Союзники выстроились фронтом на север вдоль берега маленькой речки. Их правое крыло надежно прикрывал глубокий Сар. Можно не опасаться флангового удара. Здесь встали самые надежные силы Антигона – два таксиса "пеших друзей", под руководством Пердикки и Кена. Далее разместились гоплиты союзных городов. Ими командовал Леоннат.
Наконец, на левом крыле Антигон расположил почти всю свою конницу – гетайров, продромов-ионийцев, и каппадокийцев. Полноводный Сар позволил Монофтальму, не без основания опасавшемуся могучей персидской конницы, избежать распыления своих сил. Конечно, они были очень пестрыми, но у персов в этом отношении дела не намного лучше.
Девятьсот гетайров, поделенных на четыре илы неодинаковой численности, образовали ударный клин, на острие которого встал сам верховный стратег. За его плечом неотлучно находился Селевк, глава телохранителей, а всей первой илой (при Александре она именовалась "царской"), самой большой, командовал гетайр Лисимах. Ему двадцать восемь лет, он всего на три года старше Селевка. После потрясений, выпавших на долю македонян, их командиры изрядно помолодели, ибо многие из старших товарищей уже сложили головы.
Гоплитов-наемников, которых Антигон собирался использовать, как гипаспистов, возглавлял Эригий, другой вчерашний юноша из числа друзей Александра, воспитывавшихся вместе с ним в Миэзе. Гипаспистов македоняне всегда использовали для заполнения разрыва между гетайрами и фалангой. От этих воинов требовалась большая подвижность и сражались они без панцирей. Наемники, так же как и эллины-ионийцы имели собственных вождей, но Антигону было спокойнее от мысли, что он почти над всеми отрядами поставил македонян. В помощь Эригию Антигон дал фракийцев Ситалка.
Лидийская конница расположилась за строем войска. Предполагалось держать лидийцев в резерве, хотя Монофтальм предвидел для них несколько иное применение.
Персам потребовалось почти пять часов, чтобы переправиться через Сар и вновь приблизиться к союзникам.
– Пусть потопают, – усмехался Антигон.
Дарайавауш злился, все больше распаляясь, и подгонял своих военачальников. Те, в свою очередь, срывая голос, орали на подчиненных.
Солнце достигло зенита, а персы все еще суетливо выстраивали войска. Фаланга союзников расположилась на расстоянии стадии от маленькой речки, дабы персы со своего берега не могли причинить большой урон своими стрелами, пускать которые они большие мастера.
Персов дистанция стрельбы не смутила. Юный отрок, воспитывающийся по заветам первого из шахов, носивших имя Добронравный, должен суметь поразить цель на таком расстоянии, если не хочет получить от учителя палкой по спине за косорукость. Азиатские луки позволяли бить намного дальше, а уж заваливать вражье войско тучей стрел, даже неприцельно, вообще не представляло труда.
Отойти дальше от берега союзники не решались, дабы не оставлять пространство для разбега персидской коннице. Атаковать сам, как при Гранике, Антигон не собирался. Он и тогда поддержал опасения Пармениона, старавшегося удержать Александра от броска через реку.
Союзники ждали, что первый шаг сделают персы. Антигон рассчитывал, что комариные укусы, которыми он терзал Дария в минувшие дни, разозлят того и заставят действовать. Он оказался прав. От нерешительности шахиншаха, раздраженного беготней, не осталось и следа.
Персы, наконец, построились и замерли, ожидая приказов.
Антигон ехал вдоль своей фаланги.
– Македоняне! Эллины! – прокричал стратег-автократор, – вы знаете, нам некуда отступать! Тот, кто дрогнет и побежит – погубит всех! Их больше, но мы все равно победим! Ибо боги за нас! Мы – справедливое возмездие за века рабства, за разрушение Эллады!
Монофтальм задержался возле таксиса ионийцев.
– Если мы падем, персы опять пройдут огнем и мечом по нашей земле! Спалят ваши дома, а жен и детей угонят в рабство! Не допустим этого!
С правого крыла на левое катилась волна нарастающего рева. Гоплиты стучали копьями о щиты.
– Арес и Афина! – закричал Антигон.
– Арес и Афина!
Монофтальм надел шлем, ударил пятками коня и, сопровождаемый Селевком, помчался к строю гетайров.
С шумом опустились сариссы "пеших друзей".
– Оксафр, – позвал Дарайавауш, – пусть идут мидяне и закроют им солнце.
По рядам персов прокатилась дрожь.
– Ну, держись ребята, – процедил Кен, могучий воин, занимавший место углового.
Мидяне двинулись к реке, остановились, подняли луки с наложенными на тетивы стрелами.
