– Думаешь, напишу? – криво усмехнулся Голицын.
– Думаю, напишешь. Потому что от меня тоже будет документ. Гораздо короче, нежели твой, и гораздо весомее. Завещание, в коем я назначу тебя своим наследником, а подпишут его все здесь присутствующие.
По комнате пронесся негромкий многоголосый вздох, а царь невозмутимо закончил:
– На раздумья могу дать десять минут. Часы – вон они.
– Перо и бумагу давай, – хрипло сказал фельдмаршал.
Голицын писал свою бумагу долго, минут сорок. Потом ее быстро прочел император, убедился, что явных умолчаний или ложных сведений там вроде нет, после чего все присутствующие, включая Михаила Михайловича, но исключая Федора, подписали императорское завещание, на составление которого потребовалось совсем немного времени.
– Все? – спросил фельдмаршал.
– Да, все, встречаемся на площадке через полчаса после рассвета, а пока не смею более задерживать, – кивнул Сергей.
Вслед за Голицыным кабинет покинул Остерман.
– Вижу, у оставшихся явно есть какие-то вопросы, – встал молодой царь, – и я готов их прояснить. Владыко, начнем с тебя. Говори.
– Все ли ты продумал, государь, уместно ли твоей особе устраивать поединок и не есть ли твои решения плод поспешной горячности?
– Не есть, у меня было время подумать. И где тут поединок или, упаси господь, дуэль? Суд Божий в чистом виде. Я, молодой и почти ничего не умеющий, выхожу против старого солдата, который в сражениях провел больше времени, чем мне довелось прожить на свете. Но за мной правда, и поэтому я знаю, кто завтра останется в живых. И вы это наверняка понимаете или совсем скоро поймете. И точно так же, как Бог даст мне победу в моем деле, Он наверняка поможет вам в многотрудных делах по очищению церкви, необходимость которого ныне видна даже мне.
«Ну, понял ты наконец, что я даю тебе карт-бланш на любые кадровые перестановки, – думал Сергей, внимательно глядя на Феофана. – Вижу, понял».
– Истину глаголешь, государь, – поклонился владыка, – и я, с твоего позволения, удаляюсь, дабы приступить к молитвам о расточении врагов твоих.
– Ну, а ты что хочешь сказать, будущий генерал-фельдмаршал? – обратился царь к Миниху. – Да, именно так. Не оставлять же пост президента военной коллегии, пока занимаемый Голицыным, совсем пустым. Но и назначать туда простого генерал-аншефа тоже как-то не очень. Завтра, разумеется.
– То-то и оно, государь. Ведь насчет опыта Голицына ты сказал чистую правду.
– Я вообще врать не люблю. Итак, смотрим. Я молод и здоров, мой противник стар и болен. Что дальше?
– Он отличный стрелок, ваше величество. И ружья у него найдутся всяко не хуже твоего шведского.
– Знаю. Однако здесь потребны частые упражнения, без них навыки стрельбы слабеют. Когда он последний раз брал в руки ружье? Хорошо, если в позапрошлом году. Я – сегодня днем. И стреляю тоже неплохо, можешь мне поверить. Наконец, вряд ли он сможет заснуть этой ночью в отличие от меня, а такое хоть немного, но обязательно скажется.
Неизвестно, насколько аргументы императора убедили Миниха, но он, спросив разрешения, вышел. В кабинете, кроме императора и Федора, оставалась только Елизавета.
– Ох, Петенька, – всхлипнула она, – прошу тебя, не умирай завтра! И ведь нельзя нам сейчас быть вместе, тебе выспаться надо, а я за тебя молиться буду.
– Ну, а ты что скажешь? – спросил Сергей у Федора, когда они остались вдвоем.
– Чего тут говорить-то? – изумился главный хранитель зубила. – Прибьешь ты его завтра, государь, и правильно сделаешь, нечего всяким тут умышлять непотребное.
Когда император прибыл в назначенное место, слабый ветерок уже разогнал остатки утреннего тумана. Было довольно прохладно, чему молодой человек только радовался, потому как под бронежилетом у него имелась войлочная поддевка. Но потеть явно не придется.
Новицкий, хоть и явился минут за пятнадцать до назначенного срока, увидел, что все действующие лица предстоящего спектакля уже собрались.
Миних заканчивал обозначать границы площадки колышками. Так как мерил он ее своими шагами, то в длину она получилась метров девяносто. Голицын сидел на раскладном стульчике – видно, отдыхал перед боем после трудного пути в двести метров. В красном мундире с золотым шитьем, чему молодой царь отдельно порадовался. В стороне Феофан поддерживал под руку Елизавету, а вокруг них потерянно бродил изжелта-бледный Остерман.
Сергей присмотрелся к оружию противника. Все как и предполагалось – ружье, пистолет и шпага. Причем ружье заметно крупнее шведского, что держал император.
Сам он был вооружен почти так же – ружье, наган за пазухой и тонкий кинжал.
Наконец все приготовления закончились, и противники встали у коротких сторон площадки. У обоих ружья в положении «к ноге». Бой должен был начаться, когда Миних выстрелит из пистолета. Вот он поднял руку…
Разумеется, царь уже смотрел на Голицына, но все равно опоздал. Ружье Новицкого прошло только полпути вверх, а дуло фельдмаршальского глядело прямо на противника. Как он ухитрился вовремя увидеть тонкую струйку дыма с запальной полки, Сергей потом и сам удивлялся. Но среагировать успел. Отбрасывая ружье вправо для увеличения скорости, он метнулся влево за миг до того, как услышал грохот выстрела. Жив? Вроде да, подумал молодой человек, поднимаясь на четвереньки. Ну, значит, теперь можно не волноваться. Для здешних пистолетов предельная дистанция стрельбы – тридцать метров, с большей в человека не попадет никакой мастер. А что там поделывает Михаил Михайлович? Да, упорный старик – бежит ко мне. То есть ковыляет со всей скоростью, на которую способен, а это примерно километров десять в час.
Новицкий поднял свое ружье. Так, ствол не забился ни землей, ни травой. Теперь взводим курок. Щелкнул? Отлично! Значит, будет стрелять, ведь тут сейчас стоит капсюль, а не кремень.
Император упер приклад в плечо, прицелился и стал ждать, когда его противник приблизится на шестьдесят метров. С такого расстояния промахнуться будет трудно, но даже если случится подобный конфуз, останется время достать наган и уже из него пристрелить фельдмаршала, не подпуская на дистанцию его выстрела. Так, уже пора, задерживаем дыхание…
Кажется, Голицын тоже почувствовал выстрел заранее и попытался уклониться вправо, но ружье Новицкого почти не имело задержки. И хотя облако дыма от выстрела сразу скрыло противника, Сергей был уверен, что попал.
Он шагнул вперед и в сторону. Голицын лежал на спине, руки его бессильно скребли траву, а пистолет валялся метрах в полутора. На губах фельдмаршала пузырилась кровавая пена.
«Получается, в сердце я все-таки не попал, – огорченно подумал Сергей. – Потому как покинуть площадку допускалось только после того, как один из бойцов умрет. И значит, старика теперь придется добивать. Так, где у него шпага? Нет, из такого положения он ее быстро вытащить при всем желании не сможет. Ладно, пора доставать кинжал, не из нагана же его достреливать на глазах у всех!»
