Единственное, не будет в ней страниц, рассказывающих о том, что может опорочить и очернить память обо мне. А я хочу остаться в памяти потомков кристально-чистым и достойным подражания. Хотя любому ясно, что для того, чтобы простой деревенский пацан, в отличии от миллионов его сверстников, стал генералом, не может он остаться ни чистым, ни достойным. Иначе, затопчут его более зубастые ровесники в самом начале жизненного подъёма. И хотя много хорошего я в жизни делал, но здесь речь пойдет о том, что камнем лежит на моей совести.О том, что я никогда бы не доверил бумаге...
Не вдаваясь в детали, скажу одно, начало войны я встретил в генеральском звании, в должности заместителя командующего Западным особым военным округом.
Умолчу, за что меня, некогда - командующего Одесским округом, перевели с понижением в Минск.
Не могу ничего сказать о своем вкладе в повышение боевой готовности округа, потому, что рассматривал эту должность, как промежуточную ступень в своей карьере и старался всем нравиться.
Поэтому, к подчиненным был строг, как принципиальный и требовательный начальник, а для Москвы готовил бумаги, содержащие только то, что хотели читать в Генеральном штабе. Со своим начальником генералом Павловым никогда не пререкался, потому, что с начальством спорить, это как против ветра плевать.
Прикрывал перед Генштабом халатность командующего, тащил на себе часть его обязанностей и оберегал Павлова от внимания карательных органов.
В общем, повышали мы с командующим боевую готовность округа так, чтобы она, в случае необходимости, не оказалась высокой. Иначе, не поняли бы наших действий те люди, которые тащили нас вверх по служебной лестнице и рекомендовали на руководство военным округом. Как им всем угодить? Одни требовали сделать округ лучшим в Красной армии, а другие открыто заявляли, что в случае войны, противник должен пройти сквозь наши армии - с минимальными потерями и с максимальными трофеями, и что это наша главная задача, которая получит, в будущем, высокую оценку и принесёт нам благополучие.
Почти две недели перед началом войны, нами игнорировались приказы, шифрограммы и указания о приведении в повышенную готовность войск округа и введении в действие плана прикрытия границы. И даже когда пришла в округ последняя Директива N 1 от 21.06.41", предписывающая:
"...войскам.... округов быть в полной боевой готовности встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников...
а) в течении ночи на 22 июня 1941 года скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе;
б) перед рассветом 22 июня 1941 года рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно ее замаскировать;
в) все части привести в боевую готовность. Войска держать рассредоточенно и замаскированно;
г) противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительного подъема приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов;
в округе не было принято требуемых мер. Враг должен был застать войска округа врасплох.
Вечером 21 июня мы с Павловым были в театре. Смотрели спектакль "Свадьба в Малиновке". Неожиданно в нашей ложе показался начальник разведотдела штаба Западного Особого военного округа полковник С. В. Блохин. Наклонившись к командующему генералу армии Д. Г. Павлову, он что-то тихо прошептал.
-- Этого не может быть, -- послышалось в ответ. Начальник разведотдела удалился.
-- Чепуха какая-то, -- вполголоса обратился ко мне Павлов. -- Разведка сообщает, что на границе очень тревожно. Немецкие войска якобы приведены в полную боевую готовность и даже начали обстрел отдельных участков нашей границы.
После спектакля приехал домой. Звоню в штаб оперативному дежурному. Спрашиваю:
-- Какие новости? Он отвечает:
-- Пока никаких.
По уму, нужно бы заняться ускорением выдвижения войск на рубежи обороны, проконтролировать маскировкуаэродромов и складов, но мне что, больше других надо? Сижу дома, читаю книжку, пью чай.
Меня преследуют слова, сказанные Павловым во время спектакля: "Этого не может быть" и "Чепуха какая-то". Вижу, как он рукой показывает на сцену: тише, мол, лучше следи за развитием событий в пьесе. Завидуюравнодушию Павлова к донесению разведки, но оказалось, что я равнодушнее, потому, как Павлов давно уже былв штабе. Из тяжелой задумчивости, меня вывел телефонный звонок. Оперативный дежурный передал приказ командующего немедленно явиться в штаб. Через пятнадцать минут вошел в кабинет командующего. Застал там члена Военного совета округа корпусного комиссара А. Я. Фоминых и начальника штаба генерал-майора В. Е. Климовских.
-- Случилось что? -- спрашиваю генерала Павлова.
-- Сам не разберу, что происходит. Понимаешь, какая-то чертовщина. Несколько минут назад звонил из третьей армии Кузнецов. Говорит, что немцы нарушили границу на участке от Сопоцкина до Августова, бомбят Гродно, штаб армии. Связь с частями по проводам нарушена, перешли на радио. Две радиостанции прекратили работу -- может, уничтожены. Перед твоим приходом звонил из десятой армии Голубев, а из четвертой -- начальник штаба полковник Сандалов. Сообщения неприятные. Немцы всюду бомбят..
Наш разговор прервал телефонный звонок из Москвы. Павлова вызывал нарком обороны Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко. Командующий доложил обстановку.
Сидим, пьём чай. Ничего не предпринимаем.
А по всей Белоруссии бомбежка, пожары, немцы с воздуха расстреливают мирное население.
Снова появился с разведданнными Блохин. Оказывается, с рассветом 22 июня против войск Западного фронта перешли в наступление более тридцати немецких пехотных, пять танковых, две моторизованные и одна десантная дивизии, сорок артиллерийских и пять авиационных полков.
Павлов обращается ко мне:
-- Голубев один раз позвонил, и больше никаких сведений из десятой армии нет. Сейчас полечу туда, а ты оставайся здесь. Расхлёбывайся.
- Как бы не так. Хитренький какой. Удрать в войска решил, а округ на меня бросить, чтобы я потом за всё отвечал? Не получится. Считаю такое решение неверным. Командующему нельзя бросать управление войсками, -- возражаю я.
-- Вы, товарищ Болдин, -- переходя на официальный тон, говорит Павлов, -- первый заместитель командующего. Предлагаю остаться вместо меня в штабе. Я доказываю Павлову, что вернее будет, если в Белосток полечу я. Но он упорствует, нервничает, то и дело выходит из кабинета и возвращается обратно.
