– Выбираемся! – скомандовал шатапатиша, – Вакшунварт, ты где?
Нет ответа.
– Вакшунварт?
– Здесь! – сдавленный крик откуда-то сзади.
– Отходим!
Рассекая камыш перед мордой коня могучими взмахами топора, Спантамано выбирался на сухое открытое место. Пельтасты отхлынули, словно растворились среди шумящего на ветру серо-зеленого травяного леса, высотой почти в человеческий рост.
Вот снова поле. А на нем...
– Вакшунварт, – заорал Спантамано, срывая голос, – уходим! Бежим!
С вершины близлежащего холма, на увязших в камышах согдов, летела конная лава. Три или четыре сотни всадников. Нечего и думать тягаться с ними. Согды бросились наутек. Роли поменялись, теперь удирающим оказался Спантамано.
Впрочем, яваны, или кто там еще был, долго преследовать согдов не стали. Повернули назад. И весьма своевременно. Еще чуть-чуть, и они сами нарвались бы на превосходящие силы противника. Превосходящие стократно. В десяти полетах стрелы к югу, равнина была черным черна от войск великого шаха.
Дарайавауш подошел к Адане, стоявшей на правом берегу реки Сар, в полдень. Персы не стали переправляться сразу, принялись разбивать лагерь, а к северу и к югу отправились на разведку усиленные разъезды. Не десяток всадников, как обычно, а по паре сотен.
Северный, согдийский отряд, наткнулся на противника, попытался преследовать его и еле-еле смог выскочить из засады. К югу от города все было чисто, ни следа яванов.
После возвращения Спантамано, едва он успел доложить о столкновении, Бесс со всем своим отрядом бросился в бой, но враг уклонился, откатился назад, огрызаясь стрелами.
Противник постоянно маячил на отдалении, иногда немного приближаясь и вынуждая персов вновь и вновь хвататься за оружие.
Тем временем хазарапатиша лично перешел через реку по старому каменному мосту возле городских ворот и выяснил, что они открыты.
– Где яваны?
– Ушли, – отвечали горожане.
Набарзан осмотрелся. Да, похоже на правду. Все убрались прочь, хотя это не совсем укладывалось у него в голове. Он ожидал, что Одноглазый затворится в городе.
– Не вижу здесь ничего удивительного, – сказал Аристомед, когда Набарзан вернулся в ставку, – Антигон опередил нас всего на день или два. У него не было времени подготовиться в обороне, а без этого сидеть большим войском за стенами, только что взятого, чужого города, бессмысленно. Я первым советовал бы повелителю отказаться от штурма. Македоняне не имели времени запасти достаточно продовольствия для осады, им все равно пришлось бы выйти наружу.
Эти слава показались Дарайаваушу вполне убедительными. Для шахиншаха стало очевидным, что яваны ищут сражения в поле.
В тридцати стадиях вверх по течению Сара Алейская равнина, на юге плоская, как доска, вспучивалась грядами холмов. Здесь уже начиналось предгорье Тавра. Наскоки вражеских всадников, в которых персы опознали каппадокийцев, завлекали шахиншаха с его полководцев в холмы. Этому Дарайавауш не удивлялся. Конечно, Одноглазый попытается использовать любую неровность местности, дабы хоть немного ослабить удар персидской конницы.
Принять приглашение? Почему нет? Холмы – еще не горы. Конница без труда их преодолевает. Ко всему прочему, шахиншаха уже весьма утомил поход, и он не горел желанием его затягивать. Вельможи хором пели славословия, на все лады расхваливая военную мощь великого шаха. Без сомнения, яваны, пытающиеся измыслить спасительную хитрость, извиваются, как уж, брошенный на угли, но ничто их не спасет от справедливого возмездия.
Из Аданы прибыла депутация зажиточных горожан, которые пали ниц, умоляя шахиншаха оказать им величайшую честь и посетить город. Они молили о прощении, что сдали его яванам и изливали, кажущийся бесконечным, поток оправданий.
– Потом, потом! – раздраженно замахал руками Кодоман.
В Адане Дарайавауш оставил весь свой двор, гарем и огромный обоз, выделив для охраны тысячу мидян во главе с Атизием. Остальное войско не стало переправляться через Сар и, свернув лагерь на следующий же день, двинулось на север, углубляясь в холмы. Однако пройти им пришлось не один парасанг, как рассчитывал Кодоман, а все четыре, целый дневной переход. Персы достигли места, где в Сар с запада вливалась небольшая безымянная речка (конечно, местные ее как-то называли, но царские землеописатели не удосужились сие имя указать в походных дневниках, хотя обычно составляли их с большим тщанием).
