Профессор повернулся к ней, словно собираясь что-то сказать, но передумал. Зашагал дальше. Открыл дверь в палату и пропустил вперед.
– Подождите здесь, товарищ Крапкина. До конца процедуры осталась четверть часа. Потом Веронику привезут сюда, и вы сможете поговорить с ней и ее родителями.
Нона села на клеенчатую кушетку. Профессор извинился и ушел. Несколько минут показались вечностью. Она задумалась и невольно вздрогнула, когда в дверях показалась женщина во фланелевом халате, поверх которого был наброшен белый.
– Товарищ Ершова? – с сомнением спросила Нона.
Женщина кивнула.
– Я хотела бы попросить о помощи вашу дочь.
Нона встала, приблизилась к женщине. Та смотрела удивленно и настороженно.
– Вероника уже давно никого не лечит, – устало ответила она. – И если вы станете говорить про наш долг перед страной, то не трудитесь. Моя Вероника давно заплатила все возможные долги. Неужели нельзя оставить нас в покое?!
Женщина обошла Нону, взяла с постели подушку и принялась взбивать, словно вымещая на ней злость, вызванную гостьей.
– Вот. – Нона протянула лоток.
Женщина недоверчиво посмотрела на нежданный подарок, не спеша принять его.
– Что там? – спросила она, спрятав руки за спину, словно Нона могла как-то заставить ее взять подношение.
– Рыба. Минтай в омлете. Не пугайтесь, он не испортился. Я его заморозила. Разогреете в духовке… Здесь ведь есть духовка где-нибудь?
– Зачем? – спросила женщина, не понимая, к чему ведет странная гостья с лихорадочно блестящим взглядом.
– Я готовила эту рыбу для моего мужа. Хотела разогреть, когда он поправится. Но если Вероника не поможет, его похоронят в ведре, потому что «слизь» разберет его на молекулы. Вы же доживете до завтра? Значит, разогреете и съедите. Это вкусно, правда.
Совершенно сбитая с толку ее спокойным и доброжелательным тоном, женщина протянула руку к лотку и тотчас отдернула.
– Мне жаль вас… и вашего мужа. Мне правда жаль, – проговорила она. – Если бы это зависело от меня, я сделала бы все возможное, но Вероника…
– Уговорите ее! – Нона бросила лоток на кушетку и схватила женщину за руки. Ее ладони после ледяного лотка показались обжигающе-горячими.
Женщина не успела ответить. Дверь стукнула, распахиваясь. Санитар втолкнул в палату инвалидное кресло, в котором сидела девушка лет семнадцати. Черные волосы коротко острижены, а на висках выбриты. На бритом заметны следы геля и пластыря. Девушка обвела палату мутным взглядом. С ее нижней губы потянулась нитка слюны. Мать оттолкнула руки Ноны, подскочила и бросилась вытирать слюну с подбородка дочери. Та медленно сфокусировала на ней взгляд, в них появилось что-то, похожее на осмысленное выражение. Уголки бледных губ девушки дернулись.
– Она узнала меня! – вне себя от радости обратилась к санитару мать. Пару раз глупо хихикнула, прикрыв рот рукой. – Узнала! Маги вытащить не могли, а ваш профессор Хромов… Удивительный человек! Вот кто волшебник истинный! Вероника! Дочка!
Взгляд девушки снова уплыл. Один глаз повело в сторону, он закатился. Ноги свело судорогой. Санитар подхватил девушку и отнес на кровать. Нона отступила к окну, пропуская его, бросила взгляд на больничный двор и едва не вскрикнула. Но мгновение ей показалось, что через двор шла Зойка.
Она выскочила из палаты и подбежала к другому окну, выходившему на задворки больницы. Там стоял тентованый грузовик. Из него на кухню таскали фляги. У машины стояла женщина, и Нона могла поклясться, что это ее сестра. Она стала старше, чуть поправилась в бедрах, но это определенно была она.
– Катерина Павловна! – позвал кто-то.
– Что? – отозвалась женщина у грузовика. Ее голос, усталый хрипловатый, был хорошо слышен в открытое окно. Нона едва не заплакала от обиды. Шутка судьбы показалась слишком жестокой. На мгновение она едва не поверила, что могла вот так, случайно, на грани отчаяния, отыскать сестру.
– Катерина Павловна, уделите мне минутку, – проговорил профессор Хромов, подходя к ней. Он заговорил с шоферкой шепотом. Она дернулась, бросила испуганный взгляд на окна, заметила Нону, что-то сказала главврачу. Тот тоже поднял голову, однако Нона уже отпрянула от окошка.
– Как попасть на хоздвор?! – крикнула она, вбежав в палату Ершовой. Схватила с кушетки лоток с рыбой.
– Направо и вниз по лестнице. А рыба… – недоуменно обратилась к ней Ершова-старшая.
– Я ему разогрею! – крикнула Нона, выскакивая в коридор. Раз или два она падала, промахиваясь ногой мимо ступеньки. Порвала чулки, больно ударилась плечом, защищая лоток. Рассекла бровь о перила, но только в раздражении смахнула кровь, надвинула на ссадину берет.
– Уезжай. – Молодая женщина отвернулась, принялась с удвоенным усердием протирать фары своего фургона. – Оля не лечит уже пять лет, и я не дам ее убивать. Я с трудом ее спрятала здесь. Если о нас узнают – пострадают несколько очень хороших людей. Мне жаль, что с твоим мужем случилась беда, но я прошу тебя – уезжай сейчас и не возвращайся.
– Здравствуй, Зоя, – Нона говорила тихо, чтобы не услышали снующие мимо работники кухни, но они с сестрой все равно привлекли внимание. Она тяжело дышала, едва держась на ногах. Тяжело привалилась к капоту машины.
– Ольга лечить не будет, – отрезала Зойка чужим голосом.
– Зоя, он умрет, – всхлипнула Нона, вытирая глаза тыльной стороной ладони, но Зойка не смотрела на нее. Возилась с машиной. – Я спасла твою дочь, ты помнишь. Если бы не я, она пускала бы слюни, как эта девчонка Ершова, или лежала бы на кладбище! Зойка, я просто прошу… вернуть долг. Спасти моего мужа.
– Ты как-то говорила, что переживешь одна, если я откажусь от Оли. А потом заставила меня поверить, что она – зло. Повелительница «Серой слизи».
– Если бы не Леонид, Ольга сгорела бы от своей лекарской работы за полгода…
– Именно поэтому я и не дам своей дочери вылечить твоего мужа.
Нона почувствовала растерянность, в одно мгновение переродившуюся в гнев. Она подошла ближе к сестре и прошептала в самое ухо:
– А если я расскажу о том, где вы, полковнику? Ты ведь знаешь, что Румянов уже полковник? Как думаешь, что он сделает с этим твоим профессором? Или расскажу здесь, что Ольга – немка. Как думаешь, останется у вас с твоей великой колдуньей хоть что-то от этой мирной жизни?
Сказала – и с удовольствием заметила, как напряженно замерла сестра.
– Лезь в кабину. Там поговорим, – коротко бросила Зойка.
Там было тесно, но сестры, не сговариваясь, каждая прижались к своей дверце, чтобы не касаться друг друга даже одеждой.
