Ознакомительная версия.
Прибывшим указали на утоптанный пятачок неподалеку от ворот. Здесь, за символической оградкой из жердей, аккуратными горками и пирамидками возвышались каменные ядра и ядрышки разного калибра. Еще валялась пара бомбардных стволов. И треснувшая колода, выдолбленная посередке. С краю стояла разбитая телега с лопнувшими ободьями на колесах. В телеге – деревянные ведра, пороховые мерки, ржавые железные обручи, которыми крепились пушечные стволы. Топорщились медной проволокой шомполы и торчали овечьи банники на длинных рукоятях.
Видимо, здесь находилось что-то вроде арсенального двора и ремонтной мастерской для орудий. Порохового запаса вот только не наблюдалось. Оно и понятно. Кто ж станет хранить огненное зелье под открытым небом, да на голой земле? Зато неподалеку стоял дощатый сарайчик. Ворота закрыты, при воротах – вооруженная стража. Вот это, верно, и есть пороховой склад.
Он самый: изъятый в воротах пороховой бочонок кнехты уже катили в ту сторону.
«Мариенбургским пушкарям» велели ждать. И оставили в покое.
– Хоть бы накормили, что ли, – пробурчал Джеймс, глядя на дымившиеся у шатров огни.
– Ничего, брави, – успокоил Бурцев. – Авось не подохнешь. А коли и суждено нам копыта здесь отбросить, так не от голода – уж поверь.
В общем-то, он был доволен. Можно считать, половина плана реализована успешно. Без сучка без задоринки. Теперь оставалось добраться до бригаденфюрера Зальцмана. И если повезет – унести ноги.
– Ну что, располагаемся…
Со стороны казалось, что телеги с пушками поставлены бестолковыми обозными людишками абы как, в беспорядке. Но беспорядок этот был продуман и устроен с умыслом. Заряженные стволы смотрели в разные стороны. Вот только в какие…
Две бомбарды, готовые выплюнуть по ядру размером без малого с человеческую голову, как бы между прочим, развернули жерлами к опутанным колючкой позициям цайткоманды. К главной цитадели Взгужевежевской базы.
Бурцев не колебался долго, выбирая цель. Он проигнорировал и палатки, и бараки, и машины, и окопы, и вышки. Направил обе пушки на самолеты. Лишить фашиков авиации – само по себе уже великое дело. «Мессершмиты» стояли на краю тесной взлетно-посадочной полосы друг подле друга, крыло к крылу. Большие мишени, хорошие. Не промахнешься. Даже из бомбарды. Пусть хоть одно ядро попадет – и самолеты взлетят не скоро. А что? БТР подбили – и с «мессерами», глядишь, управимся.
Еще одну бомбарду развернули назад. Это орудие должно было шарахнуть по воротам. И тем самым обеспечить путь для отступления.
Многостволка-риболда на четвертой повозке держалась про запас. Ее надлежало использовать по обстоятельствам. Из органа смерти можно будет дать хороший залп картечью. Но только один. И желательно – по не очень далекой мишени.
– Действуем так, – говорил Бурцев. – Я лежу плашмя, изображаю умирающего. Когда начнут расспрашивать о нападении на обоз – кивайте на меня, мол, я попал в самую заваруху и потому больше всех видел, больше всех слышал и больше всех ведаю. А когда ко мне придет воевода-магистр немецких колдунов…
– Думаешь, он придет? – перебил Гаврила.
– Не думаю, Алексич, знаю, – усмехнулся Бурцев. – Есть у меня одно словечко заветное, чтоб магистра того вызвать. Два словечка, точнее…
«Полковник Исаев» – вот они, эти словечки. На такую приманку бригаденфюрер прибежать должен. И – вприпрыжку. Главное, при первом же допросе намекнуть, что отряд, разгромивший тевтонский обоз, вел русич, коего именовали именно так. Полковник Исаев… Тогда второй допрос будет проводить сам Томас Зальцман. Лично.
– И главное… самое главное, – заканчивая наставления, Бурцев сделал долгую внушительную паузу. – Что бы ни случилось, без моего приказа в драку не лезть. Ясно?
Вообще-то, об этом было говорено ранее и неоднократно, но лишний раз напомнить – не помешает.
– Ясно, спрашиваю?
– Ясно, – неохотно отозвались дружинники.
– О, глянь-ка, Василь, – прошептал Дмитрий. – Идут ужо к нам немцы-то.
В их сторону, действительно, направлялась целая делегация. Впереди – эсэсовец с сухим жестким лицом. Плотно сжатые губы, остренькие глазки-лопатки, что так и норовят выковырнуть всю подноготную.
На высокой фуражке – нацистский орел и эмблема «Мертвой головы». Тотенкопф: череп, кости. И черный мундир… Знаки различия на петлицах – три дубовых листа с желудями – и светло-серые погоны с плетением серебряного и золотого жгута указывали на высший офицерский чин.
Неужели сам магистр-бригаденфюрер? Неужели вот так сразу? Такое везение, что аж тревожно и подозрительно.
По обе стороны от офицера следовало по автоматчику. Ну, тут все просто. Тут стандартный набор: каски, «шмайсеры»… Гладкие петлицы и черные окантованные погоны рядовых-эсэсманов.
Чуть позади позвякивал железом тевтонский рыцарь в панцире, белом плаще и в шлеме с опущенным забралом. Забрало было вытянутое и чуть сплюснутое с боков, наподобие собачьей морды. Рыцаря сопровождали оруженосцы и кнехты. С полтора десятка человек.
Подошли. Окружили.
Блин, что за почетный караул?! И что за нужда опускать забрало в собственном лагере?!
Бурцеву все это сильно не нравилось. Очень сильно. Пристанывая, как и положено тяжелораненому, он медленно-медленно, стараясь не насторожить немцев, потянул руку за пазуху. За пистолетом. Потянул и…
Резкий кивок офицера цайткоманды. Глухой выкрик рыцаря из-под забрала.
С обоих сторон вдруг навалились два дюжих кнехта, схватили за руки, припечатали к повозке – Бурцев и ойкнуть не успел. Они что же тут, со всеми своими ранеными так обращаются? В высшей мере странно. И тревожно.
Бурцев повел глазами. Вправо. Влево.
Так… Не его одного тут коснулось фашистско-тевтонское гостеприимство. В грудь каждому мариенбургскому пушкарю целило по два-три копья или меча. Автоматчики тоже вскинули «шмайсеры».
Да какого?!
– Не двигаться! – негромко, но отчетливо приказал офицер.
Один из эсэсманов быстро и умело обыскал Бурцева. Вытащил припрятанный «Вальтер», нашарил зажигалку. Пистолет сунул за пояс. Зажигалку – в карман. Отступил на шаг.
Дружина вконец ошалела. Такого приема не ожидал никто. Народ ждал приказа, знака воеводы – хотя бы погибнуть с честью.
Воевода молчал. И никаких знаков не подавал. Рано еще погибать.
Бурцев не двигался. Не шевелился. Пока. В принципе, стряхнуть с себя кнехтов-увальней не трудно. Но все же… какого… Разобраться бы не помешало. А заодно – и бдительность врага усыпить.
– Позвольте представиться, – по поджатым губам офицера скользнуло что-то вроде насмешливой улыбки, – бригаденфюрер СС Томас Зальцман.
Ознакомительная версия.
