язык – служанка смеялась, не сдерживая эмоции. Молге оделась и задумчиво посмотрела на служанку, а затем приказала сложить все украшения, деньги в один шёлковый платок и хорошо завязав его, положить в пустой бурдюк. «Это моё приданное»: сказала Молге, загадочно улыбаясь. «Госпожа, вы выходите замуж?»: спросила девушка. «После узнаешь, а то плохо спать будешь»: смеясь, ответила Молге и добавила, что та может идти к подругам и до вечера не понадобится. Из под подушки и войлока достала маленький острый нож, в виде заколки, и воткнула его полностью в косу – давно ещё она купила его у торговца… на всякий случай. Вошла в комнату ненавистной Сауле и сказала пожилой служанке, что та пойдёт с ней купаться, так как ее служанка подвернула ногу и хромает. С надутым бурдюком вышла наружу, а служанка поплелась сзади с недовольным видом. Все женщины плавали с бурдюками: с ним большие рыбы не утащат на дно. Мальчишка у большого камня на реке, издали, заметил идущих купаться женщин и спрятался в кусты – стал ждать… Молге долго всматривалась в другой берег и заметила шевеление в камышах. Разделась, бросив небрежно одежду, и приказала служанке идти первой, для проверки дна. Служанка, громко ворча, скинула одежду и вошла в воду – Молге за ней, толкая бурдюк впереди себя, и когда они уже плыли, воткнула нож в шею женщины, резко провернув – кровь брызнула ей в лицо… Молге спокойно поплыла к своей свободе…
С обеих берегов за женщинами наблюдали – один с радостью, а другой с удивлением и страхом. Молге вышла из воды и пошла босиком по острым камешкам к камышу, и исчезла из виду. Мальчишка побежал в стойбище, не чувствуя ног под собой. Го-Хор вышел из густых зарослей камыша с двумя лошадьми, бросил к ногам Молге грязную одежду и сказал на тангутском языке: «Быстрее одевайся – тебя видел кто-то с твоего берега и он побежал в стойбище». От вида её стройного нагого тела у него просто помутнело в голове и на время пропал голос, а Молге, морщась, одела грязную мужскую одежду, отдала бурдюк ему… Молодые скакали на конях по вечерней степи в неизвестность – вечерняя степь по красоте ничем не уступает утренней и её обитатели радуются прохладе, и готовятся к охоте, поиску пищи… Цикады наполняют, монотонным звуком, всё пространство степи. Надвигалась вторая ночь новолуния и потому, не проницаемая степная темнота, разольётся по ней. Уже в полной тьме Го-Хор указал на звезду, на которую надо ехать, добавив, что останавливаться нельзя, так как будет погоня и им надо быстрее затеряться среди каравана. «Ты будешь погонщиком моего верблюда и измажь слегка землёй руки, лицо, а ехать надо тихо»: наставлял её Го-Хор. Только к утру показался, отдыхающий у родника, караван, а по краям его в отдалении находилась охрана ханская, которая будет сопровождать караван до границ своего кочевья. Погонщики уже суетились у родника: поили коней, а верблюдам носили воду в кожаных мешках. Спешившись, Го-Хор стреножил передние ноги лошадям и, взявши их за удила они повели их к роднику. Сумели в предрассветной мгле слиться с погонщиками, а некоторые из них с интересом смотрели на грязного мальчишку у лошади – не могли вспомнить его имя… Го-Хор с Молге уселись на земле возле верблюда и стали кушать, пить, подмигивая друг другу – им очень хотелось спать и от этого они находились в ирреальном состоянии…
В далеке возникли два пыльных облачка, поднятые всадниками, и ханские воины вскочили, взяли в руки луки и стрелы, но на пиках приближающихся всадников развевались значки киданей – свои… Старший стражник спешился и подошёл к старшему отряда охраны. «Не видели ли вы беглецов, примкнувших к каравану – мы их ищем по оставленным следам, которые ведут к вам?»: спросил старший стражник. Воин ответил, что рано утром купец с погонщиком привели стреноженных лошадей к водопою и больше никого не заметили. Все пошли к купцу Го-Хору и спросили его: «Где погонщик – утром видели вас вместе»? Тут кто-то в тюке, на боку верблюда, пошевелился. Го-Хор молчал, «Это всё»: подумал он… Стражник рукояткой кнута поднял его голову за подбородок и насмешливо посмотрел ему в глаза, а затем кивнул на него головой и купца стали вязать воины, накинув аркан на шею, а другим концом связали сзади руки. Развязали тюк с товаром и из него появилось запачканное, мокрое от слез лицо Молге – на неё тут же натянули шерстяной мешок и завязали на поясе. Старший стражник сказал купцу Лю, что закон хана Мунака запрещает трогать торговцев, если они не совершили преступления, а у тебя укрывается ханский беглец… Лю ответил, что чтит ханские законы и пусть преступники отвечают, за содеянное, сами. «Караван двинется завтра утром – жди и если не приедем, то отправляйся в путь, а всё имущество Го-Хора мы возьмем с собой»: сказал старший стражник. Поодаль стояли монголы, не вмешиваясь в происходящее. Купца и Молге усадили на лошадей, верблюда с товаром верёвкой привязали к седлу лошади и отправились в обратный путь, с чувством исполненного долга…
На Го-Хора одели колодки у столба, для свежевания баранов, а мешок с Молге положили рядом и из него торчали ноги, в войлочных, облепленных колючками, сапогах. Много людей стояло вокруг несчастных, и все ждали развязки. Хан из большого шатра наблюдал, а сердце рвалось из груди… Мысли сплелись в клубок противоречий и мешали принятию решения. Вошёл старший стражник и рассказал хану о поимке преступников. «Расспроси шакала, что он делал с ней, но не калечьте его»: сказал хан. Воин ударил кнутом несколько раз купца – в мешке послышался громкий плач Молге… Старший стражник тихо сказал Го-Хору: «Скажешь правду – умрешь легко, соврёшь – с живого кожу снимут… Говори, что с ней делал?». Го-Хор, плача, сказал, что, переплыв реку, она оделась и они всю ночь ехали на конях, а у каравана люди всё видели и ему не зачем врать… он ни разу к ней не дотронулся, а сбежать она сама захотела и он только помог – на свою беду… Хану передали его слова и он сказал, чтобы осторожно привели её к нему. Молге подняли с земли и, не снимая мешок, под руки повели к хозяину. Ввели в ханские покои и за ней ворвалась Сауле с криками: «Убей её, привяжи к лошадям – пусть люди видит…». Хан заорал: «Старая карга, иди к себе –
