После роскошного обеда я распрощался с гостеприимными хозяевами, собрал свою дружину и повел эту не совсем трезвую банду на постоялый двор.
Вот так обычно и бывает – сначала шлепнешь языком с похмелья какую-нибудь глупость, а потом целый месяц вся спина в мыле. В результате своей несдержанности я на следующие двадцать дней практически забыл, что такое сон и нормальный отдых.
Подаренный Еремеем ушкуй мы перегнали в соседнюю корабельную мастерскую уже к полудню следующего дня. К удивлению приказчика Еремея, я выбрал не морской ушкуй, у которого на носу и корме имелись отсеки, закрытые палубой, а речной вариант этого корабля, который палубы не имел и являлся просто большой лодкой. Приказчик наверняка мысленно покрутил пальцем у виска, узнав о моем выборе, но возражать не стал, ибо хозяин барин.
Мой выбор выглядел весьма странно, но был сделан обдуманно, потому что доработать под наши задачи речной ушкуй проще. Я решил не плыть в Любек на стандартном ушкуе, для управления которым требовалась команда из двадцати гребцов, а двинуть технический прогресс к невиданным высотам двадцать первого века. Построить новый корабль за оставшееся до похода время было невозможно, поэтому я надумал соорудить тримаран с парусным вооружением шлюпа по образцу полинезийского. Метровую копию подобного корабля мне доводилось строить в судомодельном кружке, и я даже занял с ним третье место на областном конкурсе судомоделистов.
Хозяин корабельной верфи Василий Плотник, у которого я закупал отходы древесины для производства колес, уже был привычен к моим чудачествам, которые на деле приносили ему неплохую прибыль, поэтому отнесся к заказу со всем вниманием. Василий, несмотря на свой непростой характер, оказался технически подкованным мастером и быстро въехал в смысл моей задумки, хотя и отнесся к ней с большим скепсисом. После уточнения основных нюансов заказа мы ударили по рукам, и я внес треть суммы от стоимости работ для закупки материалов.
Это сейчас народ полдня пьет, полдня похмеляется и только потом начинает работать, а в пятнадцатом веке работа начиналась с рассветом, а заканчивалась с темнотой. Правда, перерыв на обед длится около двух с половиной часов, но таков был распорядок рабочего дня в те годы. Я не стал устраивать революцию в этом вопросе и пахал как проклятый с утра до ночи, изобретая «вундервафлю» по образу и подобию огнемета «шмель». Конечно, за основу был взят основной принцип, который мне был хорошо известен, а воплотить техническую задумку в реалиях пятнадцатого века еще только предстояло.
На этот раз работал не в одиночку, как в Верее, а вместе с творческим коллективом из пятерых наиболее толковых подмастерьев, способных изготовить на токарных станках детали по эскизу с размерами или точную копию по деревянному образцу. Кузнечные работы по металлу в основном выполняли новгородские мастера, а я только дорабатывал заготовки. К счастью, непреодолимых препятствий не возникло, и мне удавалось решать возникавшие проблемы, опираясь на возможности новгородской промышленности.
Это двадцать первый век – век мерчендайзеров (в простонародье грузчиков) с дипломами о высшем образовании, которые трем свиньям щей не разольют, а в пятнадцатом веке народ рукастый и прекрасно знает, за какой конец держать топор или молот. Избу-пятистенку артель из пяти плотников ставит «под ключ» всего за сутки, а отковать три сотни гвоздей для кузнеца плевая работа.
Как ни странно, справился я со сложной технической задачей весьма успешно. Первым делом мы с Сиротой опытным путем определили навеску пороха в разгонном блоке. Выточить три массово-весовых макета гранаты из деревянного полена, повторяющих своими размерами будущую гранату, несложно, и с этой задачей справились мои подмастерья. Пока токари вытачивали по моим эскизам деревянные детали будущих гранат и контейнера гранатомета, я занимался обработкой на токарном станке металлического корпуса разгонного блока, реперов и цанговых заглушек на переднее сопло блока. Памятуя о том, что черный порох горит медленно, мы изготовили ствол пускового контейнера длиной в полтора метра, решив, что отрезать лишнее будет нетрудно.
На изготовление трех комплектов разгонных блоков с начинкой ушла ровно неделя, а затем начались натурные испытания. Как ни странно, но сделанная фактически на коленке «вундервафля» с самого начала исправно работала, а для определения навески пороха в разгонном блоке потребовалось всего три выстрела болванкой по песчаному обрыву на противоположном берегу Волхова.
Разгонные блоки изначально были спроектированы как переснаряжаемые, поэтому после выстрела они вылетали из тыльной части гранатомета, где их ловила рыбачья сеть. Затем отработанный блок остывал, его переснаряжали, и испытания продолжались. Все основные параметры гранатомета удалось определить за два дня натурных испытаний, а затем началось серийное производство боеприпасов.
Чтобы облегчить производство, я решил изготавливать унифицированные боеприпасы, взяв за основу упрощенный вариант шрапнельной гранаты, изобретенный англичанином Шрэпнелом еще в середине девятнадцатого века. Первые варианты гранаты имели донный взрыватель в виде мерной запальной трубки, не требовавшей больших трудозатрат для изготовления. Фамилию Шрэпнел я запомнил случайно, когда спросил у инструктора по подрывному делу, почему перловую кашу называют «шрапнелью». Учил десантуру саперному и подрывному делу пожилой прапор из контрактников по фамилии Нечепорук, который, если верить слухам, мог подорвать железнодорожный мост бутылкой из-под пива, вот он и поведал мне эту историю. Прапор был фанатиком всего взрывающегося, поэтому относился к нашему обучению творчески, именно от него мы узнали многочисленные способы изготовления фугасов на коленке.
После некоторых раздумий я решил изготавливать унифицированный корпус гранаты из фанерной трубы с однослойным бандажом из каленой проволоки, поскольку изготовить металлический корпус намного сложнее. Внутренняя начинка также была целиком деревянной, что на эффективность поражения особо не влияло, так как поражающие элементы были готовыми. Разрывной пороховой заряд в стандартном деревянном корпусе укладывался на дно гранаты, а головная часть шрапнельного стакана гранаты закупоривалась деревянным баллистическим обтекателем. Затем граната покрывалась олифой, сушилась и была готова к употреблению. Правда, срок хранения деревянных боеприпасов был небольшим, но годами хранить гранатометные выстрелы мы не собирались.
Помимо этих упрощений я не стал заморачиваться со сложным дистанционным взрывателем, заменив его обычными пороховыми запальными трубками разной длины, рассчитанными на дистанцию выстрела в 50, 100, 150, 200 и 250 метров. Запальная трубка вставлялась в отверстие в дне гранаты перед самим выстрелом и поджигалась пороховыми газами в момент, когда срабатывало переднее тормозящее сопло разгонного блока.
