Их слишком много, чтобы я мог сражаться или бежать.
Какого черта я остался в Париже, надо было немедленно оставить столицу! А все проклятое любопытство, захотелось, видите ли, поглазеть на торжественную процессию. Ну вот и нагляделся!
— Обыскать его! — командует Жак Кёр.
Не проходит и минуты, как в его руках оказывается медальон Кошона. Как и бывший владелец, я повесил безделушку на шею, не хранить же ее в вещах или в поясном кошеле. Мигом сопрут, я и ахнуть не успею.
— Интересно, — констатирует Кёр. — Снял с епископа Кошона?
— На улице нашел, — с вызовом отвечаю я. — В канаве. Дай, думаю, подберу, что он будет там валяться. Так это твоя безделушка? Выглядит немного по-бабски, но забирай, коли хочешь.
— Трудный случай, мэтр, — басит мужчина, стоящий справа от меня, здоровенный как бык, с расплющенным носом кулачного бойца.
Его тяжелая, словно отлитая из меди, лапа лежит на моем плече, безмолвно предупреждая: не надо шалить, дружище, а не то пожалеешь. Вот я и не шалю, стою ровно, резких движений не делаю.
— Ты так думаешь, Луи? — лениво спрашивает Кёр.
— Если позволите, мы с Мишелем могли бы вразумить этого дворянчика, — предлагает здоровяк. — Вы пока пропустите кружку-другую доброго винца, а когда вернетесь, он запоет не хуже соловья.
— Не думаю, мой добрый друг, — с некоторым сожалением признается Жак Кёр. — А иначе уже отдал бы подобный приказ. Если у тебя и получится заставить его говорить, то еще неизвестно, что он нам пропоет. Сьер Робер чересчур сообразителен, ему ничего не стоит измыслить какую-нибудь особо изощренную ложь. Нет, с ним надо по-другому. — И, обращаясь уже ко мне, произносит: — Сьер де Армуаз, вас желает видеть один ваш хороший знакомец.
— Извольте, дорогой друг, — церемонно отвечаю я. — Перед таким галантным предложением трудно устоять.
Пропетляв около часа по узким улочкам Парижа, черная карета с пикардийским гербом на дверцах останавливается у небольшого особняка, надежно укрытого за высокой оградой. Мне помогают выйти, цепко ухватив под руки, и буквально заносят внутрь. Наверное, беспокоятся, что я сдуру примусь звать на помощь. Скажу честно, даже будь у меня в руках мегафон, вряд ли кто из соседей расслышит хотя бы слабый звук. Дом расположен на отшибе, да и высокие деревья, стеной вставшие вокруг, надежно погасят любой истошный вопль.
Небольшая, скудно освещенная комната, куда меня приводят, выглядит совсем просто. Никаких гобеленов на стенах, из мебели здесь лишь два старых кресла да маленький колченогий столик в углу.
— Я привел его, господин, — с поклоном говорит Кёр.
На его хозяине длинный темный плащ, из-под надвинутого капюшона льдисто поблескивают глаза.
— Пусть все выйдут, — властно заявляет человек в плаще. — Я хочу поговорить с гостем наедине.
Как только закрывается дверь, неизвестный откидывает капюшон.
— Здравствуй, Робер, — лицо его непроницаемо.
— Здравствуйте, господин граф, — наклоняю я голову. — Удивлен, что моя скромная персона смогла заинтересовать советника государя. Ведь это по вашему приказу Жак Кёр вызволил меня из аббатской темницы?
Граф де Плюсси, личный секретарь короля Франции Карла VII, медленно кивает. Голос его еще холоднее, чем взгляд:
— От моего имени тебе обещали полное прощение в награду за верную службу. Но ты дерзко пренебрег щедрым предложением!
— Не нуждаюсь ни в каком прощении, — заявляю я с вызовом. — Поскольку ни в чем не виноват! Да вы и сами это знаете, иначе не трудились бы, добывая меня из тюрьмы, а потом выслеживая в Париже.
— Выслеживать тебя? — в голосе графа я слышу легкое удивление. — Дело в том, Робер, что мои люди несколько месяцев наблюдали за домом епископа Кошона, и, не задержись я в пути, успел бы лично потолковать с ним по душам. Но ты меня опередил, сорвав тщательно подготовленную операцию. Хорошо хоть, что тебя смогли проследить до гостиницы. Гораздо хуже то, что сведения, которыми располагал епископ, отныне недоступны.
Помолчав, граф резко спрашивает:
— Так о чем ты беседовал с епископом Кошоном?
Я молчу. Да и о чем нам говорить? Стоит мне открыть рот, и я перестану быть нужным графу. Меня внимательно выслушают, а затем закопают в саду, под одним из деревьев. Взгляд у меня наметанный, и я прекрасно разглядел там небольшие прямоугольные участки свежевскопанной земли. Если это не могилы, то я испанский летчик!
