Из своих крестовых походов Ги Бульонский привёз когда-то абиссинских жеребцов, чьи потомки составляли сейчас гордость конюшен герцога Карла, и секрет особого умения ими управлять. Этой особенной выездке научили в своё время и Рене, и, чуть позже, Жанну, которую втайне ото всех, уже года два готовили к её будущей миссии. Юноша сам вызвался обучать девочку. Вставая ни свет, ни заря, он выводил из конюшни своего коня и небольшую смирную лошадку для Жанны, и ещё до восхода солнца добирался из замка до Нанси, где на площади перед церковью Святого Георгия стучал в ворота красивого, утопающего в зелени домика. Любой зевака, очутившийся в это время рядом, мог видеть только то, как молодой человек входит. Потом, если конечно было огромное желание и много свободного времени, он мог гулять по площади до самого вечера, чтобы увидеть, как молодой человек выходит и уезжает обратно в замок. И, даже если кому-то пришло бы в голову обежать по узеньким боковым улочкам половину города и выскочить прямо на задворки красивого домика, он бы смог рассказать потом, что унылый конюх в простой одежде, в сопровождении девочки-служанки, несущей длинный свёрток из рогожи, повёл жеребца и лошадку знатного господина из замка на выпас, на дальние луга. Вот и всё. А уж что делал сам господин в доме Ализон Мэй – всем известной любовницы Карла Лотарингского – никого не касалось. Слуг в такие дни из дома удаляли, свежие овощи доставляла мать Ализон, давно уже торгующая ими в Нанси, а творог, молоко и всё прочее, что требовалось закупать ежедневно, проносил в дом брат Ализон, и то через заднюю дверь.
Таким образом, только птицы да пугливые олени в лесах Лотарингского герцога могли видеть, как унылый конюх превращался на лугу в того самого статного молодого человека, приехавшего из замка, а девочка-служанка, развернув рогожу, доставала из неё лук, стрелы, кусок угля и дощечку. Мишень рисовали тут же. Потом юноша закреплял её на специальном складном треножнике, который всегда привозил из замка, притороченным к седлу своего коня, одевал сам и давал Жанне перчатки для стрельбы и долго тренировал её, показывая, как лучше натянуть тетиву – по-английски, «от глаза», «от уха», или «от носа» – учил, как метать копье, как уклоняться от удара мечом, как уберечь коня под собой и, как не допустить, чтобы выбили меч из руки… А после занятий оба носились по лугу верхом.
Молодым людям ничто не угрожало, даже «вольные дружинники» из Бургундских земель. Герцог Карл давно уже распорядился, чтобы ежедневно окрестности Нанси патрулировались его солдатами. А в те дни, когда Рене навещал домик Ализон Мэй, из ворот замка выезжал ещё и внушительный отряд рыцарей, желающих поохотиться. Трофеев, правда, они привозили немного, а то и вовсе не привозили, потому что, по словам редких очевидцев, ограничивались, в основном, легким пикником со слушанием труверов где-то на окраинах дальних лугов. Так что, случись какая беда, Рене достаточно было протрубить в рог…
Жанна обожала эти прогулки! Молодой человек объяснил ей, что хороший всадник должен слиться со своим конём в одно целое, добиваясь исполнения своей воли не шпорами и кнутом, но одним только этим единением. И научил особым разговорам, которые, по его уверениям, поймёт любое животное, но лошадь более других, потому что она с человеком испокон веков бок о бок…
– Мне это нравится, – серьезно говорила Жанна. – Очень-очень нравится. Ты не волнуйся, Рене, я все легко запомню. Я теперь так много знаю…
Она действительно знала много больше любой своей сверстницы. Герцог Лотарингский напрасно когда-то сетовал, что девочка растёт своенравной и повторяет худшие черты своих родителей. Дружба с Рене с одной стороны и попечительная забота Ализон Мэй с другой, сделали свое дело. Последняя, будучи необразованной дочерью торговки овощами, но волею судьбы ставшая метрессой всесильного герцога, могла научить Жанну только искренне молиться, однако преуспела в этом больше чем самый ученый богослов в каком-нибудь монастыре. Возможно, такая набожность была вызвана подспудным желанием замолить свой грех прелюбодеяния. Но, возможно и другое – стыдясь лишь одной частью своего существа, мадемуазель Ализон так же подспудно ощущала в себе и некую избранность. И Жанну, от которой своё положение она старательно скрывала, эта молодая женщина учила вкладывать в молитву не столько покаяние, сколько радостную благодарность…
Впрочем, как бы там ни было, а когда к своим обязанностям приступил Рене, его учение пало на почву вполне подготовленную, и всходы дало, в общем, ожидаемые. Но они совершенно обескуражили тем, что вышли именно такими, как их ожидали. И даже лучше…
– Видишь, вот Лотарингия, а сюда, ближе к моей руке, это уже Бургундия. Вот эта лента – это Луара, а здесь Анжу – моя родина.
