Тарабост задохнулся, но Берза уже отвернулась от него, намереваясь возвратиться к работе.
– Ведьма... – Асдула вытянул из-за богатого наборного пояса плеть. Шагнул вперед, замахиваясь.
Откуда ни возьмись, на поляну вылетел пес и сбил Асдулу с ног. Конь тарабоста, доселе смирно стоявший, вздрогнул и заржал. Берза резко обернулась.
– Спарт, нет! – закричала девушка, бросившись к псу.
Здоровенные зубищи клацнули у самого горла тарабоста. Берза вцепилась в густую шерсть пса, оттаскивая его прочь. Асдула отпихнул кобеля, перекатился в сторону, вскочил. Схватился за меч, но не выдернул его из ножен. Попятился.
– Ведьма!
Тарабост метнулся к коню, испуганно перебиравшему ногами, взлетел ему на спину и ударил пятками бока. Только копыта засверкали.
Берза мертвой хваткой вцепилась в шею Спарту. Лицо ее побледнело, а грудь часто вздымалась. Пес глухо рычал.
– Тише, малыш... Тише... Успокойся... Все будет хорошо...
Пес лизнул ее в щеку.
– Римляне идут!
Неожиданная весть совершенно спутала Асдуле все мысли. Всю обратную дорогу он копался в своей душе, ища оправдание тому, что не прикончил шелудивого пса на месте. Чего испугался? Девки, которая едва двадцать весен увидела? Вот стыдобища-то... Этот кобелина, даром, что зубаст и злобен, ему, Асдуле, на один замах. Нет, в том, чтоб девку взять, пес, конечно, не помеха, но что если она потом нашлет какую-нибудь дурную болезнь? Ведьма... Опаска прочно угнездилась в мыслях Асдулы рядом с неодолимым желанием завернуть Берзе подол на голову.
До самых ворот Керсадавы он раздумывал, как поиметь девку, но уберечься от колдовства. А тут, как обухом по голове – римляне. Какие римляне? Откуда?
– Римляне идут на Гераклею!
– Бруттий Сура, что ли? – Асдула недоуменно уставился на вестника.
– Сулла!
– Да как Сулла-то? – удивился тарабост, – он же за тридевять земель!
– Именно он. Я в Скопы[88] скачу, предупредить всех, – сказал посланник, – и тебе советую со мной ехать, почтенный!
Вот не было печали... Асдула заскрипел зубами, но рассудил, что гонец вроде не пьян, а ежели это чья-то шутка, то ох, несдобровать шутнику. Однако лучше подстелить соломки. После Гераклеи-то. Не зря Асдулу звали Скарасом, Скорым. Везде он быстрее других поспевал. Как добычу делить – завсегда в первых рядах. И как ноги уносить – тоже там. А все потому, что нос по ветру держал Асдула и не пренебрегал опасностью. Стало быть, надо собираться в Скопы, к князю Кетрипору. Керсадава-то как раз стоит на одной из двух дорог, ведущих в самое сердце земель дарданов. А ну как римляне здесь пойдут? Одному против них не сдюжить. Да и как бы всем миром не надорваться, если там и вправду Сулла... Надо ехать. Узнать, куда ветер дует.
Римляне... Ну почему так не вовремя?!
Весть о наступлении римлян половину собравшейся на совет в Скопах знати превратило в студень, но многих распалило, как тлевшие угли, на которых брызнули маслом.
– Чего в штаны наклали?! – горячился тарабост Лангар, – нешто мы римлян не били!
– Их пятнадцать тысяч, – мрачно бросил Пладомен, старейшина тересидов, одного из самых многочисленных дарданских родов.
– Ты лично, почтенный Пладомен, их считал?
– Лучше перебдеть, чем недобдеть, – заявил Медосад, старейшина монапсов.
– Пятнадцать тысяч, ха! Ну, чуток побольше, чем было у Суры! Но Сура от нас еле ноги унес!
– Прошу прощения, почтенные, – прозвучал голос с дальнего конца стола, где чуть наособицу сидел черноволосый муж, заметно отличавшийся обликом от собравшихся тарабостов, – насколько я знаю, у Суры римлян было всего несколько когорт. Не больше пяти. Остальные – всякий сброд, наемники, скордиски и одрисы. Не удивительно, что вы разделались с ними легко. С Суллой подобное не пройдет.
– Это почему? – насупившись, спросил Лангар.
– А потому, почтенный Лангар, что существует разница между воинами вспомогательных частей и легионерами. Вы, дарданы, со времен Иллирийских войн почти не сталкивались с легионерами и не знаете, что это такое. А вот Митридат уже знает и мог бы много интересного рассказать. Впрочем, так далеко ходить не надо, рассказать могу и я.
Лангар вспыхнул, но пока соображал ответ, его опередил человек, восседавший во главе стола в резном кресле. О некотором его превосходстве над тарабостами можно было догадаться по золотому витому ободку, лежащему поверх войлочной шапки со сбитым вперед верхом.
– Залдас прав, – сказал князь дарданов Кетрипор, – раз Дромихет просит помощи, значит, опасность велика.
– Князь, у гета просто разбежались люди, – возразил один из тех, кто призывал не бояться римлян, – он показал себя дрянным вождем, не умеющим удержать своих сторонников.
Несколько месяцев назад, еще до наступления самого длинного дня в году, здесь, в Скопах, в этой же самой храмине так же бурно, как и сейчас, протекал совет знати, на котором пришлый гет Дромихет убеждал князя дарданов совместно совершить набег на Македонию. Гет сулил богатую добычу, уверял, что противник слаб. Тарабосты поколебались, но не смогли преодолеть искушения. Гет не обманул. Дарданы довольно легко разбили войска римского наместника и захватили Гераклею-в-Линкестиде. Правда обещанных золотых гор им не досталось, но они не слишком огорчились: легкость победы и какая-никакая добыча порадовали, доведя самоуверенность тарабостов до поднебесных вершин. Они ходили именно в набег, но гет преследовал несколько иные цели. Происхождения он был незнатного, но изрядно возвысился на службе у Митридата. Теперь гет искал собственного удела, решив, что довольно послужил разным царям и князьям, пора и о себе подумать. Дарданы ушли в свои земли, а Дромихет остался в Гераклее. Своих сил у него было немного: горстка фракийцев, которыми он командовал у Митридата, большей частью бессы и меды, а также отряд его соплеменников-гетов.
– Никто никуда не разбежался, – сказал Залдас, посланник Дромихета.
– Да наплевать на Дромихета, – пренебрежительно бросил еще один из тарабостов, – зачем нам его спасать? Мы ему ничем не обязаны.
– А затем, почтенный Балан, – заявил князь, – что римляне не ограничатся наказанием гета.
– Верно, на нас полезут, – согласился с князем Пладомен.
Балан толкнул локтем соседа:
– Асдула, твое гнездо как раз по пути на Скопы будет. И Браддава еще.
Асдула, сидевший мрачнее тучи, погруженный в свои мысли, буркнул:
– Не допустит Гебелейзис...
Услышав имя бога-громовержца, Залдас усмехнулся. Он, как и его вождь Дромихет, был гетом, а многие геты отринули старых богов и поклонились обожествленному мудрецу Залмоксису. Во время грозы они стреляли из луков по тучам, дабы защитить нового бога от гнева Громовержца[89]. Этим они резко отличались от прочих фракийцев, которые гетов недолюбливали и считали дикарями.