– Здравствуй, товарищ Краснощеков! – обрадовался Макс возможности отвлечься от работы, хотя бы и на пару минут. – Как жив? Здоров? Или опять, не дай бог, посадили?
– Нет, мне и одного раза за глаза хватит! – откликнулся Краснощеков. – Слушай! Дел невпроворот! Так что, я коротенько. Сегодня в восемь, на Грановского!
"Ах, да! – усмехнулся про себя Кравцов. – Саша, ведь, еще и профессор Московского университета".
– И без возражений! – продолжал наседать Александр Михайлович. – Лизка приехала, когда еще такой случай будет!
– Какая Лизка? – не понял занятый своими мыслями Кравцов.
– Лилина сестра из Парижа приехала.
– Ага! И… А кто будет-то? Может быть…
– Не может! – отрезал Краснощеков. – Народу будет немного. В основном, Володины и Лилины друзья, да вот еще Яша Блюмкин обещал зайти.
– А мы-то тебе зачем? – прямо спросил Макс.
– Володя попросил, – объяснил Краснощеков, знавший об общей нелюбви четы Кравцовых к московской богеме. – Уважает он тебя, Макс. Серьезно! А в Рашель по-прежнему влюблен. Платонически! – поспешил он развеять возможные недоразумения. – Хотя, сказать по правде, уж и не знаю, как ей это удалось! Он, по-моему, из тех, кому легче отдаться, чем объяснять, что не хочешь.
– Я знаю, – усмехнулся Кравцов. – Но Рашель умеет быть убедительна, когда хочет. А как у нее вышло с Владимиром Владимировичем, я тебе не скажу. Тайна личности. Ты же юрист, Александр Михайлович, должен знать. Pro domo sua, так сказать.
– Придете?
– А что с тобой делать?
* * *
Так и случилось, что, совершенно не планируя этого заранее, Кравцов оказался тем вечером в гостях у Краснощекова. Народу, и в самом деле, собралось немного: поэт Пастернак, Ольга Третьякова, Эйзенштейн, которых Макс едва знал – шапочное знакомство, никак не более – Маяковский с вечной папиросиной в углу рта, высокий, мощный, несколько отяжелевший с их последней встречи. Муж Лили Осип… Вот этого человека Кравцов не просто не понимал – ни как интеллигента, ни как мужика – ему был незнаком и чужд тот мир, каким представлялось внутреннее пространство этого неглупого и, кажется, вполне самодостаточного мужчины. Женя Соколова… Крепкая, белокожая, русоволосая и светлоглазая… Еще какие-то мужчины и женщины, болтавшие, покуривая и выпивая, о танцах, о фокстроте, о Кранахе – "А он-то здесь причем?" – и Тициане… Лиза Триоле, несмотря на разницу в возрасте необычайно похожая на сестру, еще одна женщина – юная красавица Анель Садукевич, про которую Макс так и не понял, чья она любовница: то ли Маяковского, то ли Брика. Не исключалось, впрочем, что девушка живет и вовсе с самим Краснощековым.
– Как думаешь, с кем она спит? – шепнула в ухо Рашель.
– Сложно сказать! – вздохнул в ответ Кравцов.
Сложность любовных многоугольников, постоянно возникавших в среде этих незаурядных людей, по-прежнему, – несмотря на многолетнее знакомство – приводила Макса в растерянность. Фантазии не хватало, творческой раскрепощенности или чего еще, но временами он даже испытывал в их присутствии чувство неловкости.
– Здравствуй, Макс! – Луэлла Краснощекова – высокая и красивая девочка не уехала с матерью в Америку, но, не ошиблась ли она, оставшись в революционной России с отцом? Ответить на этот вопрос со всей определенностью Кравцов не мог. Но, кажется, Лиля – при всей своей невероятной "раскованности" – относилась к девочке как к родной дочери. Так что, хотя бы заботой и вниманием Лу не обделили, а жизнь в Москве, да еще в кругу первого поэта эпохи, скучной не назовешь.
– Здравствуй, ребенок, – серьезно протянул девочке руку Макс. – Как в школе?
– У меня платье новое, – ответила Лу.
– Ну, и что? – поднял бровь Кравцов.
– Из Парижа! – выпалила Луэлла, испытывавшая, по-видимому, чувство неподдельного восторга.
– Это далеко от Жмеринки? – откровенно усмехнулся Макс, но девочка его, естественно, не поняла.
– Лили говорит, – она всех называла по имени и на "ты", даже отца, – что настоящую женщину отличают взгляд, – она "сделала глаза", – красивое белье и дорогие туфли!
– Следовательно, тетя Лиза привезла тебе не только платье и туфли, но и бюстгальтер? – спросила Рашель.
– А как ты узнала? – растерялась девочка.
– А где Блюмкин? – поспешил сменить тему Кравцов, неожиданно подумавший о возможности использовать в своих целях связи Якова в Коминтерне, куда тот недавно перешел для налаживания там службы безопасности.
Однако Блюмкин в гости так и не заявился, зато вскоре в гостиной появился человек, которого Кравцов ожидал встретить в этой компании меньше всего. Раздвинулись портьеры, скрывавшие двустворчатую дверь, и в комнату вошел статный молодой военный с двумя орденами "Красного Знамени" на груди.
– Витя?! – удивленно воскликнул Макс и шагнул навстречу старому другу.
– Сюрприз! – улыбнулся Примаков и, энергично шагнув вперед, крепко обнял Кравцова.
С Виталием Примаковым, тогда еще командиром отряда красногвардейцев, Макс познакомился в Питере летом семнадцатого. Позже, судьба не раз и не два сводила их на Украине, где Виталий сформировал кавалерийский полк, выросший, в конце концов, в знаменитый кавкорпус. Ну, а в недавние уже времена, они снова встретились в Питере. Кравцов прибыл в город принимать округ и не без удовольствия увидел, среди встречавших его на перроне Октябрьского вокзала военных, Примакова. Как выяснилось, Виталий командовал в Ленинграде Высшей Кавалерийской школой.
– Какими судьбами?
– В Китай еду, – понизив голос, объяснил Виталий. – Советником в 1-ю армию.
– Слушай, – оживился Кравцов. – А в Коминтерне у тебя знакомые есть?
– У меня есть, – подошел к ним Краснощеков. – Я с Войтинским по Дальнему Востоку хорошо знаком, а он сейчас как раз в Исполкоме Коминтерна работает. Так какая требуется помощь?
– Я ищу человека по фамилии Златопольский. – Тихо ответил Макс.
– Илья Борисович? – удивленно поднял брови Краснощеков. – Ты говоришь об Илье Златопольском?
– Ты его знаешь?
– Он специалист по валютно-финансовым вопросам… Работает в Коминтерне и в Госбанке.
– Сходится!
– Тогда тебе никто больше не нужен. Я передам ему, что ты его ищешь. А зачем, кстати?
– Зачем – секрет, – серьезно ответил Макс. – Ищу я его по приватному делу. Так что просто помоги встретиться, и все.
5
– Что-то ты неважно выглядишь, товарищ Кравцов. – Семенов прищурился и по-простецки цокнул зубом.
– Так я же увечный, – отмахнулся Макс, откидываясь на спинку стула. – Мне можно.
"Вопрос, надолго ли?"
Могло случиться по-всякому: и так, и сяк. Врачам он не показывался, а чувствовал себя скверно. Бессонница, отсутствие аппетита, апатия, которую приходилось преодолевать огромным усилием воли, и головные боли. Мигрени буквально сводили с ума, но выйти из боя – означало бой проиграть. А этого Кравцов себе позволить не мог.
