Кушал Земляков. Питался. Наверстывал. Второй литр ряженки, да с глазированными сырками. Обед тоже был ничего, но уже два часа как прошло.
Осторожно заглянула мама:
– Жень, а вообще у тебя все нормально? Хорошо себя чувствуешь?
– Ага. Палец не болит. Вообще-то вовремя я его придавил. За комп нельзя, а домой можно.
– Я к тому, что ряженка с сырками не очень хорошо сочетаются. И вообще, Жень, скажи честно – там у вас с питанием плохо стало?
– С питанием хорошо, вот с хорошим питанием плохо, – объяснил военнослужащий, очищая очередной сырок – забинтованный палец приходилось изящно оттопыривать. – Понимаешь, повар у нас отличный, такое харчо готовит – обалдеть. Но уехал на окружной конкурс поваров. И такую сейчас безвкусицу дают – прямо ужас. Наедаться наедаемся, но никакого удовольствия.
– Так, может, тебе остренького, маринованного? Я грибочков купила. Такие крепенькие…
– Нет!!!
Мама вздрогнула.
– У нас парню из дома трехлитровую банку опят прислали, – поспешно объяснил Женька. – Вкусные, но мы малость объелись.
– Евгений, ты все же дичаешь там… – начала мама, но тут, на счастье военнослужащего, затрезвонили в дверь.
– Да что ж так нетерпеливо? Неужели опять из ДЭЗа? – Мама пошла открывать.
Женька ухмыльнулся.
Влетела рыже-белая, вся такая празднично-чистая. Никаких каблучков, кроссовки, спортивная белая толстовка.
– Ой, я смотрю, эсэмэска пришла…
Мама тактично удалилась. Женька обнимал подругу, целовались, конечно.
– С пальцем что? – задыхаясь, прошептала Иришка. – Только не говори, что сунул не туда.
– Я-то туда, а они на него ящик – бряк! Чуть не сломали. Ящик, между прочим, со снарядами. Танковыми…
– Врун.
– Если честно, то об рельсу с размаху задел. А ты с чего к медикам вдруг подалась? Что-то случилось?
– Здорова целиком и полностью. Могу справку показать. И анализы. Вот только там у них новые томографы и эти, как их, «Двуликие Янусы»…С телефонами туда вообще не пускают…
Стояли у окна: под моросящим дождиком в Нескушном гуляли собаки и хозяева. Женька обнимал подругу со спины, терся щекой о такой мягкий душистый капюшон толстовки.
– Слушай, Джогнут, ты вот на этих четвероногих смотришь, и мысли у тебя абсолютно собачьи, – шепотом сказала Ирка.
– Естественные мысли. А у тебя какие?
– Пошли прокатимся. А то маман твоя опять кайф обломает.
Женька спешно накинул курт ку:
– Мам, я Иришку провожу.
– Поезжайте. Только я тебя, Ириша, очень прошу, не гоняй, как у вас там модно.
– Ой, да мы не спеша, с чувством…
Ух, вот шпионы умеют этак двусмысленно улыбаться, и девушки красивые тоже умеют. И пробирает. Хотя и по совершенно иным причинам…
* * *
Без БТР и иной громоздкой техники двор Отдела казался пустоватым. Правда, на КПП теперь дежурили и контрактники, вполне себе с оружием и полным боекомплектом. Говорили, что и комендачи будут в полноценный караул заступать – пока их усиленно возили на стрельбище, напоминали, с какой стороны автомат стреляет. Но вообще-то, как сказали на совещании, «периоды ремиссии пока будут преобладать». Совещание было широким – человек в пятьсот, и товарищ Земляков был там единственным с позорной «соплей» на погоне. Преобладали звезды покрупнее лейтенантских. Впрочем, Женьке обещали повышение в звании, документы на сержанта уже готовили. Еще обещали кардинально увеличить штат Отдела, дать помещение, оборудование и вообще облагодетельствовать по самое не могу. Пока все шло новой службе, возглавляемой полковником Варшавиным – ФСПП какое-то. Бывший начальник выступал и на совещании. Этот доклад Женька понял, остальных докладчиков не очень. «Враг неведом, угроза реальна» – вот это только и дошло. Зачем переводчика на совещание загнали – непонятно. У Отдела имелась своя, точно обозначенная задача, и выполнять ее придется, не дожидаясь обещанного усиления. Пока работали привычным составом: Коваленко, товарищ Земляков да Филиков со своими расчетчиками. Ну и камрад Хольт, естественно. Отто влился в немногочисленные ряды Отдела надолго, специалистом он был хорошим, да и парнем неплохим. Прадедушка его, кстати, закончил войну в Тунисе, в мае 43-го, так что ничего не царапало. Дело сейчас было общим, загранпаспорт у Женьки имелся – грозила командировка в Бремен. Надо будет Иришке там что-то симпатично-сувенирное прикупить, чтоб не боялась так внезапных отлучек военнослужащего.
– …Ойген[106], в Allgemeine[107] этот господин не числился, – сказал Отто.
– Да, понятно. Похоже, он вообще не был военнослужащий. Может, из аппарата Reichsstatthalter[108] – с тоской предположил Женька.
Искали некоего Франца Конце. В конце 44-го и в марте 45-го он пересекался с доктором Швайбером. Этот самый доктор был известным (в узких кругах) математиком. Сканы его дневников Женька видел: такое расшифровывать – лучше сразу застрелиться. К счастью, дневниками занялись профильные специалисты, а Отдел продолжил свои изыскания. Честно сказать, пока топтались на месте. Все топтались: и Отдел «К», и коллеги товарища Попутного, и немцы в своем Бремене. Версии были, доказательств не хватало. В Бремене вышли на группу «Норфик»[109]. Была вроде бы такая тайная организация в конце войны. Готовила втайне от верхушки Третьего рейха пути отступления. Известно о ней было немного: какие-то показания эсэсовца, изловленного в конце 40-х, смутные слухи, удалось установить (предположительно) круг соучастников. Что-то по «Норфику» имелось у американцев, но янкесы, понятно, тянули с официальным ответом. Сами немцы с «кальками» вообще не работали – в 1958 году бундестаг специальным актом запретил любые исследования в этом направлении. Возможно, тогда, в 50-х, чуть больше знали о «Норфике» и созданной в конце войны установке по прорыву «калек». В том, что опыты в конце войны велись, сомнений не оставалось. Следы бессмысленно мощного и грубого воздействия отследить было не так сложно. Сложнее было предсказать последствия. Экая ирония – в 44-м хлопнули дверью, а дом начал рушиться 70 лет спустя. Конечно, идиотские физики-подпольщики – не единственная причина нынешних изменений физических характеристик Земли, но уж посодействовали катаклизмам жестоко…
Отдел «К» со своей стороны пытался отследить связь между убийством Варварина и этим самым «Норфиком». Связь была – тот немецкий офицер в Нурмолице фигурировал и в немецких материалах по «Кукушке». Но как он мог выйти на Варварина? Оставался Найок – штурбаннфюрер СС, завербованный Отделом в 1943 году в Харькове. Этот Хельмут Найок вполне исправно и даже весьма активно работал на Отдел. Но никаких иллюзий в Отделе не питали – уроженец Киля, исполнитель одной из самых известных провокаций XX века, не задумываясь, станет двойным или тройным агентом. Женька помнил глаза штурбаннфюрера – падла страшная. Но связи между склизким-скользким агентом и «Норфиком» пока не находилось.
