Лица французов приняли неописуемое выражение — они боялись даже вздохнуть и сидели перед ним, как школьники перед учителем, боясь пропустить даже одно слово увлекательного рассказа.
— Передайте маршалу от меня — только в наших руках будущее Европы. Именно нашим странам Англия всегда была враждебна. Пора положить конец британской политике, которая постоянно стравливала нас! Поверьте мне, я не хочу вражды, я хочу только дружбы между нашими народами! А это…
Крепкими пальцами Андрей разорвал в клочья листы с условиями перемирия, подписанные делегатами. И вскинул голову — невероятно, но лица французов стали расплываться. В страхе потерять зрение он машинально достал из кармана платок и вытер глаза. И понял, что просто заплакал от переполнявших его чувств. И не только он — в глазах не только французов, но и переводчика стояли капельки влаги. А это многого стоило!
Хаапсалу
Генерал Лайдонер кривил в усмешке губы — две недели назад он считал, что они не продержатся и десяти дней. И ошибся — эстонцы выдержали первый и самый страшный натиск красных и не отступили. Если бы и латыши удержали свой фронт! Что ж винить соседей напрасно, все же они добрые друзья, хоть и пришлось им повоевать друг против друга на развалинах Российской империи, когда везде полыхала Гражданская война.
Но как те сами могли устоять, если Советам хватило пяти дней, чтобы размолотить литовскую армию и зайти с юга на беззащитную Латвию, и так державшую самый протяженный фронт? Сейчас у соседей совсем худо — Рига и Лиепая оставлены, к великому торжеству красной пропаганды. Она захлебывается лютой злобой на «оголтелых буржуазных наемников, что осмелились поднять восстание против законного народного правительства».
Старая тактика, еще Ленин ее многократно опробовал — взять с дюжину мерзавцев с подходящими фамилиями и объявить их «настоящим правительством рабочих и крестьян», к которым пришла на помощь Красная Армия. И Сталин эту тактику взял на вооружение — в «зимнюю войну» быстро организовал из отщепенцев «правительство» так называемой «Финляндской народно-демократической республики», которое обосновалось в первом же городке, захваченном его войсками.
Да еще потребовал, чтоб Эстония признала «Териокских министров», которых с трудом набрали, ибо не было столько коммунистов из финнов. А во главу поставили жившего постоянно в Москве Отто Куусинена. Хорошо, что тогда президент Пятс согласился только признать ту территорию, которую эта шайка контролировала, точнее, была захвачена Красной Армией.
Сейчас настал черед Эстонии — как в прошлый раз Советы уже организовали Эстонскую Трудовую Коммуну, даже название не изменили, только вожаки другие — Яна Анвельта, Виктора Кингисеппа и других старых молодчиков со времен Гражданской у них уже нет. И латышам правительство организовали, и литовцам — молодая коммунистическая поросль подросла.
— Выпалывали их плохо, — только и сказал генерал, пожав плечами. Огляделся по сторонам — от берега отходили десятки лодок, дымили трубами несколько пароходов. Полным ходом шла эвакуация на острова Моонзундского архипелага обескровленных, но не разбитых частей эстонской армии. Два сгоревших танка стояли у пристани — немое свидетельство отваги кайтселлитовцев, что сожгли их бутылками с «коктейлем Молотова».
Смешно, но именно захваченное у красных оружие позволило эстонцам держать фронт и удвоить число танков и самолетов. Без этого оборона Моонзунда сейчас была бы невозможна, а так есть шанс удержаться. Франция запросила перемирия, и все в Эстонии ожидали, что Германия скажет свое веское слово. Хотя генерал мало на то надеялся, но скрывал это от солдат и офицеров, дабы те дух не потеряли.
Патроны и снаряды еще есть, на островных аэродромах два десятка истребителей, там же весь маленький флот и две героические подлодки. Да и латыши пока успешно обороняются на Земландском полуострове, удерживая за собой Виндаву.
— Нужно продержаться, — отдал сам себе приказ генерал и спокойным шагом вступил на сходню, что вела на палубу единственного миноносца эстонского флота «Сулев», на котором уходило на острова правительство страны, чтобы там продолжить борьбу за свою Родину.
Лайдонер хорошо понимал, что у них есть еще пара недель, пока красные привезут достаточное количество переправочных средств, ибо на всем побережье Эстонии они не найдут для себя даже дырявого баркаса. И нужно уже сейчас думать, как добраться до Швеции, постаравшись эвакуировать всех кайтселлитовцев — им пощады не будет…
Орлеан
Дни мелькали перед глазами гауптмана фон Люка так быстро, что он толком и не заметил, как от берегов Ла-Манша очутился в Орлеане, в который уже переехало бежавшее поначалу в Бордо правительство.
Точнее, бывшее — новый французский кабинет возглавил престарелый маршал Петен. Да и сам Бордо становился тоже бывшей «столицей» — согласно договоренности между двумя странами, новое правительство возвращалось в Париж, в который так и не вошли германские войска, остановленные приказом фюрера у самых предместий.
Люк счел этот приказ фюрера очень разумным и предусмотрительным, ведь если не собираешься воевать дальше и хочешь сделать из врага если не друга, то союзника, никогда нельзя ущемлять его честь или позорить. И это его мнение разделяли многие офицеры, за исключением самых упертых, что мечтали пройти триумфальным парадом по Елисейским Полям.
Парад, конечно, дело хорошее — Люк сам торжествовал, понимая, что позор Версаля смыт, но не стоило обрушивать на головы несчастных французов все те унижения, которые они нанесли немцам двадцать с лишним лет тому назад. То была расплата за победоносный Седан полувековой давности, и капитан отчетливо понимал, что Гитлер сделал все, чтобы сгладить французам чувство горечи, и тем не допустил даже мыслей о возможном реванше в будущем. А то прямо какой-то заколдованный круг получается — немцы накостыляют французам, затем те возьмут верх, потом снова победа рейха. А кто от этой междоусобицы в выгоде?
И вот он в Орлеане — выдернут приказом из ставки и направлен для обеспечения спокойного отъезда французских министров, благо дивизия Роммеля прорвалась на юг очень далеко, и под рукой генерала не имелось хорошо знающего французский язык батальонного командира, кроме Люка.
Посылать офицера меньшей должности было бы вопиющим нарушением воинской этики. Недаром генерал Вейган, узнав, что молодой капитан командует разведывательным батальоном, назвал его «комманданом», то есть командиром батальона или майором, как принято в германской армии, повысив его на словах, таким образом, в чине.