— Какой сегодня день?
— Понедельник. А что?
— Ничего себе неделька начинается…
Видя недоумение на их лицах, рассказываю им старый анекдот, адаптировав его к местным реалиям. Почему-то улыбок это не вызывает…
— Как толпа?
— Ждет. Больше не стреляли.
— Резюмирую. Еды у нас нет. Воды осталась пара фляг, после этого — вилы! Так что, приказ по гарнизону — всем спать! Оставить пару часовых и — в койку! Кто спит — тот ест!
— А относительно воды такой пословицы нет?
Закончив ржать, отсылаю людей выполнять приказание.
Спать — хорошо!
Особенно когда ничего не висит над душой и некуда спешить. Тогда и сон, что говорится, — в руку, и встаешь отдохнувший и довольный. А вот когда спишь просто от безысходности, дабы чувство голода и жажды заглушить… сон какой-то неправильный получается. Нет, в принципе, я мог встать и пойти сожрать чего-нибудь, да и воды глотнуть — никто бы и слова не сказал. Лорд я — или где? Но вот выглядеть по-свински в глазах окружающих… такая перспектива меня не радовала. И хотя я понимаю, что тут отношение к вышестоящему гораздо серьезнее, чем у нас, — ничего с собой поделать не могу. Назвать это чувство совестью? Не уверен, что это именно она. Да и неохота мне сейчас влезать во все эти тонкости. Лучше спать, хотя и сна-то уже ни в одном глазу нет. Ну, хоть поваляюсь…
Однако и этого мне сделать не дали. Когда в коридоре заскрипел паркет под чьими-то сапогами, я даже с некоторым облегчением приоткрыл глаза.
И ничуть не удивился визиту дежурного Кота.
— Что там у нас?
Понятное дело — он не так просто пришел. Знает, что лорд спит, и будить его, мягко говоря, не комильфо. Но — пришел. Значит — причина есть, и серьезная.
Нервным движением он поправляет перевязь с мечом.
— Там… там Мирна пришла…
Еще гуляло по спальне эхо от моего возмущенного крика, а я уже летел вниз, на ходу перепрыгивая через несколько ступенек.
Кой черт ее сюда приволок?! Зачем?! День еще выждать — и вышли бы мы все! Тогда и повидались бы. Хотя, честно скажу, тосковал я по ней очень!
У самой двери на улицу меня перехватывает постовой Кот:
— Нельзя на улицу!
— Пусти!
Но он непоколебим, вцепился в косяки — рук не отодрать. Пока мы, сопя, возимся около нее, сверху горохом ссыпаются остальные Коты. Меня хватают за руки и оттаскивают в сторону.
Взъерошенный Лексли пробивается сквозь толпу.
— Ты сошел с ума?
— Но там Мирна!
— Там не только она! — И меня волокут к окну.
Уже смеркается, и заходящее солнце отбрасывает на площадь изломанные тени от крыш домов и труб на этих крышах. Но видно все достаточно хорошо.
В первом ряду толпы стоит стройная шеренга окольчуженных солдат. Глухие щиты-павезы, надвинутые шлемы и острия пик, торчащие из-за щитов. Заходящее солнце окрашивает их в красный цвет. Над спинами первой шеренги поднимаются арбалеты. Много, не менее полусотни. На заднем плане видны горожане. На лицах, насколько я могу отсюда рассмотреть, написаны смущение и растерянность.
— Кто это?
— Не знаю. Но это явно не городское ополчение. Они пришли еще три часа назад. Но в первые ряды не лезли, чего-то ждали. Стоят вот так уже минут двадцать. Толпу оттеснили и в первые ряды не пускают.
— Это только здесь так?
— Везде — то же самое. Они чего-то ждут… Просто здесь площадь относительно широкая, оттого их тут и больше, чем в других местах. Все-таки вероятность нашего прорыва тут выше, чем где-то еще. Там переулки узкие, десяток-другой перекроет их без проблем. А если еще и стрелков добавить — вообще ловить нечего.
Еще раз выглядываю в окно — где же Мирна?
Вот и она.
Перед шеренгой, метрах в тридцати от нее. На земле рядом с ней наклонилась набок тяжелая по внешнему виду корзина. От дома ее отделяют те же тридцать метров.
— Давно она тут?
— Совсем недавно, только вышла.
— И солдаты ее пропустили?
На меня с удивлением уставилось несколько пар глаз.
В чем дело?
— Никто, ни король, ни епископ не может остановить своим приказом целителя, идущего к больному или раненому, — разводит руками Таген. — И ни один солдат не выполнит такого приказа, если он его получит.
Я чего-то не знаю?
— Почему?
— Если этот человек умрет, то любой сможет сказать солдату — ты не пропустил целителя и оттого смерть больного на твоей совести. Это тяжкий грех — препятствовать исцелению. Никакое покаяние не снимет его. Причем это касается также и лица, отдавшего приказ. Если родственники умершего его ранят или даже убьют — это их право. Суда не будет.
Однако!
— И… часто так бывает?
— За последние сто лет такого случая не было.
— Почему же тогда Мирна не входит в дом?
— Мы, вернее, ты — можешь ее не впустить. Тогда — грех воспрепятствия исцелению на тебе. Но и назад она уже не уйдет. Выйдя за линию солдат, она почти что умерла для всех остальных. Вернуться назад она может только вместе с нами.
— Или?
— Или не вернется совсем. Если она повернет назад — ее убьют арбалетчики.
— Откройте мне дверь!
Вместо ответа Лексли показывает мне на две группы стрелков.
— Смотри, они держат на прицеле двери и окна. Явно ждут того, кто выйдет из дому.
— Хочешь сказать, что они ждут меня?
— А откуда тут вообще взялись эти солдаты? Да еще в таком количестве? Только на первый взгляд их здесь не менее пятисот человек! Наверняка это еще не все, кто-то сидит на крышах и у окон.
Взгляд на Мирну. Губа у нее закушена — да она еле на ногах стоит!
Подтаскиваю Кота к окну.
— Как долго она еще там простоит?
Он смущенно отводит глаза.
— Ну… она девушка крепкая…
— И простоит там до нашего выхода? А ты уверен в том, что это вообще произойдет?
Лексли молчит.
— Где шкура этого… ну, что не пробивается стрелами?
Кивок головы — и кто-то затопал сапогами.
— Кольчугу надень… и поддоспешник, стрелы бьют больно, даже и через шкуру. Синяки будут все равно.
Оптимист! Синяки… да полсотни арбалетчиков меня просто сметут залпом, я и выйти не успею! А уж упавшего если и не убьют сразу, то просто забьют болтами насмерть!
За каким же рожном я тогда прусь?
Если честно, то некий расчет у меня имелся.
Солдаты эти не из воздуха возникли, они наверняка были где-то рядом. Подстраховка отравителя? Отчего бы и нет?