Смеркалось. Военачальники и сам шахиншах уже начали беспокоиться, когда разведчики сообщили, что за ближайшей грядой горят тысячи костров.
Шахиншах удовлетворенно разгладил свою великолепную бороду.
– Слава тебе, Премудрый Господин и всем вам, Благие Бессмертные! На рассвете мы, наконец, покончим с этими наглецами.
Ночью Дарайавауш провел военный совет, на котором утвердил расстановку войск перед сражением.
Командование было распределено согласно достоинству вельмож. Войском, разделенным по традиции на три части, предстояло руководить высшим, знатнейшим начальникам.
Правое крыло, состоящее из тяжелой поместной конницы персов и мидян, получил хазарапатиша Набарзан.
Левое предстояло возглавить Бессу Ахемениду. Под его рукой оказались Реомифр и Сабак, все египтяне, сирийцы, согды, саки, персидская легкая стрелковая конница.
Аристомед напомнил о том, что эллины чаще всего главный удар наносят своим правым флангом, то есть он придется как раз в Бесса. Это замечание все нашли справедливым и фессалиец, вместе с подчиненными ему кардаками, оказался тем щитом, которому предстояло выдержать этот удар.
Эллинских наемников во главе с Тимондом шахиншах собирался поставить в центре, но Набарзан посоветовал заполнить ими пространство между центром и левым крылом, дабы они поддержали кардаков. Это предложение так же было принято.
Наконец, "бессмертными", составлявшими центр, пешими и конными, отборными воинами державы парсов, предстояло командовать брату шахиншаха, Оксафру. За их спинами должна была разместиться колесница самого Дарайавауша в окружении арштибара, "носящих айву"[55], личных телохранителей шаха.
С первыми лучами солнце, едва край его показался над вершинами далеких Аманских гор, персы приступили к построению, но тут разведчики донесли обескураживающую новость: яваны отсутствовали за грядой. Там только головешки. Сотни прогоревших кострищ.
В отчаянии шахиншах взметнул руки к небу, кляня неуловимых яванов, трусливо сбежавших от сражения. Ведь очевидно – Одноглазый впечатлился силой персов и ударился в бега. Теперь гоняйся за ними по всей Киликии, а это значит, что ненавистный уже Кодоману поход продолжится.
Впрочем, долго сетовать шахиншаху не пришлось. Ахура Мазда его услышал: недалекие холмы начали стремительно чернеть, заполняясь тысячами людей и лошадей.
Холмы на правом, противоположном строю персов берегу Сара!
* * *
– Слишком глубоко, государь. Пехота не пройдет.
– Здесь есть броды?
– Да, даже несколько. Есть удобный широкий брод к северу. По нему можно быстро провести много войск.
– Как далеко он?
– Менее парасанга.
– А где расположены остальные?
– Еще один широкий брод южнее, но он далеко, возле места нашего предыдущего лагеря. Есть и ближе, но тот узкий и почти незаметен с берега. Хотя там довольно мелко, но всадники по нему могут ехать только гуськом.
Шахиншах задумался.
– Перейдем по северному броду, на нашем пути окажется еще и вон та река, – сказал Набарзан, указав рукой на место слияния Сара с его правым притоком, укрытое в высоком камыше и едва заметное даже отсюда, с высокого холма, где расположились военачальники во главе с Кодоманом.
– Она узкая и совсем мелкая, господин, – учтиво склонился глава чиновников-землеописателей, вызванный на военный совет, – это даже не река, а речушка, ручей. Воинам по колено будет.
– Круты ли берега? – поинтересовался Дарайавауш.
– О, незначительно! Твои доблестные воины, великий государь, легко их преодолеют!
Шахиншах был раздражен. Опять потеря времени из-за этих непредвиденных перемещений. Яваны, как зайцы, бегают от него кругами. Но еще не один заяц не уходил от стрелы шахиншаха в царских охотничьих садах. И Одноглазый не уйдет.
– Выступаем к северному броду. Немедленно, – объявил Дарайавауш.
"А если они опять отступят? На юг, прямиком в Адану. А там..."
Словно прочитав мысли повелителя, подал голос Бесс:
– Великий государь, позволь мне переправиться по тому южному броду. Я ударю яванам в спину и не позволю сбежать!
На этот раз шахиншах раздумывал совсем недолго.
– Быть посему!
– Вот и хорошо, – сказал Антигон, разглядывавший из-под ладони пришедшее в движение войско персов, – теперь им еще и солнце в глаза будет.
