Урча моторами, к реке сползли три танкетки с вращающимися пулеметными башенками. Красноармейцы спустили на воду с десяток лодочек, и это все приготовления. Нет, десятки солдат лихорадочно суетились, готовясь форсировать реку на подручных средствах, бросая в воду сухие лесины…
— Это не бой, а избиение!
Клатер сплюнул — нагревшийся «максим» отдавал жаром. В доте было не продохнуть от порохового дыма, все тяжело дышали. Через реку так никто и не переправился, да и на той стороне не было никого видно — попав под плотный пулеметный огонь, красноармейцы попрятались в лесу, который, к их счастью, рос прямо у берега. Только десятки трупов остались немым свидетельством пренебрежения противником.
И еще одним памятником начальственной глупости стала маленькая танкетка, что выползла на эстонский берег, да там и застыла, расстрелянная в упор из противотанкового ружья. Две другие, и все лодки, переполненные бойцами РККА, пошли под синие воды медленно текущей Наровы.
Понтарлье
Вид солдат, двигавшихся по дороге, обрадовал генерала — он испытал прилив гордости за них. Да и те сразу узнавали «Шнелле-Хайнца» (Гудериан давно, с Польши, знал, как его называют за глаза), махали приветственно руками и что-то кричали.
Жара стояла изнуряющая, а потому кителя были расстегнуты, рукава засучены, а каски висели на поясах. Многие снимали даже кепи, но ему ли делать замечание за такую вольность в одежде победителям поляков, бельгийцев, англичан и французов?!
Солдатское нутро уже поняло, что войне конец, радовался этому и Гудериан, ведь один его сын воевал в разведывательном батальоне, где смерть всегда ходит рядом с храбрецами, а второй уже лечился от полученного ранения, к счастью, не очень серьезного. И он как отец двух молодых офицеров не мог не радоваться окончанию боевых действий, время которых уже исчислялось считаными днями.
Ведь французские генералы не могли не понимать, что дальнейшее сопротивление бессмысленно и приведет только к напрасным потерям. Зачем им гибель тысяч молодых французов, ведь это будущее страны, и так обескровленное в прошлой бойне?!
Генерал Вейган и маршал Петен не могут не понимать бесцельность продолжения войны, ведь неспроста они не стали защищать столицу, объявив Париж «открытым городом», после чего правительство бросило ее и, презрев долг, позорно удрало в Бордо.
Швейцарский офицер и двое солдат, стоявшие на той стороне, четко отдали воинское приветствие германскому генералу, и Гудериан ответно поприветствовал их, резко бросив, словно во времена своей кадетской молодости, ладонь к фуражке.
— Герр генерал, получена радиограмма из ставки, — к нему подбежал запыхавшийся адъютант.
— Что там?
— Фюрер отмечает ошибку в вашем рапорте! — офицер скривил губы в улыбке. — Так и написано. Указывается, что вы, наверное, имели в виду Понтелье-на-Соне!
— Ох уж эти ошибки, — усмехнулся Гудериан. — Вчера авиация Лееба разнесла понтонный мост, который только навели мои саперы. А через два часа извинились, ибо в штабе группы армий «Ц» на той стороне «линии Мажино» не предполагали столь глубокого прорыва наших танков. Теперь и фюрер указывает мне на «ошибку». Немедленно радируйте ответ!
Генерал задумался на секунду, затем улыбнулся, снял фуражку и пригладил платком волосы, снимая въевшуюся в них пыль.
— «Никакой ошибки нет. Я лично нахожусь в Понтарлье на швейцарской границе!» Добавьте подпись и отправляйте!
«Фельзеннест»
— Мы вылетим с вами в Компьен немедленно, раз это место выбрано для переговоров о перемирии. Я посмотрел условия о перемирии, написанные вами, Манштейн. Вы неплохо поработали, генерал, и учли мои пожелания. Нам не стоит ущемлять честь побежденных — они сегодня враги, но завтра могут быть союзниками.
— Вы так считаете, мой фюрер?!
— Да, Манштейн, — Андрей скривился в ухмылке — внутри души Гитлер начал брызгать слюной, не соглашаясь. Вот только поделать ничего не мог, лишь изредка вот так выплескивать эмоции.
— Всю свою историю Франция всегда враждовала с Англией. Всегда, генерал. Но истощила себя в войнах на континенте, ибо британцы воюют только чужими руками. Все льют кровь за их интересы, а они раскинули свою империю на полмира и подсчитывают барыши, уверенные в своей неуязвимости. Ведь на их проклятый остров еще никто не высаживался!
— Кроме нормандского герцога Вильгельма Завоевателя, мой фюрер! — Манштейн не был бы самим собой, если бы не поправил сделанную при нем ошибку в любимой для любого немецкого офицера военной истории.
— Это ж было в седой древности, генерал. Вы еще викингов вспомните или римлян. Там еще, если мне память не изменяет, легионы Гая Юлия Цезаря высаживались.
— Так точно, мой фюрер! Прошу простить.
— Союз держав, таких как Германия, Франция и Италия, способен вышвырнуть британцев с континента, где они везде стараются отметиться, как пакостливые коты. Но это только полдела — англичане должны получить урок на всю жизнь: высадка наших войск на Альбионе заставит Черчилля или согласиться на мир, или убраться в какой-нибудь доминион. И вряд ли там его встретят с широко открытыми объятиями — кому нужен политик, проигравший метрополию.
— Я согласен с вами, мой фюрер, — осторожно ответил генерал, но весь его вид выражал сомнение.
— Вы зря колеблетесь, Манштейн. Лишившись острова, главной экономической базы, Британская империя может только надеяться на дивизии из доминионов. А много ли те смогут выставить?
— До тридцати дивизий, мой фюрер, и вряд ли больше, — после секундной паузы ответил генерал, подсчитавший за это время мобилизационные возможности противника.
— У них еще есть флот, но объединенные морские силы нас и Италии, а также Франции, вряд ли уступят их королевскому флоту. Тем более когда наша промышленность начнет строительство кораблей, то мы их превзойдем, ведь в распоряжении британцев не будет верфей острова. Так что года через три-четыре, по расчетам адмирала Редера, мы сравняемся в тоннаже.
— Мой фюрер, их вряд ли оставят без помощи за океаном…
— Это так, Манштейн. США чрезвычайно опасный противник. Да, их армия слаба и не может идти ни в какое сравнение с нашей, но они имеют флот, не уступающий британскому, их авиационная индустрия развита и по мере развертывания превзойдет нашу в два или три раза.
— Для этого потребуется время, мой фюрер!
— Не так и много, Манштейн, года два или три, и на каждый наш самолет они выставят три своих. Захватив Британию, мы тут же получим ее во второй ипостаси, только за более широким препятствием, уже не проливом, а океаном, и с намного развитой промышленностью, первой в мире по многим показателям. Понимаете, что нас ожидает?!