Пердикка скосил глаза налево. Лицо соседа блестело от пота, губы поджаты, брови сдвинуты.
– Харону надо бы еще лодок подогнать, – усмехнулся таксиарх, – очередь сейчас выстроится до самого Амсанка[56], а то и на поверхность вылезет!
– Вот бедняге Психопомпу-то работы! – хохотнул кто-то за спиной.
Воины засмеялись, разряжая томительное ожидание.
– Сейчас... – прошептали чьи-то обветренные губы.
Свист нарастал. Пердикка инстинктивно втянул голову в плечи.
– Поднять щиты!
Туча стрел, миновав зенит, обрушилась на фалангу. Многие столкнулись с поднятыми вверх сариссами, служившими дополнительной защитой, другие вонзились в щиты. Вот только те у педзетайров совсем небольшие, не чета гоплитским...
– Агхрр... – захрипел рядом с Пердиккой один из бойцов, оседая на землю.
Его место немедленно занял другой.
– Ни шагу назад! – крикнул таксиарх.
Стрелы сыпались и сыпались. Ряды педзетайров редели. Пердикка в бессилии скрежетал зубами. Кен вполголоса бранился. Эллины в центре понесли гораздо меньшие потери.
– Позволь наступать, великий государь, – повернулся к брату Оксафр.
– Не торопись. Пусть идут кардаки.
Дарайавауш взмахнул рукой. Ему не терпелось увидеть в бою своих любимцев, созданных по эллинскому образцу.
Кардаки и наемники двинулись вперед и быстро достигли реки. Мидяне расступались, пропуская их. Заросли ивняка разорвали ряды персидской фаланги. Речка совсем узкая, но берега крутые, в полтора человеческих роста, глинистые и скользкие.
– А ну, поживее! – кричал Аристомед, опасавшийся, что македоняне скинут его назад.
Не скинули. Педзетайры не сдвинулись с места, позволяя врагу выбраться на берег. Такую тактику предложил на военном совете Пердикка.
– Если их сразу в воду сбросим, они снова за стрелы возьмутся. Плохо это для нас. Пусть уж вылезут, даже построятся. Завязнут сильнее.
– Рискованно, – покачал головой Антигон, – да и сколько у них стрел может быть?
– У персов-то? – переспросил Кен, – много.
– Что-то в этом есть, – задумчиво проговорил Леоннат.
– Хорошо, – сказал Монофтальм, – действуйте так.
Вот и действовали. Кардаки и наемники, восстановив строй, плотно сомкнув ряды, двинулись вперед. Среди людей Тимонда были спартанцы, они запели пеан, подхваченный остальными эллинами.
Пердикка прищурился. Враг совсем близко. Пора?
Кардаки тоже затянули какой-то монотонный вой на своем языке.
Пора?
– Ну же, Пердикка, – не выдержал Кен, – начинай!
Пердикка его, конечно, не слышал, но движение должен был начать именно он, угловой правого крыла. А идти надо, никогда македоняне не встречали врага стоя на месте, хотя и не атаковали бегом, как спартанцы.
Все ближе и ближе чужие щиты. Все ближе воины, нелепо выглядящие в варварских штанах и эллинских льняных панцирях, с лицами, замотанными платками.
Пора!
– Фаланга! – прокричал Пердикка, – вперед!
Две тысячи ног шагнули, как одна.
– Алалалай!
Кардаки вздрогнули. Они впервые шли на частокол копий. Колени воинов затряслись, движение замедлилось.
– Не отставать! – кричал Аристомед.
Он видел, что наемники Тимонда, не столь пугливые, как персы-фалангиты, вырываются вперед. Тимонд, напротив, понятия не имел, что происходит слева от него и бодро наступал на Кена и Леонната.
Ближе, ближе.
– За Македонию! – зарычал Пердикка, качнув сариссой вперед.
– За Македонию! – помчался по рядам грозовой вал.
Кардаки попятились.
– Держать строй, собаки! – орал Аристомед.
Опытный в драке строй на строй, фессалиец уже в зародыше распознал панические настроения подчиненных. Как не гонял он их, готовя к столкновению с вражеской фалангой, бодро наступая на учениях, в настоящем бою кардаки дрогнули. Большую ошибку совершили персидские военачальники, собрав в этот отряд слабейших, ибо не хотели переучивать отборных щитоносцев-спарабара и "бессмертных", опасаясь задеть их честь. "Бессмертных", в рядах которых служили целые воинские династии, предложение сражаться по-эллински возмутило бы до глубины души. Шахиншах понимал это, но надеялся, что его эллины смогут воспитать из кардаков могучую силу.
Не смогли.
– Ха! – выдохнул Пердикка, сбивая с ног вражеского воина.
– В воду их! – кричали слева.
