class="p1">Уснула моя красавица. Слава Богу! Утомила Катя. Я уже стал сомневаться в правильности своего решения, что дал жене возможность редактировать «Графа Монте-Кристо». Катерина так загорелась этой работой, что принуждает меня писать книгу каждый день, чтобы ей было что редактировать. При этом она переписывает роман на сразу на французский язык, а я стал писать на русском. И не объяснить хозяйке моего сердца, что не романом единым…
Мы ехали в Кобрин, к Суворову. Катя, когда узнала, что я задумал, и что мне поручил император, с истерикой просилась побыть со мной еще хоть сколько-нибудь перед тем, как я отправлюсь… Ох уж эти слезы, причитания! И никакие уговоры, что путешествия в конце осени-начале зимы не приносят удовольствия, не воздействовали на Катю. Так что мы совершали вояж вместе, тестируя «зимнюю» карету.
Сносное изделие получилось. Здесь есть небольшая печь, я бы сказал миниатюрная, а также три трубы внутри корпуса с водой. Печь топится тонкими дровами, лишь немногим большими, чем лучина. А еще имеется небольшая выемка, в которую можно поставить железную кружку и вскипятить воду для чая, или чтобы залить в каучуковую грелку. Опять же, подобное было придумано под заказ Кулибиным. Так, походя, он решил большую проблему.
Кулибин — гений, он интуитивно чувствует вещь, словно сканирует все, что ему дают. Он главный прогрессор эпохи, чьи таланты не были направлены в нужную колею. Мало еще кто понимает важность Промышленного переворота, но уже слишком многие пресмыкаются перед европейскими товарами. А вот он, Кулибин, он даже из никудышних английских станков способен сделать вдвое продуктивные механизмы.
Так что холод нас не беспокоил, а четверка мощных шайров без проблем тянула потяжелевшую карету, которая на любой почтовой станции превратится при необходимости в сани, полозья для этого прикреплены по бокам, словно запасное колесо.
Буквально полчаса назад мы отправили секретаря отдыхать во вторую карету, а сами решили было дело пошалить, но оба оказались уставшими, так что идея покемарить оказалась сильнее сексуального влечения.
Секретарем, не моим и не Кати, а семейным, на чем настаивает супруга, выступил один служащий — Никита Тимофеевич Кругликов. Этот молодой человек отличался важным качествами: он умел очень быстро писать, слушать и запоминать целыми предложениями, чтобы не переспрашивать лишний раз. Никитка даже умудрился приспособиться, на мою беду, писать внутри двигающейся кареты. Так что дорога, можно сказать, творческая.
Приятно смотреть на любимую женщину, когда она спит. Смотреть и вспоминать о том, какая сумасшедшая неделя была у нас с Катей в Петербурге. Нет, неправильно, Катерина как раз не сильно напрягалась, она только лишь составила мне компанию в посещении Юсуповых, а в остальное время отдыхала в доме. А вот я бегал, словно белка в колесе.
Вызов в столицу под подписью самого императора был громом среди ясного неба. Тесть, Андрей Иванович Вяземский, узнавший про письмо одним из первых, не поленился рассказать всем и каждому, что зять-то его никакой-то опальный сумасброд, а самый что ни на есть государев чиновник. На радостях князь изрядно пригубил абсента, так сильно полюбившемуся ему. И с каждыми тридцатью граммами зеленого напитка тесть повышал меня в статусе от рядового верноподданного до ближайшего друга императора.
Ехать в Петербург без супруги было бы не совсем правильно, да и не хотелось расставаться. Поэтому, в один день закруглив все свои дела в Нижнем Новгороде, в очередной раз отказав предателю Тимковскому во встрече, мы отправились в Санкт-Петербург.
Казалось, что это не действительный статский советник с женой отправился в столицу, а огромный купеческий караван. Восемнадцать карет, тридцать два фургона — и все полностью загружены, где вещами супруги, а где и товаром, в основном для кругосветной экспедиции и для колонистов. Немало места занимали вещи Екатерины Андреевны Оболенской. Почти теща также решила отправиться в Петербург, а здесь такая оказия приключилась. Женщина явно обрадовалась, что ей будет не скучно ехать, и можно поиграть на нервах молодоженов, повеселится.
Большое количество карет не означало, что во всех из них ехали люди. Большинство таких инновационных изделий везли на продажу в Москву и Петербург. Все-таки приходится переносить все производство в Нижний Новгород для лучшей управляемости. И теперь каретная мануфактура с видом на Волгу, а в Москве торговое представительство.
Презентация карет состоялась во время нашей свадьбы и после нее. Нет, мы не собирали людей специально для того, чтобы провести пафосное мероприятие и презентовать столь великолепные кареты. Мы просто перемещали гостей свадьбы внутри наших изделий. В сравнении с тем, в каких гремящих «гробах» ездят многие дворяне, наши кареты на рессорах, подшипниках с утеплением и мягкой оббивкой в купе с каучуковой обмоткой колес — это вершина комфорта. Да, кусается цена, она безжалостно грызет плоть экономного человека. Но многие ли в России умеют считать свои деньги? Чужие — да, здесь все великие математики, а вот свои… Условный князь может быть в долгах, его поместья заложены в банке, а он наденет-таки сюртук за десять тысяч рублей или купит в дом безвкусную картину еще за большую сумму. А выезд — это лицо каждого состоятельного человека.
Сложность была в том, что искоренить из русской аристократии иллюзию, что все заграничное — это лучшее, весьма нетривиальная задача. Сколько ни объясняй, что использование ручной выделки подшипников намного улучшает возможности экипажа и облегчает тягу для коней. Что рессоры, использованные в изделии уникальны, не говоря уже об использовании каучука. Все равно коли сие не ангельское, то несколько недостаточное. Здесь пришлось соврать и сказать, что партия карет уже была успешно продана в Лондоне. Да, ложь, но кто ее будет проверять?
Добрались до Петербурга за семь дней, можно сказать, летели на крыльях. В какой-то момент большая часть нашего поезда отстала. В Москве к нам присоединился раздобревший купец Пылаев и я доверил в его руки все те товары, которые везли из Нижнего Новгорода в столицу. Пусть частью расторговывается. После чистки Петербурга от бандитов Пылаев даже не пытается меня обмануть, либо же делает это столь грамотно, что я не вижу.
За три почтовых станции до Петербурга меня настигла убедительная просьба самого канцлера явиться пред светлые его очи. Удивился. Александр Андреевич Безбородко, на мой взгляд, несколько выбился из событий придворного гадюшника. Но, чтобы не происходило, какие бы Кутайсовы не шептали в ухо императору всякие глупости, Безбородко оставался глыбой, истинном вторым человеком в империи.
С момента получения письма от канцлера на каждой из трех станций к Петербургу к нам относились как-то по-особенному. Коней мы не
