— М-м-да… жаль. Я ее по-человечески похоронить хотел… Ну, да что теперь говорить-то? Пить у нас тоже нечего?
Лексли встряхнул в воздухе флягой.
— Это то, что я думаю, — или?
— Или. Это вода.
— Много ее у нас?
— Тебе хватит.
— Лексли!
— Полведра.
— Атас… Ну, два-то дня мы тут продержимся. А вот если больше…
День тянулся медленно, как-то совсем неторопливо, словно нехотя.
Толпа не расходилась, лишь время от времени люди сменяли друг друга. Надо полагать, уходили на отдых. К вечеру улицы перегородили повозками, на которых спешно нарастили борта — видимо, всерьез опасались прорыва конницы. Благо что наши лошади так и стояли под окнами у коновязи. Слава богу, что хоть у них вода была. Вот с едой… тут обстояло похуже. Сено и овес они уже успели съесть и теперь беспокойно перебирали ногами, оглядываясь по сторонам.
Нельзя сказать, что это видел только я. Во второй половине дня кто-то из слуг, распахнув окно, крикнул горожанам, чтобы они покормили хотя бы лошадей.
Слышавший это Лексли только поморщился и отошел от окна.
— Что так? — спрашиваю я у него.
— Никто не подойдет к дому ближе, чем на тридцать шагов. Народ испуган. И их можно понять!
— А если мы попробуем отвязать лошадей? Не знаешь, они подвержены заражению или отравлению этим ядом?
— Да вроде бы нет…
Минут через десять в доме приоткрылась дверь. По толпе сразу же пробежал шорох, слышный даже с такого расстояния. Но из двери вышел только мальчишка, который ухаживал в доме именно за лошадьми. Оглянувшись по сторонам, он делает несколько шагов в сторону коновязи. На площади наступает мертвая тишина. Вот отвязана первая лошадь, вторая…
Встряхнув гривой, она направляется в сторону ближайшей улицы.
Слитный гул множества тетив!
Сбитый с ног мощным ударом сразу нескольких арбалетных болтов, конь буквально отлетает в сторону!
Вторая лошадь падает недалеко от первой.
Потрясенный этим зрелищем, мальчишка вскидывает руки. Он что-то кричит и делает несколько шагов в сторону расстрелянных животных.
Первый болт ударяет его в плечо…
— Черт! — Мой кулак с хрустом проломил тонкую декоративную панель на стене.
— Что? — удивленно приподнимает бровь Кот. Он стоит у окна. Чуть сбоку, так, чтобы его не было бы видно с улицы.
— Да, ладно, забей… — понемногу остываю я. — Парня-то за что?
— Страх… Они и не уходят отсюда именно поэтому. Наилучший выход для них — если дом вместе со всеми обитателями провалится сквозь землю. Горожане и мышь отсюда не выпустят. Всегда есть шанс, что смерть выскользнет из кольца вместе с ней.
— Но ты же говорил, что был уже случай… про жену короля. Как вышли из положения тогда?
— Сожгли замок. Вместе с ее телом. Там все обстояло проще, это был охотничий замок, и стоял он далеко от города.
— И что, так ни разу и не нашли отравителей?
— Я таких случаев не знаю.
— Слушай! А этот — слуга, что помер у камина, он где?
— В подвале. Там есть комната, мы натаскали в нее льда из ледника. В ней он и лежит.
— Ну, раз делать нам больше нечего, пойдем посмотрим на этого паникера…
Осмотр тела показал однозначно одно — слуга умер от яда. Его печень недвусмысленно отреагировала на рунный тест. Хотя в данном случае клинок потемнел не так явственно. Надо же! А я уже начинаю отличать его реакцию. Вот на шарик он отреагировал как на смертельную опасность. На девушку — уже не так сильно, на тампоны — еще слабее. С точки зрения клинка слуга, вернее яд, которым его отравили, стоял существенно ниже. А вот на болт, которым меня ранили, он и вовсе по-особенному отозвался… Да, интересное мне все-таки досталось оружие! Чует мое сердце, что это далеко не все его возможности. Как вот только их выявить?
Поднимаемся в комнату слуги и устраиваем там тщательный обыск. Вот тут я всерьез удивил даже невозмутимых Котов!
— Значит, так! Заходим и смотрим. Запоминаем, что и где лежит. Почему это и почему именно тут? Отчего в таком положении, а не в другом? Кто хозяин комнаты? Как давно он в ней живет? Левша или правша? Наличие замков на двери, как быстро они открываются? Куда открывается дверь — внутрь комнаты или в коридор?
На лицах Котов написано неприкрытое удивление.
— Где он спит? Как именно — в смысле, куда головой ложился — к двери или к окну? Могли ли к нему зайти? Кто и по какому поводу? Иными словами — мог ли он какое-то время не отпирать дверь и не вызвало бы это подозрений?
— Зачем это? — ворчит один из них. — Тут и комнатка-то — переплюнуть можно! За несколько минут ее всю перевернуть — вообще не вопрос!
— Согласен! — киваю собеседнику. — Только вот какая закавыка… Он служил тут уже шесть лет?
— Ну да. Управитель так и сказал.
— И что, данный постельничий был так уж сильно предан графу?
— Да граф и был-то в этом доме всего пару раз! И то — лет пять назад.
— Тогда отчего именно этот слуга стал отравителем? Зачем и почему он так долго и тщательно скрывал свою сущность? Особых причин любить графа у него не было, должность свою он занял по причине смерти прежнего постельничего, и граф тут ни при чем.
— Откуда ты все это знаешь? — удивляется Лексли.
— Так и я тоже с управителем разговаривал — не забыл? Только вот я, в отличие от вас, кое-что другое выспрашивал!
Оставляю Котов переворачивать вверх дном комнату, согласно полученным указаниям, и отвожу Лексли в сторону.
— Видишь ли, тут вот в чем дело… Не верю я в случайности, понимаешь? Ты посуди сам, он подложил мне Шерн и, в принципе, мог уходить, так?
— Так.
— Но он остался! Зачем? Что его держало? Он что, не понимал, что в случае успеха он умрет одним из первых? Причем мучительной смертью!
Кот хмурится.
— Я думал об этом…
— И каков результат?
Вместо ответа он пожимает плечами. Понятно — никакого.
— Видишь ли, — беру я его за пуговицу на камзоле, — в моей истории встречались похожие… э-э-э… типы. Они иногда прилюдно убивали себя таким образом, чтобы это повлекло бы смерть окружающих.
— Зачем?!
— Долго объяснять. И это далеко не всегда были воины. Попадались и совершенно обычные на первый взгляд, конечно, люди. Мне приходилось с такими мерзавцами сталкиваться и видеть последствия их действий. Так что некоторые моменты я вижу не потому, что умнее и прозорливее тебя, а просто в силу жизненного опыта. Это вы больше с нормальными людьми, пусть даже и с противниками, общаетесь. А я все больше с негодяями воевал…
