Опергруппа шагала вдоль обочины, мимо шли и шли войска. Попутный трепался о кожгалантерее, вспоминал какой-то замечательный саквояж, а Женька думал, что ничего не кончилось. Только первый шажок сделали. И дело серьезнее некуда, если майор счел нужным не брать тайм-аут. Видимо, такой вариант сразу учитывался. «У Попутного самые широкие полномочия». Ладно, будем иметь в виду. Видимо, дембель в ближайший год и гламурный Куршевель товарищу Землякову не светит.
– Так, обязан вам сказать последнее «прости», – посерьезнел Попутный. – Давайте-ка порознь пообщаемся. Упаси господь, никаких секретов и перепроверок, просто если я вам обоим зараз скажу, вы непременно одно и то же забудете. Иди-ка, Женя, на травку, поваляйся, приготовь снаряжение и оружие к сдаче.
Особо поваляться Женька не успел – начальники закончили быстро, и Коваленко остался на опушке любоваться упорно шагающей на север пехотой.
Майор закряхтел и сел на траву рядом с Земляковым:
– Эх, отож возраст. То лапы ломит, то хвост отваливается.
Женька протянул патроны, извлеченные из пистолетного магазина:
– Ага, понимаешь, – одобрил Попутный. – Хорошая школа. Финку тоже давай. Сменяю на что-нибудь полезное. Значит, так, Евгений. Ничего судьбоносного я добавить не могу. Ситуацию ты знаешь, придется подробно изложить от себя – ты уж потрудись, сделай милость, настучи без сокращений. В остальном – удачи тебе. Канал связи наладим, передам персональный привет из поверженного Берлина. А может, и раньше – увидим. Служи усердно, самоходами не злоупотребляй. Хотя понимаю, Ирина – замечательная девушка. Эх, был бы я на пяток лет моложе…
– У вас, товарищ майор, хвост отваливается.
– Ну, не до такой же степени. Так вот, о барышнях вообще и конкретных красавицах. Мариша наша, когда не ревет, ничего так? Эх, был вкус у Варварина.
– Виктор Иванович, я бы не хотел…
– Уважаю. Вот сопляк ты, Женька, а молодец. Сразу видно разностороннее воспитание. А я гад по жизни. Шпион, фанфарон, ублюдок чекистский, почти что бериевский. Ну, кому-то нужно. Людей ведь непременно бодрить нужно, низводить не только домомучительниц, а жужжать всем в уши. Чтобы они, эти хорошие люди, были гордые и красивые. Делать всякие мелкие гадости, в общем-то, забавно и приятно. Особенно, когда не знаешь будущего. Кстати, я бы ваш Отдел вообще закрыл, а вас бы или пострелял, или на Новую Землю загнал. Потому что мне так работать трудно. – Майор полез в свою полевую сумку. – На-ка, просмотри бегло…
…Шведова Марина Дмитриевна.
…родилась…, родители…
…школа № 49… десять классов…
…добровольно, курсы санинструкторов…
…стрелковая дивизия… участие… Эльтиген…
…госпиталь, СМЕРШ Отдельной Приморской армии…
…награды: медаль «За оборону Кавказа»…
…Демобилизована 14.11.44 на основании приказа №… (по беременности)…
Попутный с интересом следил, как Женька шевелит губами, отсчитывая месяцы в обратном порядке.
– Так что, она уже… – ошарашенно пробормотал Женька.
– Я вообще-то контрразведчик, а не акушер-гинеколог. Полагаю, она еще сама может не знать. Но если смотреть с точки зрения здравого смысла…
– Перестаньте, пожалуйста.
– Хорошо. Перестал. Дальше читать будешь?
…12 марта 1945 г. родила… Мальчик. Назван Сергеем.
…10 мая 1945 года покончила жизнь самоубийством.
Женька аккуратно сложил листок. Вот значит как. Наверное, из того же «нагана». А ведь железная девчонка была. В смысле, есть. Тьфу, мля, это же «калька». Ничего еще не решено, все изменить можно.
– Угу, ну ты посоображай, посоображай, – ухмыльнулся клоун-шпион. – И я чего-нибудь придумаю. Уйма серьезных дел у нас, между прочим. Может, и не до глупостей старшине Шведовой будет, а?
Разошлись. Майор потопал спасать драгоценный портфель, инспектировать продсклад десанта и менять по своему шпионскому разумению историю страны. Женька с непосредственным командиром пошли в глубь леса. Скоро полянка попалась подходящая. Птички чирикали, а так тихо было. И на плацдарме не стреляли, и на юге умолкло.
– Гадостно как-то уходить, – пробормотал Коваленко.
– Нас в Отделе ждут. Там такие проблемы, что…
– Тьфу, Земляков, еще ты меня агитировать будешь? Металл прячь…
Пистолеты и все лишнее схоронили под мох. Лопатку Женька пожалел, повесил на развилку куста багульника. Полезная вещь, 1936 года рождения, изготовленная правильным заводом «Коминтерн». Пригодится кому-то.
– Все-таки гадостно, – повторил старлей, вытирая потное лицо. – Давай, Жень, командуй. Что-то я подзабыл, как там по методе…
* * *
По методе получилось, хотя и с очевидной погрешностью – финишировали на скате насыпи, заскользили по влажной траве вниз. За спиной был склон эстакады. Впереди улица, за ней стены и золотые купола – Новодевичий монастырь.
– Это что такое? – с некоторой тревогой спросил Коваленко, слабо знакомый с достопримечательностями столицы.
– Понаехали тут, – пробурчал Женька и был пойман за капюшон. – Э, оторвется ведь, дряхлый вовсе. Перед вами, товарищ старший лейтенант, знаменитый монастырский комплекс, памятник архитектуры XVI–XVII веков. В 20-х годах XX века несчастных монашек изгнали злые большевики и открыли тут музей. Потом наоборот вышло… Короче, кассы у входа.
– Новодевичий, что ли? И кладбище здесь?
Шутить расхотелось. Остатки опергруппы в молчании двинулись по тротуару. Погрешность по финишу вышла небольшая – можно и пешком до расположения дойти, а можно в троллейбус сквозь турникет прорваться. А может, и из Отдела встретят.
Женька пытался поаккуратнее пристроить полы пятнистой куртки-размахайки и думал, что в погрешности сам лично и виноват. Мелькнула перед Прыжком мысль неуместная. Вспомнился тот холмик желтый, сосна с зарубкой, старательно Торчком вырезанной. На песок бабочки садились: бледно-бирюзовые, крошечные. Узнать, что за вид такой, что ли?
26 июня
Соединившись с десантниками, 37-й гвардейский стрелковый корпус продолжает пробиваться на север. Бои на рубеже финской обороны у села Пуску-Сельга. Диверсионной группой противника атакован штаб 100-й гвардейской стрелковой дивизии…
25 июня 201* года Москва.
Ленинский проспект
17.25
Блаженствовал переводчик Земляков. Хотя блаженство было не полным, поскольку Ирки не было. И что за мода отключать мобильный и сваливать на какую-то диспансеризацию неурочную, когда у человека два дня с выходом домой, в гражданскую жизнь? Это Коваленко накляузничал – «у Евгения контузия была, возможно, сотрясение, а у него мозг – рабочий инструмент…». Хотели в госпиталь запихать, но смилостивились и дали два дня домашнего режима.