Рене водил пальцем по большой карте, которую привёз из замка и расстелил прямо на обеденном столе мадемуазель Ализон. Вместе с Жанной, придерживая плотные без конца сворачивающиеся края, они нависли над тонким, в черточках и штришках изображением Франции и теперь, без конца передвигая свечу, изучали расположение всех прилегающих земель, рек, дорог, городов и замков…
– Это Париж, там живет король Шарль. А это Тур, куда недавно заточили злую королеву Изабо. Но она сбежала с помощью герцога Бургундского, и теперь живёт в Амьене… Погоди, я свечку передвину… Вот! Вот это Амьен. Здесь она считает себя правительницей Франции и даже созвала собственный парламент. Ты знаешь, что такое «парламент»?
Жанна кивнула, выпрямилась и произнесла, как заученный урок:
– Это собрание людей, которые помогают королеве править.
– Королю, – поправил Рене. – Тот парламент, который собрала королева, незаконен, а настоящий в Париже. И первый, кто помогает королю там править – граф д'Арманьяк. Он умный человек, но ему сейчас очень трудно. Королева собрала вокруг себя его врагов, и все вместе они очень мешают графу… Вот, посмотри, это Нормандия. Весь её север захватил английский король и продолжает захватывать всё новые и новые земли сюда, на юг. Ещё немного, и он подойдет к Руану…
– И, что тогда?
– Если английский король захватит Руан, откроется дорога на Париж. А Франция очень слаба, у неё почти нет армии. К тому же, вспомни, сколько бургундских бандитов шныряет по нашим лесам. Как только король Монмут нападёт на Руан или на Париж, все они станут ему помогать.
Жанна подняла на Рене испуганные глаза.
– Знаешь, что.., – прошептала тихо, одними губами, – я тебе хочу кое в чем сознаться…
Она обернулась на дверь в комнаты мадемуазель Ализон и, словно нырнула в круг света возле свечи, как будто там, у карты, её было не так слышно.
– Это очень плохо, и все говорят, что ближнего надо любить.., но я.., я их ненавижу, Рене!
Жанна выдохнула слово «ненавижу», как святотатство и даже покраснела, но Рене пока ничего не понял.
– Кого ты ненавидишь?
– Бургундцев!
Жанна чуть не плакала от стыда за свою ненависть.
– На прошлой неделе они почти полностью сожгли Невшатель, а там жила сестра мадемуазель Ализон с мужем и детишками. Их всех убили, и мадемуазель так страшно плакала…
Рене помрачнел.
– Да, я знаю.
Сам он в Невшатель не ездил, но видел беженцев и слышал рассказы очевидцев. Всё было слишком обычно и, поэтому страшно.
– Разве наш герцог не мог заступиться за этих людей?
– Бургундские бандиты не армия, Жанна. Как от них защитишься? Те, кто ходят вразброд и нападают внезапно, когда хотят, всего лишь, пограбить – непредсказуемы. Герцог и так делает всё, что может.
Жанна отчаянно посмотрела на карту.
– А король?
– Он очень болен.
– А господин д'Арманьяк?!
– Он один… Он не может собрать достаточно сильную армию, чтобы воевать на две стороны…
– А кто сможет?
Девочка смотрела с таким отчаянием, что внутри у Рене что-то сжалось и замерло. Неужели… Неужели сейчас?
Его мать в своих письмах строго-настрого запрещала рассказывать Жанне пророчества о Деве. Она считала, что лучше всего это сделать позже, когда девочка, воспринимающая как игру стрельбу из лука и верховую выездку, наконец спросит, а зачем ей всё это? Но момент был слишком хорош! И вряд ли мадам Иоланда не воспользовалась бы им сама, окажись она сейчас в этой комнате.
– Кто сможет? – задумчиво повторил Рене, растягивая паузу.
А потом, точно так же, как и Жанна до него, бросил быстрый взгляд на дверь в комнату мадемуазель и пригнулся к карте.
– Я тоже хочу сказать тебе одну тайную вещь, – зашептал он. – Но обещай, что никому и никогда об этом не расскажешь!
– Обещаю.
– Так вот, давным-давно один мудрец следил за ходом звезд и увидел будущее! То есть, те события, которые произойдут через много лет после его смерти и даже в наши дни!