— Боишься говорить, — щурит граф глаза. — Выходит, что ты узнал нечто опасное. Это хорошо.
На его хищном лице появляется неприятная улыбка, но голос, как ни странно, теплеет. Ненамного, и особенно обольщаться этим не стоит.
— Я повторяю предложение, — заявляет граф де Плюсси. — Ты поступаешь ко мне на службу, под начало Жака Кёра. Отчего-то Жак считает тебя прямо-таки незаменимым. Помнится, он рассказывал, как вы куда-то с ним плыли, кого-то резали и душили, что-то там жгли и взрывали. Если я останусь доволен твоей службой, то ты получишь полное прощение от имени короля. Ну как?
— А именьице мне вернут? — кривлю я губы. Граф молчит, в глазах лед, брови сдвинул к переносице.
Я твердо добавляю:
— Я служил короне Франции, сьер де Плюсси, и работать на одного из вельмож у меня нет ни малейшего желания. Делайте со мной что хотите, но вряд ли вам удастся меня напугать!
— Тогда я предлагаю тебе сделку, — неожиданно произносит королевский секретарь.
— Какую сделку?
— Условия те же, вдобавок ты узнаешь одну важную для себя вещь.
— И какую же? — скептически говорю я. — Что вы знаете такого, что может меня заинтересовать?
— Я знаю, где содержат некую узницу, которую ты полагаешь погибшей!
Слова графа де Плюсси звучат так буднично, что поначалу я не понимаю, кого он имеет в виду, потом, пошатнувшись, хватаюсь за спинку кресла, та угрожающе скрипит. Все тело словно охвачено пламенем, в ушах звенит, как после доброго удара по голове.
Кое-как справившись с собой, я поднимаю взгляд на графа. Если это глупая шутка, то я зубами порву ему горло! Де Плюсси смотрит победно, ведь он присутствовал при моем разговоре с Карлом VII, когда я просил выдать за меня Жанну, а потому прекрасно знает, на какой крючок меня можно подцепить!
С минуту мы глядим друг другу прямо в глаза, и я наконец понимаю, что граф не лжет мне. Да, королевскому секретарю удалось сделать предложение, от которого я не могу отказаться. Да что там «не могу», услышь я краем уха о существовании подобной информации, дошагал бы пешком на край света, чтобы ее добыть!
— Мы говорим об одной и той же девушке, сожженной в Руане? — сиплю я перехваченным горлом.
— Якобы сожженной! О той, что некогда звалась графиней Клод Баварской, а затем — Дочерью Орлеана, — нетерпеливо отвечает граф де Плюсси. — Ну что, по рукам?
— Что я должен буду делать?
Не удостаивая меня ответом, граф опускает капюшон, скрывая лицо, и властно кричит:
— Эй, вы там!
Дверь в комнату моментально распахивается, и через пару секунд в ней не протолкнуться от набежавшего народу. Меня мгновенно стискивают в стальных объятиях, к горлу так тесно прижимают кинжал, что я боюсь пошевелиться.
— Забери его, Жак, — властно приказывает человек в плаще. — И немедленно приступайте к работе. Помни, время не ждет!
— Подождите! — говорю я громко. — Мне нужен еще один день, я просто обязан присутствовать на коронации. Это для меня очень важно!
— Только один день, — соглашается граф, подумав. — И ни минутой больше.
— Выпустите его, — командует Жак Кёр окружившим меня громилам, мне же вполголоса говорит: — Послезавтра утром я жду тебя у собора Парижской Богоматери, сразу после девятого удара колокола. Опоздаешь, пеняй на себя.
Коронация — дело серьезное, это вам скажет любой человек, мало-мальски разбирающийся в этом вопросе, будь он хоть фонарщиком, хоть полицейским. Первый будет сосредоточенно морщить лоб, прикидывая на пальцах, сколько бочонков лампового масла, фунтов свечей и охапок факелов понадобится, чтобы как следует осветить на время празднеств хотя бы одну из улиц Парижа. Потом он вспомнит, сколько в столице Франции имеется улиц, переулков и площадей, а уже затем задумается о дворцах, присутственных заведениях и частных домах, не говоря уже о соборах, церквях и прочих часовнях.
Полицейский же начнет подсчитывать количество имеющегося отребья, отдельно по категориям воров, грабителей, насильников и душегубцев. Затем он пораскинет мозгами на предмет того, скольких мерзавцев надо бы заранее арестовать или попросту выслать на время, дабы они не омрачали светлый праздник честным людям. Доложит страж порядка и о том, сколько людей надо будет дополнительно выставить на перекрестки и площади, на въездные заставы и просто на свободное патрулирование.