только температуры и не хватает.
Проснулся я ночью. Голова болела, но уже терпимо. Мочевой пузырь орал благим матом.
Аккуратно, стараясь все делать плавно, я встал на ноги. Голова, хоть и слегка кружилась, но передвигаться я мог. Поэтому накинул сверху на полностью обнажённое тело простынь на манер древнеримской тоги. Одел суконные тапки слоновьего размера, обнаруженные рядом с кроватью, и стараясь не делать резких движений, отправился искать туалет.
Но далеко не ушёл. Как только открыл дверь и ступил в коридор, был перехвачен, обруган и возвращен в палату невысокой пухлой женщиной со злым не выспавшимся лицом. Точно не знаю, кем она тут подрабатывает, но вела она себя со мной, как старшина с новобранцем.
Построила, притащила поганое ведро и спокойно наблюдала, как я справляюсь со своими делами. Предварительно предупредила, что если я промахнусь, то до утра буду драить полы, стоя на карачках.
Будь я помоложе, наверное, не смог бы сделать свои дела. А так справился с горем пополам. Я понимаю, что ей пофиг, но могла бы и отвернуться. Не все же такие толстокожие, как я. По этому поводу сделал ей замечание. Она даже опешила от моего высказывания, но не стала нагнетать. Пробурчала что-то невразумительное, типа:
— Распоясались тут без меня.
Схватила ведро и удалилась, велев мне ложиться спать.
Лёг. Как тут не лечь? Только, похоже, уже выспался, сон совсем не шёл. Вместо этого навалились невеселые мысли о семье. Как они там будут без меня? Дети уже взрослые, и жена справится, но с этими непонятными кластерами фиг его знает, что там сейчас происходит. Да и добренькие инопланетяне напрягают. Хотели бы реально помочь, передавили бы зажравшихся уродов, решивших устроить армагеддон планетарного масштаба. Да и дело с концом. Так нет же, непонятные кластеры придумали, право на жизнь нужно заработать, фигня какая-то. А если не получится эти кластеры объединить? Что тогда, уничтожат все население планеты? Тогда нафиг надо было спасать от ядерной войны? И сами бы справились. Уж в уничтожении всего живого на планете, в случае подобной войны, сомнений не возникает. Странно все и стремно. С этой мыслью я уснул.
Утром проснулся ни свет — ни заря, в хорошем настроении и с уже слабо болевшей головой. Даже слегка удивился от скорости выздоровления. Был случай, когда сотрясение схлопотал. Но даже тогда гораздо дольше и тяжелее отходил. Может быть, действительно, местный профессор слово какое-то знает, из-за чего у него пациенты быстрее выздоравливают?
Как бы там ни было, а чувствовал я себя действительно сносно. Порадовало то, что организм буквально требовал его накормить. Кушать хотелось, как после великого поста, сидя за богато накрытым столом, в преддверии трапезы.
Пришлось долго терпеть. В какой-то момент я даже не выдержал, решил немного пройтись и ознакомиться с госпиталем. Да и выяснить судьбу моих вещей тоже не помешает. Как-то неуютно я чувствую себя голышом.
Я понимаю, конечно, что сейчас мне желательно лежать и, как можно меньше, двигаться. Но чувствовал я себя более-менее нормально, поэтому решил рискнуть.
Только открыл дверь, как тут же нос к носу столкнулся с уже, можно сказать, знакомой пышечкой, у которой было не выспавшееся, злое лицо. Я слегка опешил от этой встречи, успев при этом подумать:
— Она здесь специально меня караулит!
Тётка не растерялась, рявкнула хорошо поставленным командирским голосом так, что я чуть не подпрыгнул от испуга.
— Куда собрался, сморчок? Ну-ка, быстро в постель!
Дождавшись, пока я зайду в палату, проревела:
— Прохор, ну-ка присмотри за этим живчиком.
Через пару секунд в комнате материализовался Прохор. Он вошёл сюда чуть ли не строевым шагом и прошептал:
— Вы бы не злили Марью Ивановну, а то всем будет плохо.
Не знаю почему, но я тоже в свою очередь прошептал:
— А кто она такая?
Прохор с опаской покосился на дверь и также тихо прошептал:
— Сестра милосердия, но страсть какая строгая.
Меня начал душить смех. Два здоровых мужика перешептываются, боясь разозлить полутораметровую толстенькую тётку.
Прохор, как будто прочитав мои мысли, опять прошептал:
— Если разозлится, укол поставит. Как штыком засадит, пару дней сидеть не сможешь.
Аргумент, нечего сказать. Такую, действительно, злить не стоит, чревато.
Все время до самого завтрака мы провели в разговорах. И чем больше из Прохора лилось информации, тем сильнее было моё охренение от происходящего.
Он бесхитростно рассказал мне во всех подробностях о планах командования, чуть ли не на год вперёд. По памяти перечислил все части, задействованные на данном театре боевых действий, и подробно охарактеризовал более-менее значимых командиров подразделений.
На вопрос, откуда он все это знает, с недоумением на меня посмотрел и ответил:
— Да это все знают. От кого тут прятаться? Тут же все свои.
Этим высказыванием он прибил меня напрочь. И что обидно, смысла объяснять ему о наличии какой-либо секретности нет от слова вообще. Мало того, что не поймёт, так ещё может и обидеться.
Сделал себе заметку о подобном отношении местных к секретной информации и постарался перевести разговор на другую тему. Все, что мне было надо, я узнал, поэтому и принял такое решение. Просто поинтересовался, не знает ли он, что стало с моими вещами.
Оказывается, знает. Притом, все. Более того, при этом вопросе он оживился. Сам, отчаянно стесняясь, спросил, а что за странные панталоны на мне были одеты вместо подштанников. Он подслушал, что местные бабы очень заинтересовались подобным одеянием, когда занимались стиркой.
Я даже поперхнулся от такого вопроса и не удержался от шутки. Есть у меня вредная привычка — шутить, где надо и не надо. Из-за этого я немало настрадался по жизни, а избавиться от этой напасти так и не смог. Главное, что зачастую эти мои шутки получались не к месту, и не всегда смешными для окружающих. Но мне казалось, что у меня неплохо получалось. Вот и возникало иногда непонимание, которое, как известно, до добра не доводит. Сейчас тоже. Вместо того, чтобы спустить на тормозах, и ответить обтекаемо, я начал объяснения во всех подробностях.
— Понимаешь, Прохор, эти, как ты выразился, панталоны, называются трусы. И сделаны они специально в виде плавок. Ты же видел свои яички?
Дождавшись от него подтверждающего кивка, продолжил:
— А раз видел, значит, понимаешь, что они находятся в своеобразном мешочке из шкуры?
Прохор, очень внимательно меня слушавший, подтверждающие кивнул. А я вошёл в раж и вещал не хуже какого-нибудь профессора на лекции.
— С прожитыми годами эта шкурка растягивается, и бывают случаи, когда яички опускаются до самых колен.
