Берег исчезал под фюзеляжем, превращаясь в сплошную белую полосу, с одной стороны мимо проносились пальмы, с другой — море. Ветер бил в лицо, и по щекам ручьями растекались слезы. Аэроплан, подпрыгивая, набирал скорость — он подрагивал и подскакивал, затем будто подлетел, резко опустился и, вновь подскочив, взмыл ввысь. Земля стала плавно удаляться по мере взлета, и Себастьян будто воспарил душой. Все, что его угнетало, словно испарилось.
Вспомнив про очки, он натянул их, чтобы защититься от резкого ветра, и сквозь них теперь уже мог взглядом Всевышнего смотреть на этот мир, маленький и безропотный.
Когда он наконец оглянулся через плечо на летчика, то чудесное, доселе неведомое ощущение вечности возобладало над мирскими страстями, и они улыбнулись друг другу.
Пилот указал на кончик правого крыла, и Себастьян проследовал взглядом за его рукой.
Далеко-далеко на синем волнистом морском покрывале, под пышным нагромождением грозовых облаков, он увидел крохотный серый силуэтик британского крейсера «Ринаунс» с расходившимся позади него бледно-белеющим клином.
Он с улыбкой кивнул своему напарнику. Пилот вновь куда-то показывал рукой, на этот раз впереди.
В далекой голубоватой дымке, беспорядочно, словно кусочки еще не сложенной головоломки, между океаном и материком были разбросаны островки дельты Руфиджи.
С трудом наклонившись в крохотной кабине к своему вещмешку, Себастьян извлек оттуда бинокль, карандаш и планшет.
Стояла жара. Влажная всеобволакивающая жара. Даже в тени под разношерстными камуфляжными сетками палубы «Блюхера» обдавали горячие волны липкого дыхания болот. Пот, ручьями струившийся по блестящим телам полуобнаженных людей, не покладая рук трудившихся на баке, облегчения не приносил, поскольку при такой влажности воздуха влага не испарялась. Они двигались будто во сне, с тупым механическим упорством пытаясь закрепить толстый стальной лист в стропах, спускающихся с высокой стрелы крана.
Даже поток сквернословия из уст старшего инженера Лохткампера иссяк, словно источник воды в засуху. По пояс голый, он работал вместе со всеми, и татуировки на груди и плечах ходили ходуном, точно наездники, на его мощных мускулах.
— Перерыв, — скомандовал он, и все выпрямились, жадно хватая ртом затхлый воздух, разминая спины и с откровенной ненавистью глядя на лист металла.
— Капитан. — Лохткампер впервые заметил присутствие фон Кляйне. Высокий, весь в белом, тот стоял возле носовой орудийной башни; серебряный, с черной эмалью, крест, висевший у него под самым горлом, был наполовину скрыт его светлой бородой. Лохткампер подошел к нему.
— Все идет хорошо? — поинтересовался фон Кляйне, но инженер в ответ покачал головой:
— Не так хорошо, как я рассчитывал. — Он вытер лоб здоровенной ручищей, оставляя на лице мазутно-ржавый след. — Медленно, — пояснил он. — Слишком медленно.
— У вас появились проблемы?
— Сплошь и рядом, — проворчал инженер, окидывая взглядом жаркое марево и мангровые заросли, стоячую черную воду и илистые берега. — Здесь ничего не работает — ни сварка, ни лебедки, ни даже люди, — в этой жарище все только гниет.
— Сколько времени вам еще потребуется?
— Не знаю, капитан. Сказать по правде — не имею представления.
Фон Кляйне не собирался на него давить. Если кто-то и мог вернуть «Блюхеру» мореходность, так это именно Лохткампер. Если он и спал, то это происходило здесь же на палубе — свернувшись, как пес на подстилке, выбившись из сил, всего пару часов, прямо на полу, среди скрежета и стонов лебедок, треска ослепительной сварки и оглушительного грохота клепальных молотов. После короткого отдыха он вставал, чтобы вновь руководить работой, сквернословя, угрожая, одобряя и подстегивая.
— Еще недели три, — неохотно предположил Лохткампер. — Может, месяц, если все так пойдет.
Они замолчали, продолжая стоять рядом — два абсолютно разных человека, сплоченных единой целью и чувством обоюдного уважения к профессиональным качествам друг друга.
Их внимание привлекло некое движение по протоке примерно в миле от них — к крейсеру возвращался один из катеров. Но из-за солидного груза он напоминал скирду. Катер медленно плыл против течения, настолько осев в воду, что до края бортов оставалось лишь несколько дюймов, груз высился наваленной на него кучей, поверх которой сидели около дюжины туземцев.
Фон Кляйне с Лохткампером наблюдали за его приближением.
— Меня сильно смущает эта мерзкая древесина, капитан. — Лохткампер вновь покачал большой нечесаной головой. — Она такая мягкая и от нее столько золы, что как бы она не забила топку.
— Других вариантов у нас нет, — напомнил фон Кляйне.
«Блюхер» входил в дельту Руфиджи с полупустыми угольными бункерами — запаса топлива хватило бы не более чем на четыре тысячи миль хода. Едва ли этого было достаточно, чтобы даже по прямой уйти за сорок пятый градус южной широты, где он мог бы пополнить запасы топлива и боеприпасов на плавучей базе «Эстер».
Запастись углем не представлялось ни малейшего шанса, и фон Кляйне наладил комиссара Фляйшера организовать с тысячу туземцев на заготовку дров в лесах верхней части дельты. Мобилизовав всю свою изобретательность, комиссар Фляйшер пытался любыми способами увильнуть от подобного занятия: он счел, что успешной доставкой стальных листов из Дар-эс-Салама полностью исчерпал свои возможные обязательства перед «Блюхером». Однако красноречие ему не помогло: из стального листа Лохткампер умудрился изготовить пару сотен примитивных топоров, а чтобы в процессе заготовки дров пылкий энтузиазм Фляйшера не угасал, фон Кляйне снарядил с ним вверх по реке лейтенанта Киллера.
Вот уже три недели катера «Блюхера» планомерно сновали вверх-вниз по реке, и к настоящему моменту им удалось перевезти около пятиста тонн дров. Проблема заключалась в отведении дополнительного места для хранения этого громоздкого груза после заполнения угольных бункеров.
— Скоро придется грузить на палубу, — пробормотал фон Кляйне. Лохткампер открыл было рот, чтобы как-то ответить, но тут прозвучал сигнал тревоги, и из громкоговорителя раздалось:
— Капитана — на мостик. Капитана — на мостик.
Развернувшись, фон Кляйне бросился на зов.
Возле трапа он столкнулся с одним из лейтенантов, и оба ухватились друг за друга, чтобы устоять на ногах.
— Капитан, самолет. Португальский. Летит сюда. Низко.
— Будь он проклят! — Фон Кляйне бросился верх по трапу, задыхаясь, выскочил на мостик и крикнул: — Где он?
