– Мне уже приходилось слышать подобное сравнение. Но впервые кто-то под игроками понимает людей. Все в руках богов, сириец. Все в руках судьбы. Люди посмеются, когда ты скажешь: "Нет никаких Мойр". Особенно, когда Мойры скажут: "Нет никакого Фратаферна".
– Может и так, – улыбнулся Фратаферн, – может и так. Без сомнения, скромный купец, торговец самоцветами, должен быть богобоязненным, ибо никакие цари не защитят его от всевозможных бед, которые сулит столь опасное ремесло. Но я ведь не только купец. Я вхож ко многим сильным мира сего. Не боги играют в Великую игру, господин. Может быть, конечно, они иногда дергают за ниточки. Иногда.
– Да ты философ, сириец. Значит, служишь тем, кто нынче сидит выше? А если ножка у этого седалища подломится?
– Ты хорошо играешь, хилиарх, – повторил лазутчик, – играй так и дальше и я принесу тебе много пользы.
Птолемей задумался, подошел к распахнутому окну резиденции беглого сатрапа Арсама. За окном Кидн спешил к морю, бесконечно на одном месте, и всегда новый в каждое следующее мгновение.
"Играй хорошо. Проиграешь, не обижайся. Маски сброшены. Интересно, он со всеми своими хозяевами столь откровенен?"
– Хорошо. Ты получишь и тридцать мин и мое доверие. В некоторой степени.
Фратаферн кивнул. Уточнение "в некоторой степени" ему особенно понравилось. Македонянин не прост. Такой способен горы своротить и при этом спокойно умереть в своей постели в глубокой старости. Разумеется, без чужой помощи. Хорошо быть рядом с таким.
– Зачем царю Мемнон? – нарушил молчание Птолемей, – как горстка его людей усилит Дария? Персы и так собрали по твоим словам огромное войско.
– Великий царь испытывает сейчас некоторый недостаток в эллинских наемниках. Поскольку он считает их самыми лучшими воинами, то не будет чувствовать себя уверенно, даже командуя стотысячной ратью, если в ней нет эллинов.
"Значит сюда скоро нагрянет Мемнон... Сколько у него людей и кораблей? После Милета немного оставалось, но мог ведь еще набрать. На Тенаре они никогда не переводятся, а золото ему могли доставлять морем. Если хватало сил держать в осаде Митилену, значит, пожалуй, воинов не меньше, чем у меня".
Птолемей не горел желанием драться с родосцем в Киликии. В Ионии – другое дело, там можно было рассчитывать на поддержку, на крепкий тыл. Но здесь... Силы, по всей видимости, равны, а воевать Мемнон умеет. Дело отсвечивало неопределенным исходом. А скоро сюда вломятся Антигон и Дарий. Ситуация становилась непредсказуемой.
"Может, пора уносить ноги?"
Птолемей поделился этой мыслью с Демаратом.
– Не сочтет ли тебя Антигон предателем? – поинтересовался наемник.
– Это с какой стати? После всего того, что я для него сделал?
– Ну, он же наверняка будет рассчитывать, на наш отряд в предстоящей схватке с персами.
– Он, вообще-то оставил меня в Ионии. То есть, как бы, не предполагалось присоединение наших с тобой сил к нему.
– Он оставил тебя воевать с Мемноном. А родосец прибудет сюда.
– Антигон об этом не знает.
Эвбеец прищурился, глядя Птолемею прямо в глаза, но ничего не ответил.
Повисла пауза.
– Осуждаешь меня? – не выдержал хилиарх.
Демарат не сразу ответил.
– Нет. Не осуждаю. Сказать по правде, я поступил бы так же.
– Значит, уходим.
– Куда?
– На Кипр. Неарх и Менелай свое дело сделали, Солы Кипрские за нас. Теперь можно заняться Саламином, персидским флотом. Я думаю, что там мы гораздо больше пользы принесем Антигону. Все равно оценит, даже если и не сразу разберется.
– Когда выступаем?
– Как можно быстрее. Завтра же. Тянуть нельзя. Отдай команду, Демарат.
Наемник кивнул и вышел прочь.
– А ведь ты уже привык жить своим умом, Лагид, – прошептал Демарат несколько позже, уже на борту отходящей от берега триеры, сверля глазами спину стоящего на носу со сложенными на груди руками хилиарха, – и нравится тебе это. Ох, как нравится.
Исс
Огромная армия шахиншаха Дарайавауша переправлялась через реку Пинар, приближаясь к Иссу. Первыми на правый берез переправились "бессмертные" из "Тысячи Шафрановых". Эти воины ранее состояли в войске шахраба Мазака в ту пору, когда тот правил Киликией, они хорошо знали здешние места и потому шли в передовом отряде. Возглавил их Реомифр, буквально рвавшийся в бой и лелеявший надежду добыть большую славу, которая могла бы смыть позор Граника. Бывшему начальнику конницы придали еще и две тысячи спарабара, дабы не рисковал понапрасну отборными "Шафрановыми".
