— А то что? Родичей своих кровных перебьешь? — процедил дед.
— Слышали мы, что разум в бою теряешь, — пояснил дядька Фома.
— За все нужно платить. — холодно и жестко отрезал Андрей, отвечая дяде, а потом повернулся к деду и продолжил: — Я устал от того, что вы ломаетесь как девицы не выданье. Не хотите знаться — не надо. А хотите, так и хватит морду воротить.
— Это мы не хотим?
— ВЫ! — рявкнул с нажимом Андрей. — Если вы кровь не уважаете — ваша вина. Я уже давно не прошу, но предлагаю. Предлагаю сделать вашу жизнь лучше и службу ладнее. А вы чего разводите? Скомороший балаган! Не иначе.
— Ты ври да не завирайся. — буркнул дед по матери. — Сотников то тульских сгубил.
— А то те сотники меня сгубить не хотели? И разбойничков подсылали. И татарам слова шептали, указывая где меня найти можно. Али на сие добром нужно отвечать? А? Не слышу!!! — рявкнул Андрей. Выдержал паузу и продолжил: — Я так терпел, пока эти мерзавцы не довели дело до крайности.
— Ты довел. Не они.
— Я им предлагал дружбу. Но они нос воротили.
— И правильно делали! Кто ты такой, чтобы указывать многоопытным сотникам?! — воскликнул дед.
— Тот, кто разбил татарское войско горсткой воинов. — холодно и жестко произнес Андрей, прямо смотря деду в глаза. — Если они разумением жидки, то надобно прислушиваться к тем, кто понимает, о чем сказывает.
— Они старше!
— Ибо сказано: «по делам их узнаете…» — назидательно подняв палец, произнес воевода, цитируя Святое писание. — И каковы их дела? Полк держали в черном теле. От врага бегали. Вот и весь сказ про их старшинство. Мнимое. Кроме того, дед, ты забываешь с кем говоришь. Тело у меня юное, но не рассудок. Забыл?
…
Никто ничего не ответил.
Те, кто моложе, улыбались, кое кто даже ухмылялся. Но старшее поколение хмурилось. И молчало. А именно оно принимало решение. Поэтому Андрей встал из-за стола. Отвязал кошелек от пояса. И бросил его на стол. Достаточно увесистый кошелек. Там рублей двадцать[1] точно было, ежели не больше.
— Это что?
— Это деньги за стол. Я же за ним посидел. Чтобы потом не болтали о моей скупости. Еще этого не хватало в дурных обвинениях, что про меня сказывают больные головы.
Снова тишина.
Андрей чуть промолчал. Раздраженно скривился. И пошел на выход. И уже возле ворот его настиг возглас деда по отцу:
— Князь!
— Прошлое оставь в прошлом! — излишне резко произнес парень, остановившись, но не поворачиваясь к говорящему лицом. — Граф и воевода Тульский.
— Граф, — с некоторой неохотой согласился дед. — Зачем мы тебе?
— Родичей не выбирают.
— Ты не ответил.
— Мне нужно, чтобы вы ко мне переселились. И присмотрели за вотчиной, во время предстоящего похода.
— Так это правда?
— Что?
— Ты на Азак пойдешь?
— Кому-то язык нужно вырвать. — прошипел раздраженно Андрей. — Еще ничего не решилось, а вся степь о том уже знала. Да. Правда.
— Ты не серчай. Мню, по уму то сделали.
— По уму?!
— У тебе какая слава, а? Белый волк. Великий чародей и воин, что можешь поднимать мертвых и приказывать духам да волкам. Разгромил в поле самого хана, которого поддерживал султан. И как разгромил! В пух и прах! Да горсткой воинов. Вся степь о тебе знает. До Большого камня[2], а может и дальше. И теперь новость — ты идешь на Азак. Ты думаешь, он от того укрепится в обороне?
— Да. Степь — это просто смазка для мечей. А верные магометане Сулеймана станут укрепляться. Оттого и дело окажется сложнее.
— Ошибаешься.
— В самом деле? — переспросил Андрей обернувшись.
— Вот уж верно — князь. — фыркнул дед по матери. — Смазка для мечей. Тьфу ты, прости Господи. — он перекрестился. — Это ведь воины, выходящие на службу конно и оружно.
— Что это меняет?
— Все.
— Не ценишь ты союзников, — добавил дед по отцу. — А зря.
— Степь уважает только силу, — чеканно произнес Андрей. — И если ты слаб, то с тобой никто не станет договариваться. А если и будет, то обманет в любой момент. Если же ты силен, то тебе нет нужды договариваться. Ты сам все возьмешь.
