Эти слова меня сильно обозлили, и я, показав другу дулю, прошипел:
— Щаз! Только шнурки поглажу! Герой, жопа с дырой! Нам надо не просто девяностый повредить, а так им влупить, пока они походной колонной идут, чтобы как можно больше козлов на тот свет отправить! А один ты этого не сможешь сделать!
Прядилин меня поддержал:
— Правильно! Если броню выбить, они нас отсюда минут двадцать выколупывать будут. А если учесть, что помощь нашим вот-вот должна подойти, эти двадцать минут могут стать решающими.
Только наш героический порыв был похерен с самого начала, так как БТР остановился в полукилометре, а к блоку легкой трусцой направилось человек десять пешей разведки. Цыган, припавший к пулемету, ругнулся сквозь зубы:
— От ведь твари хитрозадые! И что теперь? Они ведь из своей скорострелки эту хибару моментом раскатают.
А майор, внимательно глядящий на приближающихся людей, вдруг сказал:
— Не стрелять! — и видя наше недоумение, пояснил: — Посмотрите на их каски!
Глянув, я пожал плечами. Каски как каски. Обтянуты чехлами. Хотя… Блин, это русские каски! У карателей амеровские шлемы, очень похожие на «горшки» нацистов. А тут… хотя из-за чехлов форму толком не поймешь. Но очков на них точно нет. Для БОГСовцев такое нарушение неприемлемо. Они ведь почему не допускают вольностей и таскают на себе все предписанное уставом снаряжение? Да все просто — деньги! Если вдруг хоть какой-то детали снаряги на бойце не окажется, то страховая компания, в случае ранения, просто не оплатит страховку. С другой стороны — а вдруг это просто хитрость? Ну как тот проезд под красным флагом?
Но пока я соображал, Игорь для себя уже все решил. Прислонив оружие к стене, он достал гранату и сказал:
— Пойду посмотрю, что это за люди.
Ступка опешил:
— Ты чо, сбрендил?
Я его поддержал:
— Не глупи! Поближе подойдут — разберемся ху из ху.
Чекист возразил:
— Может быть поздно. На нас ведь тоже не написано, что мы из Сопротивления. А если стрельба начнется, там уже не до разговоров будет, — подмигнув, добавил: — Ну, вы, если что, за меня отомстите!
Сказав это, Прядилин широким шагом вышел наружу и, помня о пулеметчике в станице, двинул, прикрываясь зданием блокпоста, в сторону колонны. А мы с Федькой, в два ствола, стали вести приближающихся разведчиков. Впрочем, те, увидев человека, тут же припали на колено, практически исчезнув из поля зрения. Игорь же шел и шел, выдавая напряжение лишь неестественно прямой спиной. Потом он остановился, и какое-то время ничего не происходило. А потом… потом ему навстречу поднялся боец. Вот они стоят рядом. А вот повернулись и пошли к нам! Цыган посмотрел на меня неверящими глазами:
— Твою терибаблию, неужели наши?! — А еще через полминуты, когда парочка подошла поближе, Ступка заорал: — Ё-моё! Это же «Волкодавы» на помощь пришли!
* * *
Станица была полностью зачищена от врага ближе к вечеру. Последним из них, запертым в трехэтажном здании, предложили сдачу, а после отказа (каратели отлично понимали, что в лучшем случае им светит только гуманная пуля) просто расстреляли дом из пушки. А потом еще и добавили несколько залпов «Шмелями». Для верности. Потери у нас и так были страшенные, не хватало еще людей терять после победы. Защитников станицы из местных, стоящих на ногах, к тому времени оставалось человек двадцать. Да и тех, кто ранним утром уходил на блокирование дороги, тоже сильно потрепали. У них еще та мясорубка приключилась, когда колхозники, несколько часов, считай в чистом поле, сдерживали натиск двух рот противника, который рвался в Заречное с востока.
Но зато теперь стало известно, что организованное сопротивление «общечеловеческого» режима сломлено по всей России, а его карательные части практически полностью уничтожены. Час назад смирновцы подавили последний оплот демократии в Ростове.
Эти новости принес в госпитальную палатку Прядилин, успевший уже где-то сменить свои драные джинсы на армейский камуфляж. Мы как раз сидели возле очухавшегося и довольно бодрого Чижа, ехидно обсуждая новый облик Дубинина. Костя, который вовремя сообразил слинять из расстреливаемого здания, имел красную физиономию, на которой полностью отсутствовали ресницы и брови. На голове же присутствовали большие проплешины, и Корнет до сих пор вонял жженым волосом. Его обшмалило, когда Дубинин, уходя от обстрела, проскочил через горящую хату. И теперь вся палатка, слушая его рассказ и глядя на креативную прическу, ржала от души. Спросите, чего тут смешного? Да ничего. Просто мы все были живы и нам было хорошо.
А тут еще майор с отличными новостями появился. И не просто с новостями, а с бутылкой водки, которую поделили на всех раненых. На нос получилось грамм по пятьдесят. Но только решили добавить, как пришел фельдшер, развозникался и всех лишних выгнал. Поэтому мы расположились на лавочке за мэрией. Здесь было тихо: никто не орал, не плакал, не смеялся, не матерился в горе или радости. Здесь же мы и приговорили на четверых еще одну бутылку. Молча. Видно, откат пошел после сегодняшнего сумасшедшего дня. А когда курящие закурили, Прядилин, до этого разглядывающий что-то в темном небе, вдруг сказал:
— Мужики, а ведь сегодня наш главный день.
Цыган удивился:
— В смысле?
Все тоже заинтересовались непонятными словами, и Игорь объяснил:
— Понимаете, просто у каждого есть такой день. Для кого-то это день свадьбы, для кого-то рождение ребенка, для кого-то обретение настоящего друга. Но все эти события касаются одного человека или очень небольшой группы людей. А сегодня мы, всем миром, изменили историю. Понимаете? Не кто-то, где-то или когда-то, а именно мы и именно всем народом! Поэтому я и говорю, что сегодня наш общий главный день.
Костя, осторожно почесав опаленный затылок, спросил:
— А как же Девятое мая?
Майор кивнул:
— Да, это тоже главный день. Но его сделали наши прадеды. А этот — мы! И самое главное, теперь лишь от нас зависит, какая жизнь настанет.
Я вздохнул:
— А какая? Что-то я ни одного строя не припомню, когда бы люди в России нормально жили. Царь? Несерьезно. Коммунисты? Ну ближе к концу правления еще более-менее, а потом они умудрились просрать все, что имели. Демократы? Про этих я вообще молчу. Людоеды, по-другому не скажешь. И что нам светит?
Прядилин усмехнулся:
— Для тебя что, название строя это самая важная вещь? Какая разница, какой там «изм»? Я же говорю, что сейчас все будет зависеть от нас. От тебя, от меня, от Федора, от Константина. И от десятков миллионов других наших людей. Именно мы делаем историю и жизнь, которой будем жить. Так что работы у нас непочатый край! Эх, — Игорь потянулся, — а ведь еще с «турником» твоим разобраться надо…
