Глава 7
Самоучка-механик
Он хотел тут же рвануть через подъезд к арке и проезжую часть Куйбышева на другую сторону, но заметил, что публика аккуратно доходит до перекрестков. «Хм, наверное, тут милиция штрафует за переход в неположенном, как когда-то в Ленинграде. И за окурки тоже…» Действительно, валявшихся на заснеженном тротуаре окурков и мусора он не увидел, по всей улице аккуратно стояли урны и садовые скамеечки. Правда, снег со скамеечек был сметен не везде, но должен же быть в прошлом какой-то недостаток!
Вот знакомый угол, где был магазин «Ткани». Не всегда – когда-то в далеком детстве проезжал и видел, кажется, музыкальные инструменты. А сейчас что? «Детский мир». Вот он где, родимый. Ну что ж, самое для него место.
Бывшая XXII Съезда – Виктор не сомневался, что она здесь бывшая, – встретила его гулом грузовиков; вот где, значит, их направили-то до Литейной. А окружной-то нет, и все через город идет, значит, здесь. Аккуратные ряды высаженных деревьев возле тех же стройных панельных пятиэтажек с эркерами, деревянные оградки палисадников. Сразу строят и озеленяют, значит, не то что эти наши уроды, что сводят в городе парки и рощи и на их место ставят убоищные коробки супермаркетов… Ага, вот и табличка: улица Джугашвили. Ну что ж, все логично: улица XXII Съезда была до переименования улицей Сталина. Еще в девяностом году местные демократы на этом прокололись: приняли как-то на «экологическом митинге» резолюцию вернуть этой улице старое название, а как узнали, как она раньше называлась, вопрос тут же и отпал.
Значит, после объединения Брянска и Бежицы главный проспект в Брянске не Ленина, а Сталина, и здесь не улицу Ленина переименовали в Ульянова, а Сталина – в Джугашвили. Теперь главное – во всем этом не запутаться.
А грузовиков, однако, тут хватает. Тяжелые, трехосные, похожие на ЗИС-150, – видать, они и есть самосвалы, они же легкие газики, как тот, что он с утра видел, полуторки и трехтонки, реже – старые ГАЗ и ЗИС, угловатые, вызывающие ностальгию, они казались вытащенными из какого-то музея. А вот ярославский, тяжелый, панелевоз… Виктор улучил момент и проскочил на другую сторону дороги.
БИТМ предстал перед ним в несколько неожиданном виде: вдоль улицы… как его… Джугашвили к «красной казарме» (так когда-то называли в народе отданное под институт бывшее здание гимназии, оно же старый корпус) было прибавлено до конца квартала длинное двухэтажное строение, похожее на цех, с высоким первым этажом и большими арочными окнами. По всей видимости, это был лабораторный корпус для нескольких кафедр. За углом, где когда-то находился плац военной кафедры, а потом появился самый новейший корпус, учебно-административный, высился кран, – и в этой реальности на этом месте что-то строили, но лет на сорок раньше. Со стороны Институтской – в этой реальности она так и осталась Ворошилова – корпус был тоже продлен до угла пристройкой. Таким образом, старый корпус должен был полностью охватить квартал. С другой стороны Ворошилова-Институтской появился пятиэтажный дом преподавателей и такой же высоты общежитие.
Виктор поднялся по знакомой лестнице входа на Институтской, то есть теперь уже или, вернее, еще Ворошилова, вошел в знакомые двери… Внутри тоже почти ничего не изменилось, вот только вахтерша внутри шестигранного барьера была явно вохровского вида, в синей форменной беретке, и на боку ее торчала кобура нагана.
«О как! Да институт прямо как военный объект охраняют».
– Пропуск покажите, гражданин! – потребовала вахтерша прямо с порога. Видимо, на непривычных людей у нее был глаз наметан.
– Да я на кафедру локомотивостроения. К заведующему, профессору Камаеву.
– Не знаем такого!
– Ну как же… Камаев же на кафедре работает?
– Нет такого на кафедре, и вообще с такой фамилией в институте нет. Хотите пройти – предъявите пропуск.
– Так, а Ульяницкий, Никольский, Кириллов? – Виктор перебирал по памяти легендарных отцов-основателей… «А вдруг их всех посадили? Как врагов народа или типа того? Вот влип…»
– Нет, никогда тут они не работали.
– А к кому тогда я могу обратиться на кафедре локомотивостроения? – Виктор интуитивно понял, что тут надо проявить нахальство.
«Эврика! Я – изобретатель-самоучка, хочу посоветоваться с преподавателями насчет изобретения. А что же я изобрел такого, что можно придумать в пятьдесят восьмом году? А много чего, например, тяговый привод, как на Коломзаводе, или… или вообще у Бомбардье. Утрем нос загранице. Да, а пока добирался – паспорт посеял. Буду рассеянный изобретатель».
