Окропил тушку барашка вином и в себя влил немалую толику. Считай, маленько похмелился. Вчера сыграли разом тридцать свадеб. Переженил я своих инвалидов наконец. Ну и поддал, как водится. Представьте себе: по бокальчику за каждую пару молодых… То-то и оно. Хорошо, что хоть спьяну не полез право первой ночи исполнять. Невесты… прямо скажу… ну некоторые из них… довольно потасканные. С длинным маркитантским прошлым.
– Э-э-эх… благодать… – Втянул в себя терпкий, соленый воздух, разбавленный божественными ароматами жаренного на углях мяса, и еще раз понял, что счастлив.
– Ну что там? – захныкала Матильда.
Девушка сначала настороженно восприняла свою беременность, но потом, убедившись, что я ее начал просто боготворить, все смелее пользовалась своим положением. Женщина, одним словом… Но я не в претензии. Это тоже элемент моего счастья. Буду всяко потворствовать, благо она меру знает и свое место тоже. И знаю, что любит она меня искренне.
Взял кинжал и срезал с седла барашка пропеченный кус мяса. Бросил на серебряную тарелку, полил вином, посыпал рубленой зеленью, прихватил ломоть свежего хлеба и поспешил к любимой.
– Держи…
– Мм… – Фламандка вонзила свои мелкие белоснежные зубки в баранину и, торопливо прожевав, клюнула меня губками в щеку.
– Нравится? – Я тоже оторвал кусочек.
– Божественно… – воскликнула девушка и сразу зажала себе ротик ручкой. – Ой… не стоит смешивать греховное с божьим.
– Угомонись. Ты со мной рядом, а не на исповеди.
– Все равно! – убежденно заявила фламандка и перекрестилась. – Нельзя, тем более я в положении.
– Нельзя – значит, не будем, – покладисто согласился я. – Надо будет, я капеллана денно и нощно заставлю твои грехи отмаливать.
– Ага, заставишь его!.. – весело рассмеялась девушка. – Он сам – еще тот греховодник…
Ну да… с капелланом мне повезло. Не чета он оказался тому покойному фанатику. Все схватывает на лету и работает на совесть, чуть ли не замом барона по религии заделался. Хотя почему «чуть» – он таковой и есть. С народом контакт наладил. Бдит на поприще выявления крамолы, непотребных настроений и невосторженных мыслей. Только это… не воздержан оказался в поклонении Бахусу и Мамоне мой фра Михаэль. Да и любитель под юбки полазить. А так ничего… Службу ведет истово, благостно. Народишко впечатляется. И самое главное – понимает реально, кому он обязан нынешним своим сытым положением. Есть у него и своя история, некие скелеты в шкафу, но я пока особо не озадачивался ею. Все меня устраивает…
Отпил вина и еще раз погладил животик фламандке…
– Что там художники наши, над портретами работа идет?
– Замучили они меня уже… – кокетливо пожаловалась девушка. – Не шевелись, не дыши… И ругаются постоянно между собой.
Это да… конфликт творческих личностей случился. По строительству и всякому другому инженерному делу ладят великолепно, а вот в художественных делах… Техники-то разные… И изображения получаются вовсе различные. На картине Фена Матильда однозначно на китаянку похожа, даже хорь на руках узкоглазый, а у Фиораванти – на итальянку, причем типичную.
А Иероним втихомолочку ржет от них обоих. Парень от портретизма тактично отказался – не его это, все лазает по лесам под потолком, с семьей своей вместе. Рисуют. Правда, просят пока не смотреть. Я подглядел, конечно, но все равно не понял, что к чему. Пока только разная грунтовка идет… Даже тему им не задавал. Оставил на усмотрение. В творческие дела, считаю, лезть не нужно. Смажу гениальный замысел – и не дойдет до современности шедевр. Это дело такое… тонкое. Пока семья вместе работает, а вот кабинет мой и спальню будет расписывать только Иероним… С прицелом на «шыдевр». Мировой, ёптыть.
– Держи… – Я выудил из поясной сумки перстень и надел на пальчик девушке.
Исаак вчера привез, вместе с данью от Цимлера. Просил я его подыскать что-то изысканное в Антверпене. И он оправдал надежды. Довольно изящное золотое колечко с большим рубином в обрамлении изумрудов. Кстати, почти бесплатно обошлось. Исаак что-то там провернул с поставками и мне в качестве отката вот презентовал.
– Это мне? – зарделась Матильда.
– Ну а кому еще?
– Спасибо, милый. А за что? – Фламандка хитро прищурила глазки.
– Сама знаешь, за что… – неопределенно ответил я и отправился к костру.
Глупые вопросы порой женщины задают. За что? Да ни за что. Захотелось мне, и все. Нарезал полную тарелку баранины и вернулся на ковер.
Матильда положила мне голову на колени и спросила:
– А как мы наших мальчиков назовем?
– Роди их сначала. – Я погладил ее по волосам.
– Ты противный… – заныла девушка. – Я предлагаю Георгом и Александром.
– А что? Хорошие имена…
– Монсьор… монсьор… – К нам, шлепая босыми ногами, подбежали Иост и Клаус, волоча за собой бредень с рыбой. – Там чужаки, вооруженные.
Из кустов спешно выскакивала моя охрана и строилась в шеренгу. Тоже заметили?
– Где?.. – Я рывком вскочил с ковра и увидел, как через реку вброд перебирается редкая цепочка людей.
Черт… Этого еще не хватало. Десятка три, не меньше. Оборванцы какие-то… но вооружены до зубов. Алебарды, пики… Твою же душу в качель! Бродячие наемники? Или разбойники? Хотя для разбойников вооружены они слишком единообразно… Сколько до них? Метров пятьдесят?
Неизвестные тоже увидели нас и после секундной заминки ускорили шаг.
– Господина… – Гаврила, сержант моих черных спитцеров, состроил зверскую рожу и, выкатывая белки глаз и коверкая слова, загомонил: – Уходить, забирать госпожа. Мы будем убивать. Надо сейчас… пока он из вода не вышел.
Как бы выход, но мои пикинеры – пешие… Оставить их здесь – значит оставить умирать. Расклад больно неравнозначный. Вывод напрашивается сам по себе.
– Клаус, Иост! Галопом с госпожой в замок – и всех строевых сюда! Не дай бог, не довезете – своими руками прикончу. Выполнять…
Ну а как?… Только так. Не поймет меня никто, если своих людей брошу. В первую очередь сам себя не пойму. Спитцеры уйти пешком не успеют однозначно, и сгинут, пока я подмогу приведу. А разбойники скроются – ищи потом ветра в поле.
Твою же мать! И доспех с собой не взял. И Роден неодоспешенный.
– Жан! – встревоженно воскликнула Матильда, но, увидев мое лицо, замолчала и поспешила к своей иберийской кобылке.
– Быстрее! – рявкнул я на пажей и подбежал к Родену.
Достал из кобур пистолеты и сунул за пояс. Вытащил аркебузу и перебросил за плечо. Затем вытащил чехол с двуручником и положил на траву. Каким-то чудом взял его с собой, думал немного потренироваться и покрасоваться перед Матильдой – и вот пригодилось. Эспаду, наоборот, отцепил от пояса. Да… так правильнее будет. Доспеха на мне нет, даже щита нет, поэтому придется держать всех на расстоянии. Опять же у них алебарды, а эспада против них совсем не пляшет.
