и не в Индии живем. Эти проповеди читались в каждом мало-мальском приходе несколько недель, а затем начали понемногу разводиться тезисами по типу: хоть Господь терпел и нам, вроде как велел, но вот коровки-кормилицы за что страдают, поражаясь оспенной дрянью? А не за тем ли, дети мои, чтобы помочь неразумным чадам избежать хвори страшной через кормилицу-защитницу свою, коя в успокоение и во спасение нам дана, аминь. К тому же коровья оспа легко переносится не только людьми, но и самими коровами, которые, о, чудо, выздоравливали практически сразу, как только заразу человеку передавали, дабы защитить его от черной оспы, которой коровы — не болеют. Логично? Еще бы. Согласно статье вакцинация по стране прет полным ходом, и никто, я в том числе, ни слухом, ни духом. Конечно, такие вещи лучше под наблюдением лекарей делать, но хотя бы так, и то хлеб. Хитрые деды из Синода даже особо экзальтированных прихожанок в массы выпускали, которые про чудесные избавления орали, прямо в духе современных мне представлений на околобожественные темы с бьющимися в экстазе излеченными. Молодцы, нечего сказать. И у кого только научились?
— У Юдина, — усмехнувшись, ответил мне Митька, когда я задал этот вопрос, — он святым отцам, когда историю свою писал так прямо и сказал, что доказательств бы для народа побольше, и вообще все массово в коровники попрут и руки царапать начнут. Он же вставил истории про чудесные спасения императора и императрицы, которым Господь телочков накануне болезни подсунул, дабы правили они на радость…
— Да уж, Юдин у нас один такой, — я сложил газету, чтобы вернуться к ней вечером.
— И не надейся, государь Петр Алексеевич, — Митька хмыкнул, — он себе таких же подобрал работников. И по вечерам проводит обучение, как сделать историю красочнее и интереснее, — я прикрыл глаза рукой. Боже, что я наделал? Не выпустил ли джинна из бутылки? Но его теперь назад не загонишь, народ требует зрелищ, то есть хорошего и горячего чтива, и желательно почаще.
— Горенки полностью Долгоруким возвращаешь, государь Петр Алексеевич? — Митька готовился проект приказа составлять.
— Ванька их купил, и заплатил золотом, — я кивнул на статуэтку. — Да и надо же им где-то жить. Как он сына-то назвал? — запоздало поинтересовался у выходящего Митьки.
— Петр, — он усмехнулся и уже приготовился закрыть за собой дверь, но я его остановил.
— Румянцев где? — Петр значит, ну-ну.
— Пытается увезти обратно во Францию Филиппа Орлеанского и его… хм, подругу.
— Получается? — я только зубами скрипнул, потому что никак невыгоняемые французы начали меня уже раздражать.
— С трудом, но сундуки не далее, как сегодня утром, удалось наконец собрать и даже закрепить на карете. Так что, возможно, уже завтра выдвинутся. Осталось же всего ничего — шевалье в карету загрузить, — я не удержался и хмыкнул.
— Вот скажи мне, как он с Шуваловыми умудрился настолько общий язык найти? — я покачал головой и потянулся. Работать не хотелось, да и не было каких-то особо важных дел, за исключением того, чтобы Румянцева послать к испанцам с предложением разрешить наш назревающий конфликт полюбовно. С французами можно кого другого отправить, все равно у нас с Людовиком пока вооруженный нейтралитет и почти что мир и дружба.
— На почве особой остроты ума, надо полагать, — Митька вздохнул и закрыл дверь, но теперь уже с этой стороны. — Мне тут намедни весточка пришла от моего Мастера по масонской ложе. Просит он одного кандидата посвятить в его отсутствие. Очень уже тот горит желанием разделить с братьями их нелегкий труд.
— И кто этот жаждущий? — я внимательно посмотрел на Митьку. Тот немного замялся, словно не хотел мне говорить, хотя я точно знаю, что Ушаков имеет все имена потенциальных братцев-каменщиков. Наконец, Митька вздохнул и тихо произнес.
— Воронцов это…
— Что? — я даже вскочил на ноги. — Секретарь Филиппы?
— Ну… да, — развел руками Митька. — Ты только не волнуйся, государь Петр Алексеевич, я с него глаз и так не спускаю, все-таки над секретарями я пока главный. Да и не призывает ложа к насилию…
— Я знаю, — я снова опустился в кресло и прикрыл глаза рукой. — Я знаю, масоны могут всего лишь за своих заморских братьев просить. Но… А, ладно, посвящай этого малолетнего кретина, пущай почувствует собственную значимость, — я махнул рукой, показывая свое отношение ко всему этому сборищу.
— Михаил Воронцов твой ровесник, государь, — ухмыльнулся Митька.
— Я знаю, вот только он слишком уж хочет уподобиться иноземцам, поэтому Магистру в ноги и упал, — я побарабанил пальцами по столу. — Вот что, Мишка этот с братьями Шуваловыми больно дружен был, когда у Елизаветы в пажах ошивался. Проверить бы надобно, а не так уж случаен этот загул с шевалье Орлеанским произошел.
— Я передам Андрею Ивановичу, — кивнул Митька.
— Передай, — я задумчиво посмотрел на него. — Как тебе в роли дворянина живется? — он пожал плечами, словно говоря, что разницы особой не почувствовал. — А что Мастер ложи, не заподозрил тебя ни в чем, пока не уехал оборону настраивать в Астрахань?
— Нет, — Митька покачал головой. — Более того, он убедился в моей полезности, когда того же Воронцова назначили к государыне секретарем. Он был уверен, что это я поспособствовал, ну, а я не переубеждал его.
— Разумно, — я бросил взгляд на карту. — Позови Румянцева и можешь Воронцова посвящать. Да смотри, не посрами вольных каменщиков, как следует прими, — Митька откинул рыжую голову и хохотнул прежде чем выйти, а я же снова задумался над тем, как бы половчее продать испанцам заплесневевший сыр, выдавая его за элитный дор блю.
Глава 3
Филиппа отложила в сторону дописанное письмо, адресованное герцогине Орлеанской, в котором она просила присмотреть учебные пособия по медицине, которые, находясь в Париже, было гораздо легче приобрести.
В кабинет императрицы вошла княжна Черкасская и присела за небольшой столик, на котором лежала неразобранная корреспонденция. Филиппа не слишком жаловала Воронцова и предпочитала, чтобы письма разбирал кто-то из ее фрейлин.
— Государь сегодня принял Долгорукого, и они вместе с графом Шереметьевым отправляются в Ревель с каким-то тайным поручением, — не глядя на государыню тихо проговорила Варя.
— Ты чего-то опасаешься? — Филиппа так старательно учила русский