«...Ванакт – солнце, а солнце сжигает тех, кто стоит слишком близко...»
Что же мне делать, мама?
Кто из них? Сфенел, Полидор, Промах, Амфилох, Эвриал, дядя Эвмел...
Кто?
Пора было начинать, впускать в тронный зал толпу козлобородых гиппетов, садится на трон, брать в руки золотой скипетр, но я все медлил, медлил, медлил... И они не спешили – словно чувствовали.
За окнами – знакомая площадь, серые известняковые плиты. Два года я уже здесь, два года! Я здесь, потому что они, те, кто сейчас собрались вокруг меня, захотели этого. Они помогали мне, дрались за меня. Мы были братьями.
И все-таки кто-то предал!..
Надо было сказать – прямо в лицо, спросить, не скрывая. Но я уже знал – промолчу. И сейчас, и завтра, и потом...
– Тут еще одно дело, Тидид, – нерешительно проговорил дядя Эвмел. – Прежде, чем мы начнем...
Я лишь плечами пожал. Еще одно? Кажется, все обговорили. Бегство Фиеста, воцарения носатого (только сегодня получили его послание – с благодарностью басилею Диомеду), строительство новой гавани в Лерне...
Что там еще? Неужели об этом?
Я ждал, что заговорит дядя, но начал почему-то Капанид. Неуверенно, словно нехотя.
– Тут это, Тидид... Такое дело... Такое!..
Снял венец, повертел в руках. Отречься вздумал, что ли?
– Такое... Эвриал, скажи!
Еще и Смуглый! Ну, Трезенец за словом в мешок не полезет.
– В Аргосе неспокойно, Диомед! То, что случилось... Надо сплотиться! Амифаониды...
Что?!
– Мои родичи... Их не уговорить, – это уже Щербатый. – Амифаониды должны править, таков обычай, не обижайся. Ты Амифаонид только по деду, ты потомок Бианта, а наследники Мелампода считаются старшими...
И тут я понял...
– Мы тут поговорили, – это уже толстяк Полидор. – Раз с Еленой не вышло... Да Кронион с ней, с Еленой! Надо покончить с... этим. Потомки Амифаона и Анаксагора должны править вместе! Тогда нас никто не пошатнет!
Я обреченно вздохнул. Сговорились! Конопатый призрак Айгиалы соткался из горячего воздуха, взмахнул костлявыми руками, захохотал, скорчил рожу.
– Ну, ты понимаешь, Тидид? Понимаешь? – в голосе Сфенела звучало отчаяние (даже басить перестал!). Бедняга! Он-то знал, на своей шкуре прочувствовал, Анаксагорид, что такое женитьба богоравного!
Я был глух. Я был слеп. Я сел на трон, сжал в руке тяжелый скипетр...
Сейчас будут уговоривать, упрашивать, убеждать. Долго, по очереди, потом – все вместе. Они еще не понимают, что и это не поможет, даже если меня отдадут на съедение перезрелой, засидевшейся в девках дуре, даже если она станет меня насиловать пять раз за ночь и трижды – за день...
Женитьба ничего не изменит. Атрей и Фиест были родными братьями. И мы все здесь – братья! И все-таки один из нас – враг...
– В общем, мы решили, что ты... – это снова дядя Эвмел. – Понимаешь?
Не понимаю! Не хочу! Взялись уговаривать – уговаривайте, мучайтесь. А я послушаю!
Нахмурился, перехватил поудобнее скипетр, откинулся на спинку трона...
Править надо, сидя лицом к югу!
Песнь шестая
Полемодицея[28]
Наверное, здесь решили, что началась война. В смысле, началась – и уже кончилась. Богоравный Диомед, ванакт Аргоса и всей Ахайи, в милости своей соизволил захватить город Филаку. Ну, еще бы! Колесница, дюжина всадников! Как тут не убежать, как не нырнуть с головой в винный пифос или рыбозасолочный чан?
Спасайся, кто может! Диомед идет!
Спаслись все – вымерла вымытая весенним дождем Филака. Все, кроме одного. Именно того, кто был мне нужен.
Протесилай сын Ификла ждал меня возле дубовой, в бронзовых бляхах, калитки, врезанной в глухую стену неказистого дома. В таких у нас в Аргосе торговцы средней руки живут, но для Филаки это не дом – настоящий дворец. Как раз для басилеева родича.
– Радуйся!
Я соскочил с колесницы, делая знак гетайрам, чтобы спешились и на месте оставались (дабы не напугать здешний народ всеконечно).
Он ответил не сразу. Не улыбнулся. Странный, чужой взгляд был недвижен, холоден...
– Не ходи! Не ходи к Чужедушцу! – кричала пифия. – Не смей! Не смей! Чужедушец! Чужедушец!
– Радуйся, Диомед! – шевельнулись губы. – Ты долго не ехал.
– Всего два года! – усмехнулся я. – Даже чуток меньше...
За эти годы он не изменился, разве что седина на висках чуть заметнее стала. А глаза все те же – страшноватые. Чужие.
– Чужедушец! Чужедушец! Не ходи к нему! Не ходи!
В Дельфы я случайно завернул – из Фив, от братца Ферсандра возвращался. И дернул меня Дий Подземный у пифии спросить: ехать ли мне к Протесилаю из Филаки?
Жрицы дельфийские с открытыми ртами стояли. Редко такое от провидицы услышишь! Ведь не она это кричит – сам Аполлон Тюрайос!
Чужедушец!
И вправду, словно кто-то другой смотрел на меня его глазами. Старыми глазами на молодом (нет, не молодом! без всякого возраста!) лице.
– Хорошо, – кивнул он. – Заходи, Диомед!
* * *
Теперь уже не спешил я. Налить чашу, плеснуть Отцу Богов, Бромию плеснуть... всем остальным.
– И зачем тебе понадобился Протесилай Филакский, великий ванакт?
Он улыбался, но взгляд оставался прежним. Меня изучали – спокойно, неторопливо.
– Мне не нужен Протесилай, родич филакского басилея, – осторожно начал я. – Мне нужен тот, кого когда-то звали не Протесилаем, не Иолаем-Первым, а просто Иолаем. Иолаем сыном Ификла, племянником великого Алкида Геракла.
– Вот как?
Когда мне рассказали, кто таков на самом деле Протесилай Филакский, я вначале не поверил. Иолай! Иолай-Копейщик! Тот самый!
Оказалось – тот самый. Живет себе тихо, торгует помаленьку, о себе песни слушает. Молчит...
– Я приехал за помощью, Иолай!
Он кивнул, еле заметно дрогнул лицом.
– А почему ты думаешь, что я могу тебе помочь?
Меня испытывали. Впрочем, этот вопрос не был труден.
– Меня послал к тебе богоравный Эвмел Адрастид, мой дядя. Мы все втроем живем под меднокованным небом...
Снова кивнул. Помолчал. Отхлебнул из чаши.
– А почему ты думаешь, Диомед, что я захочу помочь тебе? Разве ты не мог найти кого-нибудь другого в нашем Номосе? Или в нашем Космосе?
Все верно! Сияющий Второго Шага! Как и я, как и дядя Эвмел.
Сияние – древнее знание, еще от первых людей – от тельхинов, гелиадов и тех, от кого даже имен не осталось. Знание о Едином.
Три состояния имеет мир, наша Ойкумена. Два из них: Космос, земные Номосы и Эфир, Номос богов. Третье же состояние – Единый, сотворивший мир из Себя. И те, кого мы зовем богами – только его Вестники.
Второй Шаг... Страшно подумать, что знают сделавшие Третий! Те, что отвечают тремя словами: Номос, Космос, Вестник...