Войско двигалось по травяному ковру, ширина которого колебалась, доходя местами до тридцати стадий. С востока ковер упирался в гряду холмов, постепенно превращающихся в Аманский горный хребет. С запада он обрывался узкой песчаной лентой, омываемой морским прибоем.
Пинар в это время года не отличался полноводностью, и его вполне можно было преодолеть вброд. Реомифр не стал ставить часть воинов в оборону у переправы, поскольку был вполне уверен в ее безопасности: далеко впереди местность уже проверили конные разъезды.
Военачальники едва не разодрались, выпрашивая у шахиншаха право возглавить авангард. Всем хотелось отличиться на глазах у повелителя, первым встретить врага и разогнать его. В войске шахрабов у Граника никто не рвался в бой с таким пылом. Они не о сражении сейчас думали, а уже примеряли на себя будущие награды и милости. Дарайавауш склонялся поставить вперед Бесса, поддаваясь его уговорам, но Реомифр, неустанно кланяясь, убедил шаха, что Бесс не годится, ибо не знает здешних мест.
Переправились египтяне, сирийцы, "бессмертные". Когда реку переходили кардаки, их командир, Аристомед, презрительно фыркнул, обращаясь к своему лохагу-заместителю, тоже эллину:
– Антигон – глупец. Вот здесь надо было нас встречать, лучше места не найти.
– Почему?
– Полоса узкая от моря до холмов, коннице не раскатиться, обход не совершить, в бок не ударить. Если бы встали тут вдоль реки, нам бы несладко пришлось. А там за Иссом широкая равнина.
– Он возьмет и в Киликийский проход юркнет, как мышь в нору. Как его оттуда выковыряешь?
– Да я бы никак не стал. Залезет – сам дурак. Ему там скоро жрать нечего станет.
– А ну как обратно в Каппадокию уйдет? Мы что, за ним? Тут он нас на выходе... – лохаг ударил ладонью о ладонь.
Аристомед призадумался.
– Ну... Я бы не стал туда идти. Корабли же у нас есть. Морем тысяч двадцать перебросить в Карию и в тиски македонян!
Примерно так же рассуждал в ставке великого шаха Оксафр, которому идея похода в Киликию с самого начала не нравилась.
– Государь, я уверен, Одноглазый боя не примет.
– Почему ты так считаешь?
– Разведчики уже достигли Пирама. Нет ни следа яванов.
– Куда же они делись?
– А может трусливый пес Арсам продался врагу и все его донесения и россказни выдумка? – предположил Атизий, – мы войдем в Киликию, а яваны все это время так и сидели в Каппадокии. Что нам делать? Назад идти? Конечно нет, пойдем на север проходом. Тут-то в узком месте они нас и прижмут.
Арсама, который прискакал в Сохи накануне выступления войска, шахиншах выслушал, казнить не стал, но велел удалиться прочь с глаз. Незадачливый шахраб наплел басню, будто он героически выманивал яванов из Врат, дабы те, сидя в узком ущелье, не имели преимуществ. Спасая свою шкуру, он превратился в поток красноречия и милостивый шахиншах смягчился. Но все же видеть неудачника более не желал.
– Почему же ты раньше не высказывал подобной мысли, почтенный Атизий, – спросил Набарзан.
– Потому что он тугодум, – оскалился Бесс, – государь, пусти моих всадников вперед, я мигом все узнаю. Этот тихоход Реомифр топает слишком медленно.
Дарайавауш переводил взгляд с одного на другого, но хранил молчание, а потому войско продолжало идти вперед.
В Иссе шахиншаха ожидал акарнанец Бианор, наемник, один из лохагов покойного Мемнона. С ним была одна триера. Он сообщил, что весь остальной флот Фарнабаза стоит в Малле и наемники ожидают приказа сойти на берег. Вражеских кораблей Бианор не видел.
Куда же делись яваны? Этот вопрос мучил всех.
Кодоман повелел Бианору возвращаться в Малл, а всем наемникам идти сушей, по берегу Пирама в городок Магарс, где войскам предстояло соединиться.
Бианор повиновался.
Через два дня, когда персидское войско удалилось от моря, его нагнал гонец из Исса, оставшегося за спиной. Храпящий жеребец гонца, весь в мыле, рухнул замертво посреди лагеря. Торопясь и заикаясь, вестник сообщил, что большое войско яванов идет северным берегом Кипра на Саламин, а вся западная часть острова перешла на их сторону. Наварх Аристомен просит помощи, ибо всех защитников Саламина – лишь семь сотен его морских пехотинцев-эпибатов и даже если он вооружит гребцов, это город не спасет.
– Пусть вооружит горожан! – зарычал хазарапатиша.
