Ознакомительная версия.
Пока новость существует как бы за горизонтом событий и не материализовалась в грандиозный скандал, не спроецировалась на президента, не всколыхнула страну, пока она «дремлет», как тикающая термоядерная бомба, трудно понять её значение со всех точек зрения. Вышло так, что этот вопрос отдавался на откуп СМИ и народу. Что скажет народ, то и будет. Может быть, некоторые СМИ после этого заткнутся на веки вечные, а «пятая колонна», к которой я себя причисляю, подумал Феликс, вымрет, как динозавры. На какое-то мгновение он пожалел о том, что делает. Но отступать было поздно, ибо прекраснейшая из прекраснейших — Гринёва не поняла бы его и запрезирала бы его так, что не подпустила бы на пушечный выстрел. Дело было сделано. Пан или пропал!
— Значит, они сделали это?! — она схватила его за руку, и его словно током ударило.
Это уже была игра на его слабостях. Как правило, обычно он был ведущим, а здесь едва успевал реагировать. Впрочем, она тут же сделала вид, что лёгкий флирт ни к чему не обязывает: подумаешь, Феликс Родионов. Да таких журналистов пруд пруди. На пару секунд ему стало обидно, а потом он подумал, что, быть может, это залог прекрасного будущего, к которому он подспудно стремился, но до сего дня не понимал своего счастья, и вдруг ему открылась истина, что счастье — это очень простая вещь, вот оно, рядом, в виде Гринёвой, и слегка окосел от просветления.
— Да, они сделали это! — кивнул он через силу и сглотнул слюну.
От неё пахло сигаретами, губной помадой и алкоголем. К тому же она дергалась, как заведённая, и её рыжая чёлка взлетала, как облако. Ещё мгновение, и он, не в силах сдержаться, полез бы целоваться.
— Феличка, ты гений! — махнула она рукой, но так, словно он был всего-навсего надоедливой мухой.
— Ну не без этого… — скромно потупился Феликс, хотя ему сделалось чуть-чуть обидно, но это приятная и сладостная обида.
Молодец, моя девочка, моя муза, моя любовь, моя судьба, самозабвенно расчувствовался он, но, естественно, промолчал, ибо был великим стратегом по части любви и знал, что надо держать язык за зубами, потому что ни одна крепость не сдаётся без планомерной осады. Он понимал это умом, но не сердцем, и его мучил краеугольный вопрос: «Почему она легла со мной в постель? Почему?» И боялся думать, что действительно по любви. В жизни так не бывает, страдал он, только в кино и только в сказках. Как он хотел, чтобы сказка оказалась былью.
— Но это же мировая сенсация! — Она сразу всё поняла. Она была хорошей журналисткой и всё ловила на лету.
Её аналитический аппарат превосходит даже мой аналитический аппарат, восхитился он до умиления и слегла прослезился. Она создана, чтобы делать политику и купаться в политике. Мы будем отличной парой, если не убьём друг друга в постели.
— Да, — сказал он, наполненный до краёв собственной благодарностью, — я дарю её тебе, — и незаметно сунул ей в ладонь флешку.
Дверь открылась, и они, держась за руки, как примерные дети, вошли внутрь. Кабина оказалась пустой. Феликс тут же решил воспользоваться ситуацией, но наткнулся на продуманную оборону, состоящую из локтей, предплечий и прижатого к груди подбородка. Он отступил и вопросительно уставился на неё.
— Но ведь мы же уже?.. — вопросительно сказал он.
— А ничего не было… — огорчила она его, поправляя прическу. — Ты, Фелюшенька, был мертвецки пьян.
— Не может быть, — удивился он. — То есть я могу быть мертвецки пьян, но шанса своего не упускаю.
— Это не тот случай, — снова огорошила она его.
— Ты меня разыгрываешь? — уточнил он.
— Нисколечко, — холодно ответила она.
Её игра губами стоила ему нескольких седых волос, испорченной печени и излившейся желчи, а лицо у него непроизвольно дёрнулось с правой стороны, словно у него началась невралгия троичного нерва.
— Тогда я ничего не понимаю, — отступил он и забыл, что лицо нужно контролировать во что бы то ни стало, словно это был последний редут, сдав который, не имело смысла жить.
— Я тоже ничего не понимаю, — согласилась она, глядя на него, как мадонна на неразумного дитятю.
Но ведь мадонны на то они и мадонны, чтобы быть любовницами в жизни, подумал Феликс:
— Так не бывает…
— И на старуху нисходит проруха, — призналась она беспечно, подув на свою волшебную чёлку. — Но!.. — и брови её взметнулись вверх.
— Иди ты знаешь куда! — разозлился он, потому что впервые попал с женщиной в неловкое положение.
Вот что значит спать с собратом по перу: слова не даёт сказать. Язычок у неё острый, как бритва.
— Упустил ты свой шанс, Фелюшенька, — подразнила она его и подула на свою шикарную чёлку.
— Не называй меня так, — попросил он почти что слёзно.
— А как тебя называть? — она посмотрела на него, широко распахнув глаза.
— Но ведь… — пропустил он мимо ушей шпильку, — ещё можно что-то исправить?
— Второй попытки, как в спорте, не бывает.
— Я не напьюсь, — скромно пообещал он.
— А стоит ли таких жертв? — спросила она и снова подула на свою шикарную чёлку.
— Конечно, стоит! — воскликнул он так, что она поморщилась, как при виде дохлой кошки.
На него словно столбняк напал. Он не мог пошевелить ни руками, ни ногами. Всего-то делов, думал он так, как привык думать, но почему-то окончательно оробел. С такой продуманной обороной он ещё не встречался: Гринёва снова обвела его вокруг пальца, выскользнула, как угорь из пальцев, она словно читала его мысли и опережала на полшага, а в её глазах прыгали чёртики смеха. Ведьма, подумал он, точно, ведьма. Страх, который оставил было его, всплыл откуда-то из-под сознания, и он снова стал один-одинешенек во всей вселенной, никому не нужный и совсем пропащий, хоть бери да вешайся.
— Я не могу принять твоего предложения, — сказала она и гордо протянула ему флешку.
— Почему? — спросил он упавшим голосом.
Всё, что он возводил с таким трудом, рушилось в одно мгновение. Сердце падало, как в скоростном лифте. Ему казалось, что он заслужил благосклонности.
— Потому что это то, что бывает в жизни один раз, — вдруг абсолютно серьёзно объяснила она.
Вот это принципы! — восхитился он и предложил:
— Давай поделим славу пополам. Всё равно тебе придется упомянуть меня как источник информации. К тому же надо будет объясняться с очень серьёзными людьми.
Он почему-то вспомнил мистера Билла Чишолма и подумал, что теперь им не по пути и что мистер Билл Чишолм обязательно предъявит претензии и что надо сделать всё, чтобы он их не предъявил.
— Я подумаю, — сказал она, загадочно блеснув улыбкой.
— А чего здесь думать?! — удивился он, полагая, что всё в жизни, за редким исключением, надо делать быстро, ибо обстоятельства в этой жизни быстро, если не мгновенно, меняются.
Ознакомительная версия.