— Ты уже показал, что ты — сила. Али битва на Гоголе тому не свидетель?
— Что вы от меня хотите?
— Вернись за стол. И поговорим. И деньги свои забери… — произнес дед, п после паузы добавив: — внук.
Разговор был сложным.
Сначала говорить про Азак. Про то, что новость о походе Андрея напротив его ослабит. Гарнизон разбежится. Степняки не станут его поддерживать так, как следует. Ну и так далее.
Парень в этом сильно сомневался. Но особой дискуссии и не получилось. Потому как эта тема стала заходом на другую. В которой деды донесли до Андрея главную проблему, которая возникла, в связи с его реформами. Там, в Туле, он ее преодолел на морально-волевых, задавив репутацией, деньгами и успехом. Здесь же и далее это тревожило многих.
Суть ее сводилась к тому, что парень, фактически, упразднял поместную службу по отечеству. И сводил славных помещиков к служилым по прибору. То есть, считай наемникам…
Здесь Андрей упустил один очень важный момент. Для жителя XXI века он был не очевиден с их любовь к двойным стандартам, а потому глаз и не цеплялся. Суть вопроса сводилась к такому явлению как наемник. Кто это такой? Как оказалось — в понимании местных — любой, кто получал деньги за свою службу. То есть, наем. И плотник, и сапожник, и воин… Без разницы. Денег нет? Нет и службы. Посему он и наемник, ибо служит по найму. И за пределами Тулы помещики многие очень настороженно отнеслись к преобразованиям Андрея. Да, им очень нравилось, что Андрей громил татар. Но ведь он, на их взгляд, по факту упразднял в Туле службу по отечеству, отчего нововведения парня и распространялись на иные полки с такой, по сути, нулевой скоростью.
— Ха! Нашли чем гордиться!!! — засмеялся, воскликнув воевода, когда до него дошло суть недовольства.
— Умерь свой смех! — рявкнул дед, однако второй его одернул.
— А чего его умерять то? Вы хоть понимаете в чем суть службы по отечеству?
— Учить нас желаешь?
— Куда там? Старых учить, только розги изводить. Зачем учить? Просто беседовать. Вот в чем ваша гордость?
— В том, что служим. Как отцы наши и деды. — четко рапортовал дядя Фома.
— Так твой отец же первый поверстался в поместные. Не так ли?
— И что?
— Кем он ранее был?
— Э-э-э… — почесал затылок дядя Фома.
— А правда, кем мой прадед был? Ты ведь никогда не сказывал.
— Нечего о том болтать!
— Дело мутное что ли?
— Не желаю о том говорить, — отрезал дел.
— Служил в дружине у кого-то?
— Уймись!
— Ладно. Это действительно не важно. Суть службы по отечеству — это плата, которую вручают правом кормится с выделенной на время земли. Так?
— Так.
— Но чья это земля?
— Ясное дело, чья. Государева.
— Вот. То есть, не ваша. Так?
— К чему ты клонишь? — нахмурился дед.
— Сколько у тебя крестьян?
— Семеро.
— Сам пашешь?
— Что за глупости ты спрашиваешь?
— Сам пашешь?
— Иногда приходится. Но больше помогаю на жатве.
— Вот! А теперь подумай, что это такое. Подумайте вы все.
— Скажи же уже как есть! — воскликнул дядя Фома. — К чему нам голову впустую ломать?
— Такая штука была придумана еще эллинами. Только не для добрых всадников, а для пешего крестьянского ополчения. Людям нарезали землю. Позволяли с нее кормиться. А взамен требовали службу. Хитрые данайцы ловко придумали, как и службу требовать, и не платить за нее. По сути — вы все — просто вооруженные батраки.
— Ты что мелешь! — воскликнул дед по отцу, вставая.
— Погоди! — возразил второй дед. — Ты уверен в своих словах?
— Полностью. Я прекрасно ведаю старину. Намного лучше вас. — произнес Андрей и в качестве подтверждения поцеловал тельный крест. — И могу вам рассказать, как было и почему стало так, как стало.
— Дерзай.
— Как-то бояре ромейского Царя в очередной раз проворовались, оставив его казну пустой. А перед тем понесли несколько поражений от арабов. Магометан, что в те годы только вышли из песков. Причем проиграли они в том числе и потому, что слишком страстно разворовывали казну и не держали войско в должном порядке. А оно в те годы у ромейцев из казны содержалось и вооружалось. Да и воеводы они были не шибко толковые.
