себя защитить не смог, позор… Что с людьми?
— Николай Михайлович … ранение средней тяжести плюс контузия. Двое агентов и один из гвардейцев убиты наповал. Двое рядовых и поручик в тяжелом состоянии, помощь оказана профессором Манассеиным, доставлены в госпиталь, где их сейчас оперируют лучшие хирурги. Мезенцов — состояние тяжелее, оказана необходимая помощь у вас дома профессором и его ассистентом. Врачебное вмешательство прошло успешно, но остальное в воле Господа. Вызывает беспокойство состояние Александра Михайловича, он все еще без сознания. Два человека, слуги, порезаны стеклом, помощь оказана. Из нападавших убиты трое бомбистов и обе Веры: Фигнер и Засулич. Дегаев и Юрковский тяжело ранены. Доставлены в госпиталь. Прооперированы. Приставлена охрана.
— Кто охраняет?
— Полиция. К утру прибудет группа жандармов. Еле нашел, кого выцарапать для этого дела…
— Александр Егорович! Обеспечить самую надежную охрану! При малейшей возможности организуйте переезд в секретное место, где сможете, не стесняясь, их допросить. Нам надо знать, точно знать, кто стоит за этим актом…
Тимашев тяжело вздыхает. Человек чести, мать его итить… Тут еще считают, что войну надо вести по правилам, в результате в Крымскую снайпера британские у нас адмиралов щелкали, как орехи. А мы не могём тем же ответить! Невместно! Честь не позволяет… А с кем мне работать? Более не с кем! Посмотрим, что на мое предложение сейчас шеф жандармов ответит.
— Будет сделано. Лично прослежу, чтобы поставили самых надежных и сообразительных.
— Это хорошо, Александр Егорович! Теперь о важном. Очень важном. Скажите, вы понимаете, что нам объявлена бесчестная война? И что в этой войне придется ручки-то замарать! Так что, если мое предложение придется вам не по вкусу — можете отказаться, никаких организационных выводов за сим не последует.
Тимашев недоуменно уставился на меня, пока еще не понимая, чего я от него хочу.
— Что вы знаете о третьем секретаре посольства Британии Фиппсе?
— Ну, у нас он около двух десятков лет. Не слишком умен. Ленив. Карьеры не сделал — всё тот же третий секретарь, много пьет, имеет весьма оригинальные и скверные наклонности, в доступе к секретным материалам посольства ему отказано. Он у них более по культуре: различным клубам, организация встреч, праздников, спортивных состязаний.
— У меня есть сведения иного толка: за почти всеми действиями против семьи Романовых стоял именно сей, как вы смели заметить, не слишком умный господин. Он оказался настолько глуп, что сумел обвести вокруг пальца всю нашу охранку. Как-то так, Александр Егорович.
— Это точные сведения, Михаил Николаевич? И источник вы мне не скажете?
— Ну почему же, Александр Егорович! С сего момента вы допущены к наивысшим государственным секретам. Сегодня вы третий человек, посвященный в это дело. Во всем мире третий. Вы понимаете всю степень моего доверия и всю степень вашей ответственности.
Тимашев тяжело вздохнул. Взгляд его был задумчив, но я был уверен, что сей генерал сможет взять на себя этот груз. Во всяком случае, его пока что заменить некем.
— Посему отставка вам более не грозит. Источник прооперирован и находится у меня в дворце. Как я понимаю, сему господину я обязан жизнью. Вы получите доступ к некоторым документам из собранного им досье. Но вот Фиппс… Он должен исчезнуть. Аккуратно так исчезнуть. Используйте его слабости, чтобы похитить, допросить… и ликвидировать. Да, без суда. Я его лично осудил и приговорил. Лично! Но он должен рассказать нам всё. Берите лучших специалистов. И не спеша снимайте с него шкуру. Слой за слоем. Кусок за куском. Пока не узнаете всю правду. Оставлять его в живых — слишком большая роскошь, обойдется. У вас есть люди, способные провести эту операцию?
— Найду. — после недолгого раздумья произнес Тимашев.
— Ну вот и хорошо. Александр Егорович, жду вас через 24 часа с планом или результатом операции по третьему секретарю. Ему нельзя дать уйти.
— А если он укроется в посольстве? Штурмовать посольство?
— Ежели сей господин сумеет укрыться в посольстве я буду весьма огорчен. И, да, если понадобиться, будем штурмовать посольство. Тихо и аккуратно.
И тут у Тимашева глаза стали размером с чайные блюдца.
Великая княгиня Ольга Федоровна
Наверное, помогли мне пережить сегодняшний день помогли лишь любимые капли профессора. Сначала этот кошмарный взрыв! Сандро! Супруг! Николя! Снова Сандро! Муж. Я растерялась и не знала, о ком мне волноваться больше. Это закончилось для меня сердечным приступом. И ежели не добрейший Вячеслав Авксентьевич, просто не могу представить, пережила бы я эту ночь, или нет. Он меня трижды отпаивал успокоительными каплями. Под утро я смогла заснуть, но почему не очнулся Сандро? Для меня это было тяжелой загадкой. Манассеин хмурился, пообещав собрать консилиум и пригласить лучших специалистов в нервных болезнях, подозревая, что сильное нервное потрясение, вызванное взрывом, могло привести к столь неожиданным последствиям. Перед тем, как лечь спать я еще навестила супруга, он еще бодрствовал, но сил на разговор у меня не было. Утром я не могла дорогого Михеля добудиться. Это было странно — он был вроде как без сознания, на лбу выступил пот, а вся постель его промокла, как будто он всю ночь schwitzen[3]. Но профессор, который не покидал наш дом, прибежал, сунув ватку с каким-то раствором под нос супругу. Тот сразу же очнулся, неожиданно начал ругать профессора, который не дал ему поспать и трех часов. Я не ожидала от мужа такой экспрессии, некоторых выражений я раньше не слышала, скорее всего, их в обществе дам произносить не следует. Впрочем, я понимала, что после перенесенного в эти дни нервы супруга находятся на пределе. Я попросила у него прощения за то, что так перепугалась, а он, через несколько минут, сам извинился перед нашим драгоценным эскулапом. Профессор тут же сообщил, что осмотрел уже Николя и, по его мнению, здоровью молодого человека уже ничто не угрожает. Тут прибежал Афанасий, сообщивший, что Сандро очнулся. И я побежала к сыну.
В. кн. Александр Михайлович
Что это было со мной? Со мной — это с кем? Ну вот… я видел, как бомбист бросил саквояж, бросил, кстати как-то коряво, криворукий метатель попался. Взрыв был, что меня откинуло вглубь комнаты — помню точно, а потом — провал… Итак, кого это меня? Академика Коняева? Проверяю себя сам… Фигушки! Это меня так трясло из-за того, что было слияние? Почему же оно произошло так поздно? Что нам говорили? От попадания в тело психоматрицы до ее полной интеграции проходит несколько часов. Хм… Скорее всего, я попал не в то тело… Ну