– Так вы, наверное, старшим лаборантом на кафедру устраиваться?
– Да. А что, разве уже взяли?
– Подождите. Сейчас позвоню. – Вахтерша подняла трубку на рогатом телефоне и попросила внутренний коммутатор соединить. – Иван Николаевич! Это с вахты звонят. Тут человек до вас пришел, говорит, в лаборанты наниматься. Пусть идет? А пропуск? Паспорт или регистрация есть с собой? – обратилась она уже к Виктору.
– Да я оставил, думал, сначала собеседование, и все такое…
– Не брал он с собой паспорта. Да. Да. – Она повесила трубку. – Сейчас сопровождающий придет, подождите.
«Регистрация, регистрация… Новое что-то. В дополнение к паспорту, что ли, надо?»
Вскоре пришел длинный молодой человек в куртке и с прической Тарзана – видимо, это было и здесь модно, – показал вахтерше свое удостоверение, сказал Виктору, что его зовут Арсений, и повел по длинному знакомому коридору со струнами открытой электропроводки на стенах.
– Простите, Арсений, а вы случайно ничего не слышали про Камаева Анатолия Алексеевича?
– Слышал, он в Ленинграде кафедрой заведует. Физическим моделированием динамики вагонов занимается. Мы вон тоже начали такую установку строить. Очень перспективное направление.
После нескольких вопросов Виктор понял, в чем дело. Войны и эвакуации вуза не было, кафедру локомотивов открыли не в сорок пятом, а в другом году, вот и получилось так, что набирали и присылали сюда других людей. А талант – он и в Ленинграде пробьется или в каком другом городе.
Кафедра располагалась в торце корпуса, где в бытность Виктора находилась библиотека.
– Профессор Волжанов с совещания только в субботу приезжает. С доцентом Тарасовым Иваном Николаевичем говорите, – подсказал Арсений. – Это он в отсутствие завкафедры по лаборантам решает.
«Волжанов, Тарасов… С такими не доводилось… Какие они хоть из себя?»
Виктор с ностальгическим удовольствием увидел на стенах плакаты с изображениями паровозов, тепловозов и электровозов, локомотивных тележек, дизелей, электродвигателей, рам и прочих знакомых вещей. Вдоль стены стоял большой макет паровоза с тендером. Таких они уже не застали… ну ладно, что-нибудь сообразим по месту.
Доцент Тарасов оказался очень подвижным и энергичным человеком лет тридцати, с худощавым лицом и кудрявыми волосами.
– Так это вы? – спросил он у Виктора. – Сразу показывайте диплом техникума. Предупреждаю сразу – тут без среднего специального делать нечего.
Виктор бы с удовольствие показал диплом вуза. Этого самого. С отличием. Но, во-первых, диплом остался в другом мире, а во-вторых, диплом из будущего еще неизвестно какую реакцию вызвал бы.
– Тут вот какое дело… понимаете, я в основном самоучкой.
Тарасов устало провел ладонью по лицу.
– Я понимаю, конечно… и желание, и обстоятельства, и зарплата тут будет заманчивая, но вы, пожалуйста, поймите, что здесь просто гайки крутить мало. Здесь не те задачи. Здесь нужен человек с инженерным мышлением, знаниями, эрудицией, чтобы не пришлось так, что пока объясняешь, проще самому сделать. Вот, например, скажите, что это? – И он указал на ближайший плакат.
– Антипараллелограммная шарнирно-поводковая муфта тягового привода, применяется в индивидуальных и групповых приводах локомотивов французского производства, – посыпал Виктор терминами: зря, что ли, он здесь учился? – Широкое применение началось после использования в шарнирах резино-металлических блоков. Для придания блокам долговечности резину надо запрессовывать в блоки с натягом от тридцати до пятидесяти процентов…
Иван Николаевич внимательно посмотрел на него.
– Ну-ну, продолжайте…
– Муфта имеет ряд недостатков. Первая – это кинематическое несовершенство, при вращении муфты появляется динамический момент. Вторая – это то, что при вращении плавающая рамка при расцентровке оси колесной пары и муфты создает неуравновешенную силу. Далее, из-за больших углов поворота шарниров происходит быстрый износ резиновых втулок, и невозможно передать крутящий момент, требуемый в грузовом движении. Поэтому, на мой взгляд, эта муфта через десять-пятнадцать лет выйдет из употребления.
– Да? И что же вы вместо нее предложите? Привод Жакмен с большими размерами шарниров? Или пластинчатые муфты?
