыл вопрос.
«Да, — так же молча отвечаю я. — Где надо, о тебе знают всю правду. Убьешь меня, ничего не изменится. Но раз уж тогда сбежал, то живи... пока. Зарабатывай прощение, если сумеешь».
— Ну что, случившееся можно считать недоразумением? — басит баварец.
Барон высокомерно кивает, подскочивший оруженосец протягивает ему шлем, и, запахнув теплый плащ, Жиль де Рэ быстро уходит. Я и не ожидал от него извинений, кто я для одного из первых вельмож Франции, но все равно приятно, когда такой петух отступает.
— Ходи оглядываясь, — негромко гудит баварец. — Эта тварь мстительная, по глазам вижу. Пока ты в безопасности, но вот когда он приведет отряд в воинский лагерь в Блуа, можно ждать всякого.
— Бог не выдаст, свинья не съест, — хмыкаю я в ответ. — Мужчинам никто и не обещал легкой жизни.
И лишь одно продолжает тревожить меня весь остаток этого дня, длинного до бесконечности. Мне это почудилось или и впрямь произошел некий непонятный обмен взглядами между бароном де Рэ и средним из баварских «братьев», Жаном де Ли? Отчего-то у меня создалось впечатление, что барон отступил с его молчаливого указания, если не сказать больше — повеления. Да такого просто не может быть. Один из высших вельмож Франции повинуется безмолвному приказу простого баварского рыцаря, что за вздор!
«Если только оба не состоят в неком тайном обществе, — размышляю я. — Именно в таких организациях принято скрывать кого-то важного под маской обычнейшего человека».
Да нет, больно молод баварец для того, чтобы быть одним из руководителей любого из сотен тайных орденов, сокрытых от глаз обывателя. Там на знатность рода не сошлешься, учитываются только личные заслуги перед организацией. И все же, все же... некий обмен взглядами я определенно перехватил.
Эти двое переглянулись, пришли к какому-то выводу, и знатнейший вельможа Франции отступился от задуманного смертоубийства. Странно. Неужели я, находясь в компании баварских рыцарей почти пару месяцев, так и не понял, кто главный в троице телохранителей? Надо присмотреть за ними повнимательней. Но все равно в глубине души я благодарен баварцам за вмешательство. Если уж совсем откровенно, с этой поляны я не ушел бы живым, а в худшем случае достался бы палачам барона.
До деревни мы добрались уже глубоко за полночь. Факелы светили еле-еле, тусклыми огоньками пытаясь разогнать сгустившийся туман. Уставшие кони медленно переставляли копыта, наконец принялись роптать даже закаленные воины. То один, то другой злобно бурчал себе под нос, что на такой разбитой дороге, состоящей из одних только ям да колдобин, скакуны вот-вот начнут ломать ноги. В конце концов мы спешились и пошли, держа упирающихся коней в поводу.
Барон упрямо выпячивал челюсть, не слушая возражений, упорно требовал двигаться вперед. Рядом с ним шел старший из братьев, Жак, негромко что-то втолковывая. Я ухитрился подобраться поближе и даже уловил пару фраз, к сожалению, дальше дорога сузилась и меня оттеснили. В сплошной стене деревьев начали попадаться темные прорехи, а затем как-то незаметно лес кончился, сменился густыми кустами, да и те вскоре сошли на нет.
Перед нами открылась широкая долина, где-то внизу слышался колокольный звон. Воины, идущие впереди, оживленно загомонили, тыча пальцами вниз. Я пригляделся и облегченно вздохнул. Внизу, у основания холма, лежала то ли большая деревня, то ли маленький городок. Даже кони заметно оживились, вместо унылого ржания начали бодро перекликаться, высоко задирая головы. Очевидно, они заранее делили теплые стойла.
Что ж, стоило полночи плестись пешком, зато потом мы выспались в тепле. Местные блохи изо всех сил старались отравить нам отдых, а может, просто изголодались на тощих крестьянах, но так и не сумели помешать спать. Клевали носами даже часовые. Если я и проворочался без сна почти до утра, то лишь благодаря несносному любопытству. Все думал, что значило подслушанное «убивать ее людей у всех на глазах»?